9.2 В ожидании официального назначения при отделе кадров 9-ой армии. Станица Орджоникидзевская
9.2
В ожидании официального назначения при отделе кадров 9-ой армии. Станица Орджоникидзевская
21 октября мой ординарец Козлов уже подыскивал мне квартиру в том районе станицы Орджоникидзевской, где располагался отдел кадров 9-ой армии. Мне надо было ждать приказ о назначении.
В течение двух дней я обошёл почти всю, очень разбросанную станицу, делать-то было нечего. Я поражался нерасчётливости жителей, оставивших под главные улицы широченные участки земли. На таких участках поместились бы по три нормальные улицы. Любили, видно, терские казаки привольное житьё. Запомнил ещё шоссе Орджоникидзе-Грозный, да станцию Слепцовскую, что рядом с Орджоникидзевской.
Армейский клуб почти ежедневно устраивал показ кинокартин и, конечно, состоявшие в резерве не пропускали ни одного сеанса. В «зал» пускали только военнослужащих. Но нельзя же было отказать и некоторым девушкам и молодым женщинам. Им «дозволял» по своему усмотрению, постоянный красноармеец-контролёр, явно отдававший предпочтение тем из них, которые были поаккуратнее и приятнее внешностью.
Козлов, быстро ставший «старожилом», задал этому пожилому контролёру однажды ехидный вопрос:
— Ты чо, паря, пропускаешь одних молодых да баских? Самому тебе, это, понятное дело, ни к чему!
Иван, когда начинал балагурить, нарочито «подпускал» в свою речь сибирские словечки и обороты речи.
— Тебя, сержант, могу уважить и посадить рядом косорылую, есть у меня за дверью такие. Только целовать эту кралю-казачку советую пока темно.
Послышались смешки. Иван попытался отступить с достоинством:
— У нас в Сибири не понимают целовать… Было бы чо пощупать!
Тут в разговор вступил ещё один балагур:
— Вот это правильно! А то всякое может быть. Был недавно у нас один капитан с фронта. Ну, с голодухи, ему каждая казачка красавицей казалась. Он и давай, не рассмотрев в темноте, расцеловывать одну. Потом, на неделю почти, из строя вышел.
— Что, схватил? — не выдержал кто-то.
— Да нет! Ещё той ночью его на блевоту тянуло, будто в ужин муху проглотил. А утром-то, при свете, он рассмотрел её, так его и пошло выворачивать. Аж позеленел бедняга. Говорили, и на фронте, как её вспомнит, так его и замутит. Есть-пить не мог, отощал бедняга. Конечно, боеспособность капитана сильно снизилась, батальон его воевать стал плохо. Вот до чего доводят неосмотрительные поцелуи.
Контролёр-распорядитель, присмотревшись за несколько дней ко мне, усадил меня рядом с молодой разговорчивой женщиной. Я узнал, что зовут её Варей, двадцать пять лет, служит в одной районной организации, замужем. Муж, как и все, на фронте, ребёночку три годика, казачка.
— Сейчас будет говорить, что мужа не любит. Или что муж обижал её, она ошиблась в нём. И так далее… — подумал я.
— Знаете, я прожила с мужем почти шесть лет, а чего видела хорошего? Он был всегда недоволен, ревнив. Ни с кем и поговорить нельзя было.
— Так, — рассуждал я про себя: — Теперь мой черёд сказать. Что я, конечно, не женат. Что, если бы встретил такую… Или сказать, что любил одну, а она не дождалась… Или ещё что… Соседка моя, безусловно не поверит мне, но сделает вид, что принимает всё за чистую монету. Это ей требуется для очистки совести, для оправдания.
Но игра была прервана. Веру окликнул старшина, одетый как сверхсрочник, оказавшийся фельдъегерем особого отдела.
Следующим днём я остался очень довольным. Встретил своих однокашников! Сразу двоих!
Сначала повстречался с майором Чижевским:
— Ты уже не во второй гвардейской?
— Как видишь, нет. Вытеснили приехавшие с генералом Захаровым. Теперь я в штабе артиллерии армии. Пошли ко мне, это недалеко. Левина помнишь?
— Левина? Как же! Я не могу его не помнить. Мы с ним встречались в октябре прошлого года в Донбассе. Тогда он командовал истребительно-противотанковым полком и воевал на участке нашей дивизии.
Сейчас Левин мой непосредственный начальник. Он начальник штаба артиллерии 9-ой армии.
