6.

6.

В «Дневнике боевых действий» отряда есть запись:

«…9 октября 1941 г. диверсионная группа в количестве 10 человек минировала дорогу Крупец — Рыльск. Подорвано 6 автомашин, убито больше сорока немцев и много ранено… 10—11 октября 1941 г. диверсионная группа в количестве 8 человек минировала дорогу Марково — Рыльск, где подорвано 3 автомашины с немецкой пехотой и боеприпасами, трактор-тягач. Убито около 30 гитлеровцев…»

Группа Романа Морозова отправилась на задание сразу же после первого партийного собрания. Заместителем командира группы назначили Анищенкова.

Алексею Анищенкову было около тридцати. Несмотря на молодость, он был уважаемым человеком в селе. Его избрали председателем сельсовета. А перед самой войной райком партии и райисполком рекомендовали его на должность председателя местного райпотребсоюза.

К полуночи группа преодолела половину пути от партизанской базы до намеченного участка диверсии. Остановились на отдых. По очереди курили, маскируясь под плащ-палаткой.

Партизан очень волновала обстановка, складывающаяся на фронте. А она была тяжелой. Не случайно в минуты отдыха зашел разговор о переданном вчера по радио сообщении: после тяжелых, изнурительных боев наши войска оставили город Брянск.

— А помните песню, — возмущенно сказал Анищенков, — которую мы пели до войны: «Мы войны не хотим, но врага разгромим малой кровью, могучим ударом!» Пели так бодро, а вот остановить врага не можем. Уже к Москве подбирается, гад! Я уверен, что победа за нами будет, как бы дорого она не обошлась Родине. Но скажи мне, Роман, как убедить в этом народ, оставшийся в гитлеровской оккупации?

Морозов призадумался, потом заговорил:

— Прежде всего. Алексей, мы не должны паниковать. Да, немец уже недалеко от Москвы! Но скоро он выдохнется. Планы Гитлера — бред, он еще не знает, на что мы способны. Мы — люди терпеливые, но в чужое ярмо нас впрячь еще никому не удавалось…

В разговор вступил Петр Сухих:

— Мы пока бьемся с врагом силами кадровой армии. Вот-вот вступят в сражение войска, отмобилизованные на Урале и в Сибири. И погонит тогда немца Красная Армия! А мы будем помогать ей с тыла. Нас для этого здесь и оставили.

— Ладно, прекращаем разговоры, хлопцы, — деревня совсем близко, — потребовал Морозов…

Шли напрямик. Морозов изредка уточнял направление по компасу. Щекино обошли на полкилометра западнее. Кроме лая собак, ничего не было слышно.

Прошли еще около трех километров в направлении шоссе, остановились. Было около трех часов утра. Морозов скомандовал всем залечь, а сам пошел выбирать место для скрытого размещения группы. Натолкнулся на овраг, заросший кустарником, по которому протекал ручеек. Рядом стоял огромный скирд пшеничной соломы. Возле него Морозов и Анищенков оставили своих товарищей, а сами направились к шоссе. Пройдя метров сто, они различили блестевшую в лунном свете ленту накатанной дороги и услышали шум моторов; изредка раздавались команды на чужом языке. Вскоре оба увидели на дороге черные громадины. Поняли, что продвигается танковая колонна противника.

— Опоздали! — досадовал Морозов. — Если бы мины установили в полночь, то как раз бы эти вражеские танки сели на них. Придется дневать у оврага, а завтра ночью будем минировать.

Вернувшись к скирду. Морозов увидел, что группа уже вырыла норы в соломе. «Там теплее, чем в овраге, но опаснее», — подумал он. И послал Анищенкова и Сухих на разведку оврага, чтобы определить путь возможного отхода по нему группы, если возникнет такая необходимость. Вернувшись, они доложили, что русло удобно для незаметного продвижения, в отдалении есть пологий выход.

День просидели в скирде. Дежурили по трое, наблюдали за шоссе и за полем вокруг себя. Изредка по дороге проезжали небольшие автоколонны и отдельные бронемашины. В полдень прошли три маршевых батальона в сопровождении зенитных установок на автомашинах.

