9.3 Прибытие в дивизию. Я прибыл домой! Размышления о командирах и комиссарах

9.3

Прибытие в дивизию. Я прибыл домой! Размышления о командирах и комиссарах

Только вечером следующего дня мы выбрались из Орджоникидзевской. Днём начался первый осенний дождь, и автомашина долго ползла на Сунженский хребет. И во второй эшелон 337-й стрелковой дивизии прибыли только к 22 часам. Было темно и грязно. Я вышел, не зная куда направиться, но тут же был окликнут командиром роты связи Пупковым.

— Сюда, товарищ майор! Здравствуйте, с приездом!

— Привет, Пупков! Спасибо.

— Это просто замечательно, что вы опять к нам.

Конечно, всё складывалось отлично. Я прибыл домой! Меня уже ждал ужин, во время которого приходили полузнакомые и незнакомые товарищи, и поздравляли с приездом. Кто-то сразу пытался решить служебные дела. Создавалась иллюзия, что я временно отсутствовал и вот вернулся, и со мною можно решить те вопросы, которые не мог решить мой заместитель.

После ужина поехали на КП, для которого западнее станицы Вознесенской был оборудован земляной городок. Автомашина остановилась внизу, и мы с Пушковым начали подниматься вверх к КП, пока нас не остановил оклик.

— Стой, кто идёт?! Пропуск!

— Пропуск «Мушка»! — не задумываясь ответил я, так всегда отвечал Алексей Дмитриев в 255-й стрелковой дивизии.

— А-а, это вы, товарищ майор! Приехали?

— Приехал… Кажется, шифровальщики?

Шифровальщики охранялись одними и теми же, специально подобранными, красноармейцами.

— Так точно! Выходит, узнали, товарищ майор?

— Узнал.

Мы расстались с часовым у шифротдела довольные друг другом.

Пупков провёл меня в землянку начальника штаба дивизии по глубокой траншее. Вернее, по ходу сообщения — «центральному проспекту имени Дементьева», как мне на ходу объяснили. От которого было ответвление к землянке начштаба.

Начальник штаба майор В. В. Гладышев-Лядов, флегматичный с виду, не высказал удивления в связи с моим появлением и сразу стал вводить в курс дела. Показал оперативную карту с нанесёнными на ней обороняющимися частями и в нескольких словах охарактеризовал работу штаба. Затем Гладышев предложил мне пройтись по землянкам, чтобы познакомиться с работниками отделений и на месте выслушать доклады их начальников.

— Пожалуй, вначале мне надо доложить о прибытии комдиву! — решил я.

— Его нет. Он на НП.

— Связь с НП есть?

— Вот телефон. Прямой. Вначале позвоню я, — сказал Гладышев.

— Знаете что? Лучше позвоню я. Хорошо?

Полковник Дементьев отозвался сразу же.

— Товарищ полковник! Гвардии майор Рогов прибыл в ваше распоряжение!

— Прибыл? Здравствуй. Знакомься там, приду — поговорим. Вот что, — немного помолчав, решил комдив: — Тебе все знакомы, не тяни, сразу же приступай к исполнению своих обязанностей. Передай трубку или сам скажи моё пожелание Гладышеву.

— Есть, сказать Гладышеву!

Я положил трубку и передал распоряжение комдива Гладышеву.

— Приказано не тянуть, скорее включаться в работу. Так что, обойдём хозяйство и пишите бумагу о приёме сдаче.

И мы пошли в оперативное отделение. Пока шли, майор рассказывал о начальнике оперотделения капитане Гаевом.

— Призван из запаса, учительствовал. Служил в штабе ещё в гражданскую войну. Ему трудно. Он старое забыл, да и не то нынче время.

В землянке оперотделения, основного организующего центра штаба, было светло. Ярко горели электролампочки, подключённые к танковому аккумулятору. Когда мы вошли, все встали с подчёркнутой готовностью. Вперёд вышел старший лейтенант Ленков.

— Здравия желаю товарищ майор! Оперативное отделение закончило составление оперативной сводки, сейчас чешет языки. С приездом вас!

Майор Гладышев-Лядов гневно выпрямился. Вместо официального доклада допущена такая вольность.

