5.

5.

По городу продвигались медленно. Проезжая часть улиц была исковеркана взрывами снарядов и мин. Наконец колонна остановилась. Красиков пошел в голову колонны, чтобы найти легковушку полковника Польского. Я и Богунов, воспользовавшись остановкой, выпрыгнули из кузова, чтобы поразмяться. Осмотрелись вокруг: находимся на улице с двух-трехэтажными домами. Многие из них полностью или частично разрушены, но виднелись и сохранившиеся здания. Об этом, прежде всего, свидетельствовали слабо поблескивавшие при лунном свете стекла окон.

Несмотря на ночь, мы увидели приближавшуюся к нам группу горожан. Это были женщины и дети и несколько пожилых мужчин.

— Здравствуйте, дорогие земляки! Поздравляем вас с освобождением от проклятого врага! — громко обратился к приближавшейся группе орловчан мужчина, вышедший из автобуса, следуемого за нами.

— Здравствуйте! Спасибо! — наперебой отвечали они, спрашивали: — Не иначе, наша Советская власть к нам возвратилась?

— Да, да! Вы не ошиблись. Мы первые вернувшиеся в наш родной Орел представители областных и городских органов власти, — отвечал им все тот же мужчина.

— Если кому надо временное жилье, то добро пожаловать, потеснимся. — пригласила одна из женщин.

— Конечно, потеснимся, в тесноте — не в обиде, — поддержали ее другие женщины. Мужчина из автобуса ответил им:

— За приглашение спасибо! Действительно, нам жить пока негде, из оставленных нами в 1941 году квартир, видимо, сохранились очень немногие, город враги разрушили сильно. Просьба к желающим потесниться и временно предоставить часть своего жилья возвращающимся из эвакуации сообщить об этом в горисполком. А где он будет находиться — станет известно завтра.

— По машинам! — вдруг раздалась команда из головы колонны. Подполковник Красиков кратко сообщил нам, что ему удалось разузнать:

— Наш штаб будет размещаться в сохранившихся домах профтехучилища по улице Советской. Они почти целы, но в них требуется незначительный ремонт, дезинфекция после обовшивевших оккупантов. Сейчас мы будем следовать туда за «эмкой» полковника.

Через минут пятнадцать мы снова остановились. Красиков поспешил в голову уже маленькой колонны, состоявшей из автомобилей нашего штаба и облисполкома. Вскоре он возвратился, сообщил нам: саперы приступили к работе с миноискателями. Наши минеры уже обследуют основное здание профтехучилища, пользуясь электрофонарями. Света в зданиях нет. Представители военной комендатуры уверены в запуске к утру передвижной электростанции. Рассказав все это нам, он распорядился:

— Всем спать. Дядя Миша, полезай в кузов. Я буду дежурить в кабине. Подъем в 7.00.

Не успели мы еще заснуть, как услышали позывные: «Говорит Москва!». Догадались, что это в соседней с нами автомашине облисполкома на полную мощность включен радиоприемник с автономным радиопитанием. Мы выскочили из кузова своего грузовика, побежали туда. Двери автобуса были открыты. Диктор столичного радио сообщил: «Сегодня в Москве состоялся салют — двенадцать артиллерийских залпов из ста двадцати орудий в честь войск Брянского, Западного, Центрального фронтов, освободивших город Орел, а также в честь войск Воронежского и Степного фронтов, освоивших от врага город Белгород». Это был первый за время Великой Отечественной войны салют во славу победы советских войск над немецко-фашистскими захватчиками.

Потом было краткое радиосообщение о положении на фронтах: войска, освободившие города Орел и Белгород, успешно преследуют неприятеля, срывают его организованный отход на запасные подготовленные рубежи. Фронтовым операциям способствуют активные действия партизанских формирований Курской, Орловской, Смоленской, Сумской и Черниговской областей.

После приятных сообщений диктора Левитана мы улеглись спать. Ровно в 7.00 подполковник Красиков объявил нам подъем, громко прокричав: «Кончай ночевать!»

Партизанские минеры своим чутьем или с помощью миноискателя в 8.00 обнаружили в подвале основного здания техникума, предназначенного для размещения партизанского штаба, замаскированный в куче мусора заряд из пяти шашек по четыреста граммов каждая — это два килограмма тола с двумя капсюлями-детонаторами. Электропровод от них скрытно выведен в соседний отсек подвала. Расчет врагов был прост: как только в здание будет подана электроэнергия, заряд сработает, здание будет взорвано. К такому заключению пришли наши минеры. В течение пяти часов, до 13.00 6 августа, партизанские саперы тщательно проверили все уцелевшие и полуразрушенные постройки, отведенные нашему штабу. И только после этого они выставили указатели: у основного входа в здание — «РАЗМИНИРОВАНО», а в других строениях — «МИН НЕТ».