— Эх, где она, наша авиация! — сокрушался Сухих. — Фашистские автоколонны надо бомбить, а пешие подразделения расстреливать с самолетов. А то идут, сволочи, как у себя дома. Да и мы напрасно побоялись залечь на день вблизи дороги. Ведь могли бы настрелять там сейчас гитлеровцев видимо-невидимо.

— Остынь, Сухих, — возразил командир группы. — Для дневной засады у нас сил маловато, да и оружие надо бы посильнее. К тому же у них радиосвязь. Как только мы обстреляем их — они вызовут подкрепление. А днем по полю нам не уйти от мотоциклистов-автоматчиков. Понял? То-то!

Наступил долгожданный вечер. Подкрепившись черствым хлебом и салом, двинулись к шоссе. Неподалеку от него выбрали исходный рубеж — расположились в канаве, проходившей рядом с дорогой. Бойцы, выделенные в прикрытие минеров, вели наблюдение. Пока все было спокойно. Минеры рассредоточились вдоль шоссе с интервалом в два десятка метров. Первыми отправились минировать Анищенков и Сухих. «Облюбовав» места для установки мин, Анищенков штыком от карабина выковырнул несколько камней, руками вычерпал из лунки песок и осторожно положил в нее мину. Вставив взрыватель, засыпал лунку. То же самое он повторил метрах в десяти дальше.

У Сухих дело подвигалось медленнее, он только еще начал устанавливать вторую мину. Анищенков поспешил к нему, помог закончить минирование. И сразу же оба сползли в кювет. Сухих, весь мокрый, часто и тяжело дыша, пожал локоть Анищенкову — знак благодарности за помощь.

— Теперь пошли мы, — тихо сказал Морозов Давыдову.

Давыдов действовал уверенно. У него в руках была остро отточенная пехотная лопатка с отрезанным наполовину черенком. Морозов же выбрасывал камни и грунт финским ножом.

Восемь мин установили за сорок минут. Отошли в канаву, где находилось отделение прикрытия. С нетерпением ожидали вражеских автомашин — Морозов то и дело прикладывался ухом к земле. И только около полуночи они услышали дальний гул моторов. Определили, что движутся автомашины — у танков гул не такой ровный и к тому же с грохотом. Луна «помогала» партизанам. Уже видно было, как с пригорка спустилась первая автомашина, потом вторая… третья… Все они шли с включенными фарами, кузова накрыты тентами.

Когда Сухих насчитал шестнадцать, первая автомашина уже находилась на заминированном участке. Но взрыва не последовало, видимо, колеса не попали на мину. Партизаны затаили дыхание. Вот уже пять машин въехали на участок дороги, где минировал Анищенков… И наконец один за другим прогремели три взрыва. Три вражеские автомашины загорелись. Шедшие сзади грузовики в беспорядке останавливались, из них, как горох, посыпались солдаты. Морозов скомандовал:

— Огонь!

Вся группа стреляла прицельно по выскакивающим из автомашин гитлеровцам, и те, как подкошенные, валились на землю.

Четвертой подорвалась машина, сделавшая задний ход, ее колеса тоже «нашли» мину. А вскоре последовал пятый взрыв, настолько сильный, что вокруг вздрогнула земля. В автомашине, похоже, была взрывчатка. От детонации взорвались еще две мины.

Морозов скомандовал отход. Но тут со стороны шоссе донеслись лающие команды фашистских офицеров, взвились три осветительные ракеты. Заработали неприятельские пулеметы. Партизанам пришлось залечь, проползти около сотни метров назад. А когда ракеты погасли, они побежали что было сил.

— Пронесло! — тяжело дыша, на бегу проговорил Сухих. — Видите, куда стреляют? В пустое пространство, можно сказать…

Трассирующие нули противника и впрямь летели в противоположном от них направлении. Значит, партизаны в безопасности. И все же они не забывали об осторожности.

— Могут по полю погоню послать. Давайте спускаться в низину. Там топко, их автомашины да и мотоциклы не пройдут, — обеспокоенно предложил Давыдов.

— Это они от страху стреляют. А в погоню за нами не пойдут. У них сейчас много хлопот. Небось, покойников стаскивают, раненых перевязывают, дорогу расчищают, — высказался Анищенков.