— Здоров будь, Ленков — и я пожал ему руку. — Как вы тут без меня жили? Яштылов, здравствуй. Привет Рябикину, нашему непревзойдённому топографу. Ага, и Медведев здесь. Всё делопутствуешь?

Медведев, пожилой грузный человек, ведал делопроизводством штаба.

Гладышев смотрел непонимающими глазами, но я не спешил объяснить в чём тут дело. Правда, вольность, допущенная Ленковым при докладе, и мне не совсем была понятна.

— Катя, здравствуй! Машинка в порядке? А ты, как всегда, с операторами, товарищ Федоровский?

Старший лейтенант Федоровский был начальником отделения тыла.

Поздоровался я и с телефонистами роты связи, знакомыми мне.

Все были оживлены, стали задавать мне вопросы. Майор Гладышев решил, что я бывал в дивизии по делам службы, но ему объяснили:

— Майор Рогов, наш бывший начальник штаба в 228-й стрелковой.

Пришёл лейтенант Авдеев, за ним майор Денежкин А. Л., помощник командира роты связи лейтенант Хохлов, начальник штаба артиллерии майор С. Иванов (в 228-й стрелковой дивизии он был начальником штаба 669-го артполка у майора Гребенникова), начальник шифровального отделения старший лейтенант Кузнецов с помощником, начальник АХЧ техник-интендант Иголкин Н. М., и другие работники штаба и управления.

А дальше бойцы начали вспоминать минувшие дни…

Майор Гладышев вскоре ушёл, проговорив:

— Я вижу, что больше здесь не нужен. Вы в курсе дела. Пойду готовить приказ о приёме-передаче.

Долго ещё не смолкали смех и шутки. Пришла и женская часть штаба и управления: переводчица, машинистка политотдела и сотрудница полевой почты. Между всякими разными разговорами вклинивались служебные дела, по которым я отдавал распоряжения. Тем более, что «народ» обращался ко мне с подчёркнуто деловым видом, так, как будто я и не отлучался на три месяца. Принесли сводки с заделанной уже моей подписью.

— Подпишите, товарищ майор, всё равно вы теперь наш начальник штаба. У Гладышева настоишься, пока подпишет. Привык в своём военкомате! И, вообще, не подступиться к нему!

— Подлизываетесь, уважаемые! И не стоит лягать майора Гладышева, как то описано в басне Крылова.

Я сказал это потому, что Ленков сговорившись с другими, построил свой доклад в таком «вольном» стиле из желания досадить Гладышеву. Уж очень тот бал официален.

Лишь через 23 года, работая над документами в архиве в Подольске, я узнал причину замены Гладышева, прочитав приказ войскам 9-ой армии № 0020 от 25 сентября 1942 года. Он был снят и назначен на должность с понижением «за бездеятельность и отсутствие руководства подчинёнными штабами». Неофициальная причина может быть сформулирована так: неумение жить с подчинёнными (и начальством!) на основе взаимопонимания, доброжелательности, доверительности.

Возвратившись в землянку, я позвонил комдиву:

— К выполнению своих обязанностей приступил.

— Уже? Передай трубку Гладышеву.

Майор Гладышев доложил о передаче обязанностей и выслушал напутствие полковника.

— Ну, вот и всё. Пойду, не буду вам мешать. — сказал я.

— Куда же это вы? Место же есть!

— Сегодня я переночую у комдива, он мне разрешил.

— Ну, как хотите.

Передний край обороны 337-ой стрелковой дивизии ломался почти под прямым углом. Верхняя половина угла смотрела в направлении совхоза № 14-Прохладный, как раз в то место, где Терек резко поворачивает на восток. Терский хребет здесь значительно выше, чем в восточной его части, и склоны его круче. И вообще, рельеф его там более изломанный, резче выражен. Между высотами с острыми вершинами проходили более узкие и глубокие долины. Говоря по военному, местность здесь была резко пересечённой.

Правый фланг дивизии проходил по подошве Терского хребта, вдоль… кукурузного поля! Фронтом на север. Круто поворачивая на юг в устье глубокой долины между высотами 221,7 и 390,9, передний край постепенно поднимался по восточному скату высоты 478,8 и, выходя на гребень её, достигал главного водораздела Терского хребта. Там передний край пересекал шоссе Малгобек — Вознесенкая — Грозный и обрывался. Далее шла оборона 89-й стрелковой дивизии.