Полковник Польский и нее прибывшие с ним из Ельца осмотрели территорию и постройки, отведенные штабу. Они приняли решение: в основном здании училища разместить штаб, общежитие, учебный пункт радистов и столовую. Нашему отделу передавались все остальные постройки, сохранившиеся на отведенной штабу территории: два больших складских помещения, гараж на десяток автомашин, полуразрушенный двух-этажный особняк, в котором раньше были специализированные учебные классы.

Как только обход территории штаба был завершен и отданы необходимые распоряжения, Польский уехал к начальнику штаба, первому секретарю Орловского обкома ВКП(б), члену Военного совета Брянского фронта А. П. Матвееву, чтобы доложить предложения по передислокации штаба из Ельца в Орел.

Согласовав с Матвеевым детали передислокации, Польский с Красиковым на штабной «эмке» возвратились в Елец для организации перебазирования хозяйства штаба.

Мы с Богуновым начали готовить первый этаж особняка для размещения в его трех комнатах личного состава отдела. Обойдя все постройки, нашли несколько исправных столов, книжный шкаф и две металлические солдатские кровати.

— Если Красиков не отправит из Ельца мебель нашего отдела, то многим его сотрудникам придется сидеть и писать на полу, — высказался Богунов, зав. делопроизводством отдела.

— Главное, чтобы он переправил сюда запасы вооружения и боеприпасов, чтобы было чем удовлетворить заявки партизанских соединений. Мебель — это не первоочередная наша проблема. — ответил я ему.

Еще раз посмотрев две сохранившиеся небольшие проходные комнаты на втором этаже особняка, мы сошлись во мнении оставить их под квартиру супругов Красиковых. Я тогда узнал от Богунова, что жена подполковника Красикова, Надежда Алексеевна, является сотрудницей оперативного отдела нашего штаба.

Когда обходили помещения, отведенные штабу, обнаружили в них несколько исправных столов и стульев, две солдатские кровати. Перетащили все это в комнаты первого этажа особняка, предназначенного для размещения нашего отдела.

Дядя Миша, как только загнал грузовик в пустующий гараж, тоже решил посмотреть помещения, отведенные отделу. В пристройке без центрального отопления он увидел печку-«буржуйку», сделанную из металлической двухсотлитровой бочки, когда-то предназначавшейся для перевозки и хранения нефтепродуктов.

Старик, проходивший около нас, сообщил дяде Мише:

— Сынок, эти печки смастерили военнопленные красноармейцы, чтобы обогревать вон ту пристройку, в которой они жили. А было здесь около тридцати советских солдат. По приказанию оккупантов, они ремонтировали тракторы, автомобили и другую немецкую и захваченную советскую технику.

— Спасибо, дедушка. Теперь эта печка послужит Красной Армии.

Дядя Миша обратился к Богунову:

— Михайло Иваныч, помоги мне перетащить печку в помещение нашего отдела.

Богунов ответил:

— Дядя Миша, ведь лето еще на дворе, наверно, рано обзаводиться печкой, тем более что к зиме в городе будет восстановлено центральное отопление.

Дядя Миша не согласился с Богуновым:

— Э, милай, не успеем моргнуть, как зима наступит. Издавна в народе говорят: готовь летом сани, а зимой — телегу. А мы с помощью этой «буржуйки» сейчас просушим отведенные нам хоромы. Пока электричества нет, на ней можно и еду сварить, и чайку вскипятить. Гак что, давай, Михайло Иваныч, перетащим ее, ведь, ей-ей, она нам пригодится. А тебя, Павел Васильевич, — обратился он ко мне, — прошу вот эти два жестяных колена и стояк тоже перенести туда же. А стояк коротковат немного, придется печку ставить не посреди комнаты, а ближе к окну, чтобы через оконную форточку вывести дымоход наружу, — по-хозяйски рассуждал дядя Миша.

Когда перетащили печку и жестяные дымоходы в одну из комнат, дядя Миша спросил:

— Павел Васильевич, почему эту печку называют буржуйкой?

Я ответил:

— Дядя Миша, о буржуйке-печке я знаю кое-что. А почему ее так называют, я ответить не могу, есть только мои личные предположения.