— Спокойнее, ребята, спокойнее. Обойдем деревню низиной, а потом направимся к лесу по кустарникам, — подбадривал бойцов Морозов.

Взошло солнце. До базы еще оставалось около шести километров. Шли напрямик, срезая углы и зигзаги полевой дороги. Вражеской погони не было, наверное, прав оказался Анищенков: немцам было не до преследования партизан.

Наконец они вышли на опушку Анатольевского леса, а часов в девять утра уже были в расположении отряда. Морозов доложил командованию о выполнении задания.

Пузанов ответил:

— Это хорошо, ребята, молодцы! Да вот беда — мин у нас маловато. Еще раза три тряханем вражеские колонны, а потом будем ходить в засады — уничтожать живую силу противника. Но начало, Роман Михайлович, твоя группа положила хорошее. Пойдем к твоим молодцам, надо всех поблагодарить за отличное выполнение задания…

Вечером того же дня Пузанов направил на задание вторую диверсионную группу из восьми человек под командованием Ильи Журбенко, назначив его заместителем Кузьму Лукича Сучкина. Группе выдали шесть противотанковых мин.

…По данным разведки, противник готовился к переброске боевой техники на участке Марково — Рыльск, для чего специальные команды спешно засыпали на дороге выбоины, устанавливали объезды. На этот участок и направилась диверсионная группа.

Ночь выдалась темной и дождливой, Это затрудняло движение партизан: по размокшим осенним полям идти было нелегко. Но зато дождь и темнота позволяли им скрытно передвигаться вблизи населенных пунктов.

К полуночи группа вышла к дороге, ведущей на Рыльск. Залегли. Вскоре заметили трех немецких мотоциклистов, проехавших из Рыльска. Через полчаса они вернулись обратно, иногда включая фары, видимо, рассматривали трудно различимые в темноте мостики и объезды.

— Патрули. Если вернутся, то не раньше чем через полчаса, — шепнул Журбенко лежащему рядом Сучкину.

— Давай, Илья, поставим здесь пару мин, а потом двинем дальше, облюбуем другой участок, — предложил Сучкин.

— Действуй, Кузьма, мы тебя прикроем, — согласился Журбенко.

Сучкин взял с собой Демченко. В группе Журбенко он был моложе всех, да и физически крепче.

Вдвоем они вышли на шоссе, начали готовить углубления для мин. Минут через пятнадцать две мины были установлены. Снова все вместе пошли параллельно дорожной ленте, несколько удалившись от нее. Пройдя метров триста, группа опять приблизилась к дороге. Стали наблюдать. Более глазастым оказался Демченко, первым заметивший на обочине что-то большое, темное. Вскоре услышали треск мотоциклов. Лишь на миг зажглись фары одного из них, но партизаны успели разглядеть тягач с огромным автомобильным прицепом и солдата-часового, неторопливо прохаживавшегося рядом. Мотоциклисты подъехали, что-то сказали часовому. Послышался стук в дверь кабины тягача. Лязгнула дверца и оттуда выскочил напарник часового. Немцы закурили, о чем-то негромко посовещались, затем патрули умчались в сторону села Марково.

— Охраняют двое. Один ходит вокруг тягача и прицепа, другой сидит в кабине, — прошептал Демченко Илье Журбенко.

— Тягач, скорее всего, неисправен. Иначе чего бы ему и прицепу быть здесь. А в прицепе наверняка какой-нибудь важный груз, — ответил Журбенко.

Не успели они обдумать план действий, как мотоциклисты неожиданно снова вернулись. Часовой, сидевший в кабине, быстро вылез, загремев котелками. Повесив на шею автомат, он сел на заднее сидение одного из мотоциклов. Включив фары, немцы на полной скорости укатили в сторону Рыльска.

Демченко и еще один партизан с «финками» в руках поползли к тягачу. Журбенко услышал тихий свист. Демченко коротко доложил: часовой заколот. Короткая перебежка — и вот уже вся группа у тягача. В прицепе, похоже, ящики с патронами.

Дальше все сделали быстро: Сучкин установил мину под прицепом, Демченко — под тягачом. К минам привязали по толовой шашке с запалами.

