8.1 Назначение на новую должность. Знакомство с 89-й стрелковой дивизией

8.1

Назначение на новую должность. Знакомство с 89-й стрелковой дивизией

Приехали мы с генералом Замерцевым в город Грозный поздно, и сразу же зашли в управление кадров, которое работало круглосуточно.

Сначала с начальником управления кадров разговаривал Иван Терентьевич. О чём они говорили, я не знаю. Генерал только сказал, что на завтра ему назначен приём у члена Военного Совета. И что мне надлежит явиться в управление кадров тоже завтра.

Я сопровождал генерала до дома Военного Совета, а потом решил побродить поблизости. Прошёл я и мимо здания, где размещался генерал-лейтенант И. И. Масленников. Возле этого дома сновали пограничники в новенькой, хорошо подогнанной, пограничной форме. Пограничников было много. Здесь же стоял ряд чёрных легковых автомобилей с шоферами пограничниками же. Все эти люди, не командиры, но были в хромовых сапогах и с личным оружием, на всех были командирские ремни с портупеями. У дверей дома стояли двое старшин, которые оценивающими взглядами осмотрели меня с ног до головы. Я заспешил, стало как-то неприятно, возникло чувство виновности. В чём? Найдут, если захотят.

И тут я встретил майора Болх, моего сослуживца по штабу 24-й армии. Впрочем, Блох уже был подполковником, и ещё более важным. Он работал в оперативном отделе штаба группы войск старшим помощником, а это поболее, чем какой-то начальник штаба дивизии:

— Знаешь, мне некогда. Спешу с докладом к начальнику штаба группы!

И Блох ушёл. А как же, он опять главный информатор!

Встретил я и другого сослуживца, майора Вареновского. Тот обрадовался мне. Мы поговорили, он то и поведал мне о старшем лжелейтенанте Касаткине.

Генерал Замерцев вернулся из Военного Совета с известием:

— Меня направляют самолётом в Тбилиси, а оттуда — в Москву. В отделе кадров я всё о тебе сказал. А теперь пойдём, посидим перед дорогой и расстанемся. Повезёт, так увидимся ещё.

— Ладно, расставаться, так расставаться. Были бы живы!

Начальник управления кадров встретил меня такими словами:

— Вы хотите вернуться на должность начальника штаба дивизии?

Я об этом не думал. Но куда же ещё?

— Дело знакомое.

— Вот и хорошо. В таком случае я рекомендую вас в 89-ю стрелковую дивизию. Эта дивизия формировалась в Ереване и недавно прибыла к нам. Кстати, командир дивизии подполковник Саркисян учился вместе с вами в академии и просил направить вас к нему.

— Что-то не припоминаю такого, товарищ полковник.

— Но он утверждает, что знает вас.

— Чёрт его знает, может быть он с курса «А»? — подумал я.

— Весь состав дивизии — армяне, но есть приказ, чтобы начальники штабов полков и дивизий в таких формированиях были русскими. Если не возражаете, то уже к вечеру за вами приедет машина.

Заметно было, что кадровик излишне расхваливает дивизию, и рад моему согласию. Но тогда я не придал этому значения. В 60-е годы я у кого-то читал, что национальные части себя не оправдали, они, скажем так, оказались «менее боеспособны».

Вскоре за мной пришла машина. Более того за мной приехал сам командир дивизии подполковник Саркисян.

— Весьма любезно с его стороны. То ли воспитанный такой, то ли ему очень хочется заполучить опытного начальника штаба. — подумал я.

Подполковник Саркисян и отдалённо не напоминал никого знакомого. На нём была отлично сшитая форма кавалериста. Не «хб», как у меня, а из саржи. Сапоги хромовые, начищенные до зеркального блеска. На голове — кубанка с красным верхом. При нем же был и весь арсенал: шашка с серебряным эфесом, дареная, наверное, пистолет в желтой кобуре, бинокль в желтеньком же футляре, и еще что-то в коричневом футляре /табак?/. Словом, Саркисян был весь новенький. И очень радушный…

— Здравствуйте, дорогой, здравствуйте! Очень рад, что у меня будет такой начальник штаба. Фронтовик, к тому же! Садитесь, пожалуйста, в машину. Где ваши вещи? Кладите сюда… Это ваш ординарец? Садитесь, дорогой, сейчас поедем.