— И все же, расскажите ваши предположения, — не унимался дядя Миша.

— Хорошо, я расскажу, слушайте. В 1940 году, в библиотеке нашей воинской части, в которой я был тогда срочнослужащим, мне предоставилась возможность полистать «Толковый словарь русского языка» под редакцией Ушакова. Он об этой печке дал следующее пояснение: «Буржуйка — времянка, небольшая комнатная железная печь, какими пользовались в годы топливного кризиса». Профессор Ушаков не объясняет почему она в народе называется «буржуйкой». Лично я считаю, она появилась в России во времена Октябрьской революции и гражданской войны. Тогда из-за прекращения доставки топлива в Петроград, Москву и в другие крупные города переслали работать котельные, подававшие тепло в казенные и крупные частные здания. Их стали обогревать печками, как вот эта, прозванная рабочим людом «буржуйкой». Это название печка получила потому, что она обогревала буржуев. Для создания таких печей сначала использовались пустые металлические бочки из-под горючего, а потом некоторые предприниматели того времени стали производить такие печи и дымоходные трубы вместе с ними. «Буржуйки» нашли свое применение во время Великой Отечественной войны для обогревания фронтовых и партизанских землянок. Вот что я знаю и что думаю о «буржуйках», — ответил я на вопрос дяди Миши.

— Спасибо, Павел Васильевич. Думаю, что так оно и есть. Вот только профессор не совсем точно сказал в своем словаре, что это небольшая комнатная печь, но которую я обнаружил здесь, она большая и тяжелая. Только вдвоем с Михаилом Иванычем мы перетащили ее в здание.

…Через двое суток в Орел возвратились из Ельца Польский и Красиков со всем личным составом штаба и штабным хозяйствам. В основном это были мебель, сейфы и шкафы с документами. Их доставили сюда на грузовиках. Красиков, как только увидел меня, подал мне знак рукой, чтобы я к нему подошел.

— С приездом, товарищ подполковник! Я вас слушаю.

— Здравствуйте, Павел Васильевич. Добрались мы без дорожно-транспортных и других происшествий. А позвал я вас вот по какому делу: поручаю вам срочное задание: в оперативном отделе возьмите расшифрованные донесения и заявки партизанских формирований, выпишите их потребность в оружии, боеприпасах, запишите координаты доставки. После этого мы определим кому, чего и сколько надо доставить самолетами в первую очередь. Сразу же отправим шифротелеграмму командиру авиаполка о потребном количестве самолетов с посадкой. Еще в Ельце я ознакомился с его шифротелеграммой о невозможности в ближайшие дни выделить самолеты для сброса грузов на парашютах, видимо, из-за недостающей авиации сопровождения.

В ту же ночь я выехал на «газике» Красикова в Лебедянь для отправки грузов самолетами партизанам Брянщины.

На следующий день я и Панский сначала занимались подготовкой грузов к отправке, а вечером — их погрузкой на самолеты. Четыре транспортных самолета нагруженных по заявкам командиров партизанских соединений, поднялись в воздух в сопровождении истребителей и взяли курс на Брянский лес. Покидая аэродром, Панский мне сообщил:

— Павел Васильевич, руководители Лебедянского райкома партии уже давно просят подполковника Красикова о встрече в райкоме с участником партизанского движения. И вот только что диспетчер аэродрома передал мне: звонили из райкома партии, сказали: подполковник Красиков просит товарища Гусева встретиться сегодня с работниками райкома и райисполкома. А вы сами-то готовы сегодня к этой встрече? — спросил он меня. Я ответил:

— Просьбу начальника отдела я готов выполнить, согласен встретиться. Расскажу им о брянских и курских партизанах.

К вечеру мы возвратились в Лебедянь, сразу направились в райком. В приемной райкома Панский доложил помощнику первого секретаря:

— Наталья Алексеевна, представляю вам партизана Гусева Павла Васильевича, рекомендованного подполковником Красиковым для встречи с работниками райкома и райисполкома.

Поздоровавшись с нами, она сняла телефонную трубку и доложила:

— Николай Дмитриевич, товарищи Гусев и Панский прибыли. Обратилась к нам:

— Идемте к первому секретарю райкома товарищу Чеснокову Николаю Дмитриевичу.

Как только мы вошли в кабинет, из-за стола поднялся мужчина среднего возраста и роста в военной гимнастерке без знаков различия.