Слева оборонялась 417-я стрелковая дивизия под командованием полковника Шевченко. Начальником штаба у него был майор Хамов, бывший райвоенком. С правым соседом я разговаривал только по телефону и никогда не видел его в лицо. С подполковником Хамовым мне довелось быть соседом в 1943 году на Днепре, но и там мы не встречались лично.

На следующее утро я, в сопровождении лейтенанта Авдеева, пошёл на НП комдива, чтобы увидится с полковником Дементьевым, полковником Дзевульским, ознакомиться с местностью, расположением противника и своих войск, доложить комдиву проекты некоторых приказов, в их числе и моём вступлении в должность.

КП наш был расположен на высоте 657,1, гораздо выше места расположения НП. Так что в самом начале моего пути, идя строго на запад, я стал спускаться вниз и у вершины узкой и глубокой долины, выходящей к водоразделу справа, со стороны Тереку, вышел на дорогу и пошёл по ней. Свернув по тропе вправо, я прошёл по восточному скату высоты 390,9. В узкой долине, вершину которой мы только что обогнули, стояли на огневой позиции орудия третьего дивизиона, которым командовал старший лейтенант А. С. Андреев, бывший начальник артиллерии 767 стрелкового полка 228-й дивизии. Дивизион сделал несколько выстрелов, видимо пристрелочных, и тем выдал себя.

— Неплохо замаскировались, — сказал я Авдееву.

Немного дальше по лощине были видны землянки, возле которых ходили бойцы. Это был резерв дивизии, учебный батальон. Батальоном командовал старший лейтенант Шандара, оказавшийся весьма колоритной фигурой.

От шоссе до НП было около 500 метров и землянка комдива хорошо просматривалась. Над ней вился дымок. Время осеннее, конец октября, всё чаще шли дожди, а по утрам стояли густые-густые туманы.

У землянки стоял командующий артиллерией дивизии полковник Дзевульский Александр Октавианович, чудеснейший человек, внешне чем-то напоминавший Г. Котовского, такой же грузный и с бритой головой. Старый, многоопытный артиллерист полковник Дзевульский, обычно его звали Александр Александрович (Сандр Сандрович, слышалось), давно и явно перерос масштабы дивизии, и приходилось лишь удивляться столь нерациональному использованию артиллерийских кадров.

— Приветствую вас, Константин Иванович! Как живы-здоровы?

— Спасибо, товарищ полковник. Живём понемногу. А как вы? — ответил я.

— Живём, не тужим. Рад, очень рад, что вы вернулись к нам. Заходите в землянку. Николай Николаевич сейчас придёт. Он на НП.

Землянка, это было одно большое помещение со сплошными нарами вдоль стены. Здесь находились: адъютант комдива лейтенант Попов, лейтенант Яштылов, начальник инженерной службы дивизии майор Ханювченко. Ханювченко спал. Впрочем, он назывался теперь дивизионным инженером! Это должность, а образование у него было низшее, практик из сверхсрочников. Долгие годы службы Ханювченко на эту высокую должность. И, пожалуй, умение приспосабливаться.

Вслед за мной в землянку вошёл комиссар дивизии, то есть, заместитель командира дивизии по политической части полковой комиссар Осадчий. Мы познакомились. Я тут же спросил:

— А где Кутьин?

— Кутьин убыл в распоряжение политуправления фронта. Товарищ Осадчий был назначен в дивизию раньше и уже работал, — пояснил Дзеульский.

— Жаль, хороший был человек! Сожалеюще сказал я полковнику.

Должен сказать о дальнейшем. Полковник Осадчий в нашем дружном коллективе тоже был «вполне»! Но я его знал только как замполита, а не комиссара. А это не одно и то же. Чтобы узнать человека, назначьте его начальником, так говориться в одном изречении. И, конечно, побудьте в его подчинении, так сказал бы автор, то есть я.

Да, коллектив в управлении 337-й стрелковой дивизии был очень дружный. Самый дружный из всех, в которых я бывал до и после 337-ой. И душой этого коллектива был Николай Иванович Дементьев.