Ого! Тем более надо зайти!
Стоит ли говорить, что встреча была тёплой по-фронтовому и радушные хозяева устроили по этому поводу маленькое торжество.
И почему в мирной повседневной обстановке встречи получаются не столь тёплыми и искренними?
Левин уже стал подполковником. До назначения в 9-ю армию долго лечился в госпитале. Он был ранен в ногу ещё под Чаплино, в тот день, когда мы расстались с ним у огневых позиций его противотанкового полка. Буквально через несколько минут после того, как Левин соскочил с подножки моего автомобиля! И раненному ему крепко досталось на станции Лиски, где санитарный поезд, в котором он находился, попал под сильную бомбёжку. Санпоезд был разбит, а Левин оказался в канаве, куда его выбросило взрывной волной.
Левин хромал. На нём, что называется, не было живого места.
К хозяйкам дома, где мы проживали, часто приезжали гости. 23 октября у них ночевала сотрудница полевой почты 337-ой дивизии. Она приезжала за почтой. От неё я с удовлетворением узнал, что начальник связи дивизии и командир роты связи служили в 228-й стрелковой.
— Кого ещё вы знаете, кроме майора Денежкина и старшего лейтенанта Пупкова? — поинтересовался я.
— Ещё знаю младшего лейтенанта Авдеева.
— Ага-а! Мой нештатный адъютант на месте! — совсем развеселился я.
В тот же день после обеда мы застали в доме новых гостей. Это были две женщины. Одна из них назвалась старшей сестрой молодой хозяйки, счастливой матери двух крошечных близнецов. Это была «солидная тётя», с весёлым нравом, часто показывающая в улыбке сверкающие золотые зубы, полный рот! У неё было крепко сбитое тело, на что Козлов отреагировал как кот, увидевший кусок рыбы. Он прищурил глаза и облизался. Иван и в самом деле интересовался «объектами» у которых было что «пошшупать». И, конечно, подобрался, позубоскалил. Но «тётя» на его ухаживания не ответила.
Вторая гостья была значительно моложе. Небольшое смуглое личико её озарялось, иногда, улыбкой, смущённой или застенчивой. Волосы у неё были тёмные, причёска короткая, на шее шрамик, вырезали свинку. Несмотря на то, что ей не было и двадцати пяти лет, она была матерью двух детей, старший из которых учился во втором классе. А фигурка у неё была гибкая, девичья. Замуж она вышла в шестнадцать лет.
Отвечая на мои вопросы, вторая гостья терялась, отвечала невпопад, но её лицо и глаза выражали застенчивую готовность отвечать ещё на тысячи вопросов.
Гостьи пришли из Ассиновской по делам школы.
— Далеко ли до Ассиновской и чем она знаменита? — спросил я.
— Недалеко. Около пяти километров. Селение красивое, много зелени. Возле нас аэродром, где все лётчики — женщины, — ответила солидная тётя.
— А что, если сходить туда от нечего делать? Станицу посмотреть и этих знаменитых лётчиц. — И я улыбнулся, вспомнив, как «закодировал» лётчиц командарм Коротеев словом не для женских ушей.
К вечеру вторая гостья засобиралась в обратный путь.
— Сходите, проводите Таню, товарищ командир! Нехорошо отпускать в дорогу молодую женщину без провожатого, — попросила меня первая гостья.
— Вы не слушайте её. Она шутит! — запротестовала Таня.
— Ты помолчи, Таня. Какие тут шутки.
— Ладно, где наша не пропадала! — согласился я, решив довести женщину до Ассиновской и, заодно, посмотреть на лётчиц.
Довёл я Таню до Ассиновской и попил чай, поиграл с её ребятишками, мальчиком и девочкой, обрадованных моим приходом. Дожидаясь девушек из полка ночных бомбардировщиков, которые жили, как и Таня, в квартире при школе, у директорши, я дождался… Козлова.
Товарищ гвардии майор, вас вызывают в отдел кадров. Уже готово предписание, есть автомашина из дивизии! — отрапортовал Иван.
Таким образом моё знакомство с девушками из авиаполка ограничилось тем, что по дороге разглядывал девушек техников и мотористов, возившихся у самолётов У-2, замаскированных в капонирах.
— А что ты, Иван, не приехал за мной на машине? — поинтересовался я.
— Они же не специально за вами приехали, но обещали подождать.