— Здравствуйте, дорогие гости! — обратился он к нам. Подойдя ко мне, представился:

— Чесноков Николай Дмитриевич, первый секретарь райкома партии. Я тоже назвал свою фамилию, имя, отчество, должность и место службы.

После рукопожатий он предложил нам сесть за приемный стол, сел вместе с нами. Как только мы уселись, Николай Дмитриевич поблагодарил Панского за переданную Красикову просьбу об организации встречи работников райкома с участником партизанского движения; отдельно выразил и мне благодарность за согласие на непредвиденную для меня сегодня встречу, а затем сказал:

— Не будем терять времени, товарищи, в соседней комнате нас уже ждут работники райкома и райисполкома, пойдемте к ним.

В его сопровождении мы вошли в большую соседнюю комнату. Здесь за накрытыми столами сидело более двух десятков партийных и советских работников района. Первый секретарь райкома Чесноков обратился к ним:

— Сегодня у нас в гостях участник партизанского движения в Курской области и на Брянщине Павел Васильевич Гусев. Сейчас он служит в штабе партизанского движения Брянского фронта, в известном всем вам отделе подполковника Красикова, обеспечивающем доставку в тыл врага самолетами всего необходимого партизанам. Поприветствуем его, товарищи, — сам захлопал в ладоши. Его дружно поддержали все присутствующие. Он продолжал:

— Попросим Павла Васильевича рассказать нам о боевых делах курских и брянских партизан, да и о себе лично.

— Может быть, сначала перекусим? — внесла предложение Наталья Алексеевна, — ведь наши гости, да и мы еще не обедали, а на столах уже все остыло. — сказала она, показав рукой на расставленные бутылки и закуски.

«Первый», как иногда называли в товарищеском кругу Николая Дмитриевича, шутливо продолжил:

— Нельзя отказать женщине. Поэтому предлагаю наполнить стопки. — Сделав паузу, пока налили кому сорокаградусной кому сухого, он продолжил: — Я предлагаю наш первый тост: выпьем за здоровье после недавно залеченной раны нашего гостя, партизана Павла Васильевича Гусева!

Я не совсем удобно почувствовал тогда себя за честь оказанную мне, кратко ответил:

— Спасибо, дорогие друзья! — Как и все сидящие за столом, опрокинул стопку.

Стол блистал красиво расписанной, дорогой столовой посудой, а не обилием закусок, как это было в довоенное время. Ведь уже третий год шла воина, поэтому о богатых праздничных застольях приходилось только вспоминать.

Когда все закусили. Чесноков предоставил мне слово.

Я поблагодарил первого секретаря райкома и всех собравшихся за приглашение на встречу, потом последовал мой почти часовой рассказ.

Я не буду утомлять читателя подробностями моего выступления, поскольку о партизанской деятельности в Курской области и на Брянщине ему уже известно из предыдущих глав моей книги.

После выступления мне было задано несколько вопросов: военные или партийные и советские работники командовали партизанскими формированиями; о работе в тылу врага подпольных окружкомов и райкомов партии; кто из курских и брянских командиров партизанских соединений участвовал в совещании в Москве летом 1942 года, и другие вопросы.

А теперь о заключительной части нашей встречи в Лебедянском райкоме партии.

Поблагодарив меня за выступление и ответы на заданные вопросы, первый секретарь райкома обратился к участникам встречи:

— Дорогие друзья! Товарищ Гусев рассказал нам о том, как советские партизаны с первых дней войны наносили и продолжают сейчас наносить существенный урон врагу, отвлекая на себя десятки вражеских дивизий. В этом и заключается их огромная помощь фронту. Но успешные партизанские операции и храбрые действия диверсионных групп, к сожалению, не обходились без потерь в своих рядах. Поэтому я предлагаю завершить нашу встречу поминальным тостом: вечная слава и память советским партизанам и подпольщикам, отдавшим свои жизни в неравных схватках с врагом!

Все встали и на минуту застыли в скорбном молчании, потом выпили по второй стопке.

Прощаясь с Николаем Дмитриевичем Чесноковым, я спросил его:

— Давно вы в этой беспокойной должности?

— Избран в январе 1941 года, третий год подходит к завершению. На фронт не отпускают, говорят, что в тылу тоже нужны опытные кадры, — ответил он.

Я тогда высказал ему свое мнение:

— Руководители Рязанского обкома партии правы. Я желаю вам, Николай Дмитриевич, успехов на этом важном посту.