Через 23 года, на праздновании Дня Победы в г. Лубны, автор, к слову пришлось, спросил бывшего комдива генерала Петрушина:

— Не знали ли вы Николая Ивановича Дементьева?

— Знавал, и с давних пор! Исключительно компанейский человек!

— Это мой бывший командир, — похвастался я. Таким командиром можно было и похвастаться.

Под стать командиру был и полковник Дзевульский. Оба они были общительными, простыми в обращении с подчинёнными, но без панибратства и без начальственной насыщенности.

Такие начальники встречаются не часто. С Николаем Ивановичем можно было разговаривать запросто, спорить и не соглашаться с ним, свободно высказывать своё мнение, не боясь, что это при случае повернётся против тебя же.

Из больших начальников особо выделялся в этом отношении Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Это знали все бойцы и командиры всей нашей Советской Армии периода Великой Отечественной войны, до и после неё. Знали те, кто служил и не служил в его непосредственном подчинении. Слава об этом человечном человеке распространялась по всем фронтам.

Вот что пишет о К. К. Рокоссовском в своей книге «Рокоссовский» В. Кардышев:

«…А относились товарищи к Рокоссовскому с любовью и уважением. В годы Первой мировой войны, в суровых боевых буднях, складывается и формируется, крепнет и закаляется характер Рокоссовского: сдержанный, уверенный, лишённый позы, бахвальства. В то же время, несмотря на тяготы и ужасы войны, которая нередко огрубляет человека, Рокоссовский сохраняет на всю жизнь доброжелательность, стремление понять человека, войти в его положение, что впоследствии воспринималось и людьми, его окружающими, и его начальниками, как мягкость характера. Некоторые люди склонны видеть сильную волю в жестокости, а твёрдый характер — в грубости. Но вот Рокоссовский, обладая и волей и характером, с юных лет и всю жизнь, начисто был лишён и жестокости и грубости в отношении подчинённых».

А вот о Г. К. Жукове шла слава прямо противоположная. При всей его полководческой талантливости. Как и о многих других военачальниках. Автору, например, не только приходилось слышать от других о нецензурной ругани маршала Москаленко, но и самому испытать унизительное чувство при грубом разносе моего будущего комдива Г. О. Ляскина в таких сверхоскорбительных выражениях: предатель, изменник. Да мало ли было таких начальников, попирающих достоинство человека-подчинённого, но не начальника! К своему начальнику они относились вежливо и покорно. Им всё это сходило с рук. А ведь они были членами партии, но не мало не смущались этим, зная свою безнаказанность даже по партийной линии. Кстати, маршал Москаленко не допускал хамства по отношению к политработникам. Почему?!

Полковник Дементьев не был, конечно, идеальным человеком, но обладал хорошими качествами, в частности, бескорыстием. Не имел привычки выгораживая себя, ставить под удар того или иного подчинённого. Эта черта присуща не малому числу людей, в том числе и неплохим, в общем, командирам. Не знаю, правомерна ли эта оценка. Она особенно проявляется в такие исторические периоды, когда твориться суд скорый, но не правый. Когда закон подчиняется воле одного человека или группы людей.

Само собой, дружный коллектив наш, как и другой хороший коллектив, когда в него попадал человек с «изъянами», благотворно на него влиял, делал его лучше. Хотя бы на то время, когда этот человек находился в данном коллективе.

Полковой комиссар Осадчий стал заместителем командира дивизии по политической части на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1942 года об установлении полного единоначалия и упразднении института комиссаров в Красной Армии. Указ этот широко комментировался среди командно-начальствующего состава, ведь комиссары то вводились, то упразднялись несколько раз за время существования Красной Армии. Когда в первый месяц Великой Отечественной войны был введён, вновь введён институт военных комиссаров, все восприняли это как меру направленную на увеличение стойкости Красной Армии. В Москве, например, можно было услышать такое суждение:

— Теперь наведут порядок!

Это потому, что непонятно было, по какой причине армия наша так быстро отходит. Она должна была воевать «малой кровью и на чужой территории»! Но армия и после введения института комиссаров продолжала отходить, иногда угрожающе быстро. Выходит, не в комиссарах дело?