Какой моторный. И одуматься не дал!

— Мне, товарищ подполковник, начальник управления кадров сказал, что вы учились со мною в академии. Я вас не помню.

— Извините, пожалуйста, но мы учились в одной академии! — голосом подчеркнул слово «в одной» Саркисян и довольно расхохотался. — Никакого обмана нет!

Мы выехали из Грозного и оказались на шоссе, идущему по долине Алхан-Чурт к Малгобеку. В дороге подполковник рассказал, что 89-я с 10 сентября заняла заранее подготовленную оборону на тыловом рубеже по линии: южные скаты хребта Терский, отделение совхоза, гора Наурская, с задачей — не допустить прорыва противника в долину Алхан-Чурт.

Вскоре мы были в крохотном рабочем поселке, где разместился штаб дивизии. Это чуть-чуть дальше, чем то место, где начальник кафедры химзащиты академии им. Фрунзе устраивал нефтяные заграждения против танков.

Вначале я познакомился с комиссаром дивизии старшим батальонным комиссаром Айрепетяном и с начальником политотдела. В штабе меня встретили комиссар штаба батальонный комиссар Данилов и начальник оперативного отделения майор Исаханян.

Комиссар штаба Данилов сразу же понравился мне доброжелательностью. Обрусевший армянин Данилов был на два года старше меня. А майор Исаханян был значительно старше, лет около сорока или свыше сорока, уже отяжелевший, спокойный, медлительный. И без всякого там самодовольства, так и выпирающего у Саркисяна. Исаханян был опытным командиром, работягой и хорошим товарищем. Лучшего заместителя нечего было и желать. Из шести дивизий, в которых пришлось мне служить, это был лучший начальник оперотделения. Не считая, конечно, А. Н. Дмитриева, моего однокашника.

Разведывательное отделение возглавлял майор Сизов, таких, примерно, лет, что и Исаханян. Опыт у Сизова тоже был.

Русских в дивизии насчитывалось всего семь человек. Шесть «чистых», а седьмой полуосетин-полурусский старший лейтенант Шелихов, начальник штаба 400-го стрелкового полка. Таким образом, кроме меня, русскими были: три начштаба полка, начразведки, начальник артиллерийского снабжения капитан Артемьев, и заместитель командира одного из стрелковых батальонов.

— Нашу дивизию снаряжал весь армянский народ! — хвалился комдив. Однако ж, дивизия была экипирована далеко не с иголочки. Как отмечал поверяющий, командир из инженерного отдела Северно Группы Войск, 89-я имела мало станковых пулеметов, всего 24 единицы, в 390 стрелковом полку их было всего 5. Противотанковый дивизион не имел автомашин. «Обращает на себя внимание плохая экипировка личного состава — рваная обувь, рваные брюки и гимнастерки»…

А винтовки в частях были иранского производства.

В штабе же, к моему удивлению, все было новенькое, и все укомплектовано по штату. Имелась складная мебель. Та, которая планировалась, как штабной инвентарь еще до войны, но которой я так нигде и никогда не видел. За исключением выставки. Был полный комплект пишущих портативных машинок.

На первом служебном совещании, где командир представил меня собравшимся, я познакомился с начальником артиллерии полковником Данилияном, заместителем комдива подполковником Казаряном, командирами и комиссарами полков, начальниками штабов.

Разговор шел на русском языке, но выступавшие часто переходили на армянский. Меня это, конечно, не устраивало.

— Ничего, товарищ начальник штаба дивизии, будем говорить только по-русски. Ругаться будем тоже на русском! И немного по-армянски.

Все приказы, команды, распоряжения, все письменные распоряжения, как приказано, будем отдавать только на русском. Так что, дорогой, не волнуйся!

На самом же деле по-русски говорилось далеко не всегда, а документы, которые писали, подчас приходилось разбирать с «переводчиком». Я, сперва, все документы правил сам, теряя много времени, легче было заново написать, а потом отступился.