— Всем уйти в канаву! Быть готовыми к отходу! — скомандовал Журбенко. Как только все укрылись, он поджег поочередно оба запала, а сам бросился к группе.

— За мной, бегом! — раздалась его команда. Они бежали, спотыкаясь в темноте, несколько минут, потом наткнулись на какую-то яму и быстро попрыгали в нее.

— Что-то нет взрыва. А ведь загорелись оба запала, — забеспокоился Журбенко. И только он успел это сказать, как позади группы грохнуло один, потом другой раз. На несколько секунд стало светло, как днем. Все вылезли из ямы, чтобы увидеть, как горит немецкая техника.

— Слышите, какой треск! — в радостном возбуждении заговорил Демченко. — Это патроны рвутся в огне!

И опять команда Журбенко:

— За мной! Отходим по рву до ближайшего нескошенного поля. Там пересидим немного, отдохнем.

Шли около часа. По очереди несли неиспользованные мины. А зарево на дороге потихоньку угасало. Оттуда доносилась автоматная стрельба. Это фашистский патруль прибыл к месту пожара. А через некоторое время раздались еще два сильных взрыва.

— Не иначе фашисты напоролись на наши первые мины! — воскликнул, довольно потирая руки, Журбенко.

Действительно, это было так. Но точно, что произошло на дороге, узнали, когда пришло донесение от подпольщиков. Командир гитлеровского маршевого полка, остановившегося на ночной привал в Маркове, направил к месту взрыва роту солдат на нескольких грузовиках. Он приказал окружить и уничтожить советских диверсантов, пробравшихся через линию фронта. Но две их автомашины подорвались на минах, установленных группой Журбенко. Один грузовик был заполнен солдатами, а вторая машина — специальная, типа штабного автобуса. Рано утром 11 октября к месту диверсии прибыл батальон оккупантов. Прочесав вокруг поля и кустарники, облазив овраги, порыскав по окрестным деревням, фашисты не нашли диверсантов. Группа Журбенко в то утро без потерь возвратилась в расположение отряда.

Небольшой запас мин быстро истощился. Посылать новые группы для минирования было не с чем. Тогда Морозов предложил снять противотанковые мины под Новоивановкой, установленные под его руководством бойцами истребительного батальона за месяц до оккупации района гитлеровцами. Разрешение командования было получено, и вскоре мины были доставлены на базу в Анатольевский лес. На складе оставалось еще около двух десятков килограммов тола, детонаторы, бикфордов шнур и подрывная машинка. Все это тоже пустили в дело. На партизанских минах подорвалось еще несколько вражеских автомашин с солдатами и военным снаряжением.

В дневнике отряда в записи за 12 октября 1941 года упоминается еще одна партизанская операция: выведение из строя почти на полсуток проводной связи штаба вражеской дивизии с полками первого эшелона, занявшими оборону по Сейму, и штабом армии.

Диверсию эту проводили одновременно в двух местах.

Пузанов и Косолапов, пробравшись к Новоивановке, разведали, где разместился походный узел связи немецкой дивизии. Они сняли часовых, забросали противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью два спецавтобуса, в которых были смонтированы кросс, коммутатор и другая аппаратура. Походный узел связи сгорел. Из десятка солдат-связистов лишь нескольким удалось уйти, остальные сгорели в автобусах или попали под пули партизан.

В ту же ночь Черников и Давыдов перерезали телефонный кабель противника под Рыльском.

На другой день Пузанов перед строем отряда отметил самоотверженность и храбрость, проявленные во время диверсии коммунистом Косолаповым, и сообщил, что при первой возможности командование отряда представит его к правительственной награде.

Григорий Афанасьевич был оставлен в тылу врага по его личной просьбе. По состоянию здоровья его сняли с воинского учета, да и возраст был уже под пятьдесят. Как советский работник — председатель сельсовета — Косолапов подлежал эвакуации. Но когда он узнал, что комплектуется партизанский отряд, отказался от эвакуации. Его просьбу удовлетворили, он стал партизаном. Не только под Новоивановкой, но и в других операциях Григорий Афанасьевич не раз отличился смекалкой и храбростью. Летом 1942 года, когда отряд находился в брянской партизанской зоне. Косолапов был представлен к медали «За отвагу».