Да и в Красной Армии давно уже почти не осталось офицеров старой армии. Командиры наши стали политически грамотными, проверенными, идейными, почти на сто процентов членами или кандидатами в ВКП(б), или комсомольцами. В большинстве своём командиры были вчерашними рабочими или крестьянами-колхозниками, сыновьями рабочих и беднейших крестьян. Многие командиры имели даже больший партийный стаж, чем политработники.

1941 год — тяжёлый период в жизни нашей страны и армии. Но в конце 1942 года (9 октября), когда институт комиссаров был упразднён, положение было ещё более тяжёлым. Немцы вышли к Волге и на Северный Кавказ! Положение было такое, что Сталин был вынужден издать и обнародовать такой приказ, как № 227. Так в чём же дело? Изменился состав корпуса красных командиров, он стал надёжнее в политическом отношении, чем кадровые командиры 1941 года, большинство которых погибло уже? Или комиссары не оправдали надежды, на них возлагавшиеся? Казалось, в той тяжелейшей ситуации нужно было ещё больше укрепить и увеличить число комиссаров, а тут… наоборот!

Ладно, другие времена, по другому надо организовывать дело. Шаблон во всех случаях вреден. Однако, совершенно ясно, что партийное руководство в войсках, как было, так и осталось, не стало ни худшим, ни менее действенным, как и от того, что командиры стали офицерами. Конечно, командир не стал оглядываться на комиссара, как это было. Ответственность его возросла, не стало и конфликтных ситуаций.

Кстати, ещё об одном. Имена, даже сверхзаслуженные в прошлом, маршалов Ворошилова, Будённого, Тимошенко, не сыграли той роли, на которую рассчитывали, когда их назначили в 1941 году командующими направлений. Имена, как и реорганизации, переименования, вовсе не обладают магической силой, если они не обеспечиваются чем-то материально-осязаемым. Конечно, может быть эти имена не сыграли своей роли потому, что просто нельзя было уже исправить то, что уже определилось прежними ошибками и недоработками. А может быть и тем, что они мыслили ещё категориями гражданской войны? Как бы то ни было, а не получилось того эффекта на который рассчитывали.

То же и комиссары. Они просто не могли быть теми комиссарами, какими были комиссары в гражданскую войну. И обстановка была другая, и люди были другими. К этому можно добавить то, что ещё в 20 году В. И. Ленин твёрдо выступал за переход армии к единоначалию, как единственно правильной постановке работы. Ленин не только по этому поводу, но и по ряду других вопросов высказывался и проводил свою точку зрения. Но мы, почему-то, иногда не следуем заветам Ленина, делаем вопреки Ленину, а когда дело не получается, начинаем вспоминать, что товарищ Ленин предупреждал…

В данном случае, ясно было, что при ведении боя некогда оглядываться и спрашивать, что думает комиссар. Особенно, когда надо мгновенно принимать решение и решительно приводить его в жизнь. Да и не всегда комиссар бывает рядом. Не говоря уже об отсутствии у комиссаров, очень часто, военной подготовки. Большей частью никаких трений между командиром и комиссаром не было. Большей частью…

В этой связи мне хотелось бы поговорить и о следующем. Чем дальше, тем чаще слышится восторженное и почтительное: «Комиссар!» или «Его называли комиссаром!» или тому подобное. Под этим понимая идейность комиссаров, их твёрдость, бескомпромиссность в борьбе за коммунистические идеалы, их способность увлечь за собой массы, вдохновить их на борьбу. Значит комиссар, это тот, кто во всех отношениях выше обыкновенного партийно-политического работника? Так? Но откуда взять таких? Как их отобрать, определить? По каким показателям? Назначить человека комиссаром и он сразу станет таким? Чушь!

Кто такой комиссар? Это особоуполномоченный партии, партийный работник с особыми правами. Комиссар являлся комиссаром не потому, что он на голову выше другого партийно-политического работника, а потому, что у него должность комиссарская, у которой особые права. Комиссар был равен по должности тому командиру, к которому он приставлен комиссаром. Без комиссара, его санкции, подписи, приказ командира недействителен. Равен по должности, но комиссар мог отменить приказ командира, а командир отменить приказ комиссара не вправе! Комиссар, в особых случаях, мог отстранить командира от командования, а командир комиссара не мог. В этом, а не в чём-либо ином, отличие комиссаров от политработников. При этом комиссар мог не иметь вообще военного образования, либо иметь военные знания намного ниже, чем командир. Во что это могло вылиться в боевой обстановке?