Как только вернулся в Орел после очередной отправки оружия и многого другого партизанам, я доложил подполковнику Красикову о моей встрече в тот день с работниками райкома партии и райисполкома Лебедянского района, на которую был приглашен районными руководителями.

Выслушав меня, Красиков сообщил:

— Уже после вашего отъезда в Лебедянь мне позвонила помощник первого секретаря райкома. Она спросила меня:

— Константин Алексеевич, когда же будет возможна встреча работников райкома и райисполкома с партизаном? Вы уже давно обещали ее организовать. — Я ей ответил:

— Сегодня с аэродрома из вашего района состоится отправка партизанам военных грузов. Для этого туда выехал работник нашего отдела Гусев Павел Васильевич. Он два года воевал в партизанских формированиях на штабных должностях, ранен, эвакуирован в Курск. После излечения вновь партизанил, был помощником начальника штаба партизанской кавалерийской бригады. А недавно, после ее расформирования, отозван на службу в наш штаб. Но только эта встреча может состояться после того, как самолеты с нашими грузами отправятся в тыл врага. — Она согласилась с временем встречи, сообщила, что приглашение вам будет передано через диспетчера аэропорта. — Вот такой разговор состоялся. Эта встреча для вас была неожиданной. Вы извините, что я не мог отказать в ней райкому партии. Вы не в обиде на меня за такое решение, не согласованное с вами?

— Нет, не обижен, товарищ подполковник, — ответил я.

— Павел Васильевич, в нашем штабе принято обращаться к сослуживцам, в том числе и к старшим по званию и по должности, только по имени и отчеству. Так порекомендовал нам начальник штаба, первый секретарь Орловского обкома ВКП(б), член Военного совета Брянского фронта Матвеев.

…Прошло несколько дней. Начальник штаба партизанского движения Брянского фронта А. П. Матвеев провел срочное совещание, на которое были вызваны его заместители и начальники отделов штаба. Красиков, как только возвратился с совещания, пригласил в свой маленький кабинетик сотрудников отдела и сообщил:

— Товарищ Матвеев утвердил предложения полковника Польского и мои о нижеследующем:

1. В месячный срок передислоцировать из Лебедяни в Орел и в прилегающие к нему села базу МТО нашего отдела.

2. Выделенных нам в Орле складских помещений явно будет недостаточно, ибо увеличивается доставка грузов партизанам более чем в пять раз. Поручается Соколюку, Гусеву и Михальченко, работнику обкома партии, в двухдневный срок найти в городе и в пригородной зоне помещения, пригодные для складирования. Внести соответствующим райисполкомам проекты их постановлений о передаче этих помещений на военное время 5-му отделу штаба. От себя добавлю: к проектам постановлений подготовить сопроводительные письма за подписью товарища Матвеева.

3. В связи с передислокацией из Лебедяни в Орел нашей базы МТО исполнение обязанностей начальника орловской базы возложить на Гусева Павла Васильевича с оставлением его в штате офицерского состава нашего отдела. Павел Васильевич, в отношении Вас было мое личное предложение.

4. Отделу кадров в трехдневный срок подобрать из партизанского резерва 5 кандидатов на должности заведующих складами и сформировать взвод охраны складов.

5. Организацию охраны складов возложить на коменданта штаба старшего лейтенанта Михайлова А. В.

6. Лейтенанту Панскому С. И. находящимся в его распоряжении автотранспортом и по железной дороге в месячный срок отправить из Лебедяни на базу в Орел все, что хранится в его складах. Освободившиеся складские помещения сдать их владельцам. После этого прибыть в Орел для отчетности… Вот такие наши предложения утвердил начальник нашего штаба, — этими словами закончил выступление Константин Алексеевич.

А через неделю стало известно, что авиаполк, предназначенный для доставки грузов партизанам Брянщины, Смоленской и Сумской областей, передислоцировался в Орловскую область и находится в пятидесяти километрах западнее Орла. Там подготовлен аэродром, с которого и будет вестись в дальнейшем отправка самолетами грузов партизанским формированиям.

Командование авиаполка сначала было довольно тем, что их авиамаршруты сократились на расстояние от Лебедяни до Орла. Но так продолжалось недолго. Вскоре еще на большее расстояние увеличилась и глубина доставки грузов. Это произошло потому, что Центральный штаб партизанского движения принял решение о возложении на наш отдел доставки боеприпасов и всего необходимого партизанским соединениям некоторых областей Белоруссии и Украины. Нагрузка на авиаполк по количеству самолетовылетов тоже возросла.