Для справки. В распоряжении комиссара находился политотдел, начальник политотдела, это лицо подчинённое комиссару. Кроме того комиссар осуществлял надзор за работой военной прокуратуры, военного трибунала и военной контрразведки.

Кто стал комиссарами? Политруки, заместители командиров частей по политчасти. Кем стали комиссары после отмены этой должности? Политруками, заместителями командиров частей по политчасти! То есть политрукам на время придали больше полномочий. Когда выяснилось, бесполезность этого действия, а то и вредность, то просто отняли приданные полномочия.

Но вернусь к своему повествованию.

Когда пришёл с НП Николай Иванович Деменьев, он поздоровался со мной так, как будто мы расстались лишь накануне, без намёков на эмоции. О делах военных, то есть о службе говорили недолго, переключились на разное. Комдив спросил, где я побывал за эти почти три месяца, что интересного знаю. Особенно его интересовала служба «у Василяна», его старого знакомого.

О периоде формирования и первых боях 337-й я узнал из журнала боевых действий. Начало формирования 337-й стрелковой дивизии определено было приказом войскам Закавказского Фронта от 29 июля 1942 года, на основании Постановления Государственного Комитета Обороны № 2114 от 28 июля 1942 года.

В начале, до 20 августа, дивизия формировалась в городе Моздок. В частности в Моздоке формировалось управление дивизии, штабные части и подразделения, в том числе: 449-я отдельная рота связи, 398 отдельная разведрота. А также специальные части: 616-й сапёрный батальон (командир батальона — капитан Колониченко Алексей Фёдорович), 47-й отдельный противотанковый дивизион (командир — старший лейтенант Иов), 899-й артиллерийский полк (командир — майор Гречухин Фёдор Иванович), отдельный пулемётный батальон (командир — капитан Борисенко В. И.), 421 отдельный медико-санитарный батальон, 1129 стрелковый полк (командир — майор Лахтаренко Максим Николаевич, казак-кавалерист).

1131 стрелковый полк формировался в городе Малгобек (командир — майор Устинов Николай Иванович, бывший начальник штаба казачьего полка). 1127 стрелковый полк формировался в станице Терской (командир — майор Першев).

В состав 337-ой стрелковой дивизии влились, кроме управление 228-й сд и штабных подразделений, почти весь наличный состав артполка и противотанкового дивизиона, часть персонала медсанбата. Это потому что артиллеристы не потребовались в тех частях, которые вели бои. А вот личный состав стрелковых полков был полностью влит в одну из дивизий на фронте. Там был огромный недокомплект пехотинцев, ибо потери пехоты превышали потери артиллерийских частей в несколько раз.

В связи с приближением противника, к 22 августа, 337-я стрелковая дивизия перебралась в город Карабуджахет Дагестанской АССР. Об этом периоде у меня в памяти не сохранилось ничего, кроме анекдота, рассказанного на полном серьёзе Николаем Ивановичем.

— Сидим мы как-то возле штаба и видим, что на ишаке едет по улице дагестанец. — Куда едешь? — спрашиваем.

— В больницу жену везу! — отвечает.

— А где жена?

— Не видишь? Сзади идёт.

На фронт 337-я прибыла утром 09.09 1942. Закончив продолжительный марш, она сосредоточилась в районе станицы Вознесенской, перейдя в подчинение 9-ой армии. В 18 часов того же дня, она вышла в район высот 390,9 и 478,9, а так же посёлка Советский с задачей наступать северо-западнее города Малгобек. Из этого района, совместно с 9-ой стрелковой бригадой, 10 сентября 337-я начала уничтожение Малгобекской группировки противника и имела успех, отбросив немцев на 2–3 километра и нанеся им большие потери.

Однако, сильными контратаками противника, дивизия была оттеснена на исходные позиции и здесь перешла к обороне, сменив части 176-й и 417-й стрелковых дивизий, через которые она начала наступать десятого числа.

При занятии обороны полкам 337-й пришлось отбивать по нескольку атак противника в день.

Ожесточённые бои продолжались и после.