5.

5.

За два дня до этого Черниковым от командира отряда было получено задание: «Надо раздобыть для Зайцевой паспорт, с которым она могла бы ходить в разведку. Фамилия первого секретаря райкома комсомола слишком хорошо известна в районе».

Среди паспортов эвакуированных женщин, погибших при бомбежке, подходящего не оказалось. Внимание начальника штаба привлек паспорт, переданный ему разведчиком, вернувшимся из райцентра и сообщившим обстоятельства гибели девушки-курянки, владелицы паспорта. Она возвращалась из-под Глухова, очевидно, от родственников или знакомых. На окраине Крупца ее заметил вражеский патруль. Девушка бросилась бежать. Фашист скосил ее автоматной очередью. Партизанский разведчик помог жителям похоронить незнакомую девушку, а ее документы доставил в партизанский штаб.

Изучая паспорт незнакомки. Черников все больше убеждался: подходит для Зайцевой. Девушка из Курска была сверстницей Шуры, даже внешне они были похожи. Курянку тоже звали Александрой. Это было на руку — не нужно привыкать к другому имени. Получив согласие Пузанова. Черников передал паспорт Шуре. Вместе они придумали «легенду» для «курянки», оказавшейся в этой местности…

В командирской землянке Шура доложила Пузанову о проделанной работе: подобрала семь надежных руководителей комсомольских подпольных групп, проинструктировала их, предложила создать группы по три-пять комсомольцев. С каждым руководителем комсомольской группы условилась, куда доставлять донесения. «Почтовые ящики» были расположены в основном на лесных опушках. Это — дупла деревьев, приметные пни, заброшенные лесные сторожки. Партизанские связные, по словам Зайцевой, были очень надежными и проверенными людьми.

Выслушав Шуру, Пузанов перешел к главному:

— Надо разведать, какие органы оккупационной власти созданы в Крупце, в каких помещениях они размещены, кто их руководители, кто из местных жителей пошел работать к оккупантам. Хорошо бы получить такие сведения также из других, наиболее крупных сел района. Помолчав немного, Пузанов спросил: «А как ты вошла в роль «курянки», хорошо ли запомнила «легенду»?

Из ее ответа он понял, что паспорт подобран, действительно, удачно: Курск она знает неплохо, улицу Никитскую, где жила девушка, тоже помнит — все домики там маленькие, с садиками. Макаронная фабрика, где работала курянка, находится на Золотаревской улице, в двух кварталах от аптеки со старинным названием «Георгиевская». Жаль, что нет в городе знакомых, кого бы она могла назвать по фамилии, но не беда: если спросят оккупанты, назовет первую пришедшую на ум фамилию. Проверить все равно пока невозможно.

Присутствовавший при разговоре Черников сообщил Шуре адреса двух явочных квартир, пароли и отзывы.

— Это наши люди. Они помогут тебе во всем, — сказал Пузанов.

— Шура, ты видела женщин, которые возвращались «с окопов»? Надо и тебе обуться и одеться так же, как они, чтобы у оккупантов не возникло сомнений, — посоветовал комиссар.

На прощание Пузанов сказал:

— Как только соберешь нужные сведения, сразу возвращайся сюда. Комсомольские посты обойдешь позднее. Нам очень нужны сведения из райцентра. До опушки леса тебя проводят Черников и Сучкин. Желаем тебе удачи! И вот что: выспись хорошенько.

Подобрав у Бодулина необходимую одежду и обувь и захватив «сухой паек» — полкаравая хлеба, кусок сала, несколько вареных картофелин, Шура уложила все это в кирзовую хозяйственную сумку и ушла в свой шалаш. Сразу улеглась на постель из осенних листьев и душистого лесного сена.

Уснуть долго не могла. Сначала думала о задании, каким путем лучше идти и каким возвращаться. Постепенно мысли перенесли ее в Студенок, где окончила семилетку. Вспомнила, как в августе 1935 года приехала в Рыльск поступать в педагогическое училище, как волновалась на вступительных экзаменах, боялась, что «засыпется» и не пройдет по конкурсу. Сколько было радости, когда увидела свою фамилию в списке зачисленных! Вспомнилась с начала и до конца шумная жизнь в училище — лекции, спортивные соревнования, вечера отдыха, первая любовь, выпускные экзамены, торжественное собрание, получение свидетельства об окончании училища. Отчетливо вспомнила выпускной вечер. Пели, танцевали, веселились… А потом был первый ее урок в семилетней школе села Большегнеушево, который провела не совсем уверенно. Но с первого дня работы в школе она ощущала помощь опытных учителей и директора школы Кузьмы Лукича Сучкина. Он тоже в партизанском отряде сейчас, и рано утром будет провожать ее на задание, как когда-то на первый урок…

Проснулась от негромких слов: «Пора вставать!» Быстро оделась, взяла приготовленную с вечера сумку с едой и сменой белья и вышла из шалаша. Черников и Сучкин уже ждали ее. Подошедший к ним Бодулин сообщил, что уже сварил пшенный кулеш со свиным салом и без завтрака не отпустит. Пришлось подчиниться.

После завтрака они отправились в путь. Еще не рассвело. Луна освещала лесную дорогу. На северной опушке леса Шура попрощалась с Черниковым и Сучкиным и пошла по малонаезженной полевой дороге, ведущей к селу Студенок — оттуда до Крупца рукой подать…

Три дня пребывания Шуры в разведке для командования отряда показались вечностью. Пузанов, Кривошеев и Черников волновались за судьбу разведчицы. Это волнение снялось сразу же, как только она появилась на базе. Собрав в Крупце необходимые сведения, Зайцева возвратилась в отряд поздно вечером, промокшая под осенним дождем и усталая, но глаза ее светились радостью. Пузанов понял, что поход был удачным. Он попросил рассказать обо всем по порядку, не упуская подробностей.

Шура начала с того, что ей потребовалось около трех часов, чтобы дойти до райцентра. Но в ранний утренний час в село идти было опасно: людей на улицах почти не было и ее легко могли заметить. Пришлось подождать в кустарнике, неподалеку от окраины. Там она натолкнулась на теленка, видимо, не найденного вечером хозяевами. Теленок ей пригодился в целях маскировки: в девятом часу утра, взяв хворостину, она погнала его в село. В центр сразу не пошла. Зашла на подворье самой крайней хаты, надеясь узнать общую обстановку в Крупце. У старушки, стоящей у крыльца, Шура спросила, как пройти к рынку. Бабушка, с опаской поглядывая по сторонам, не посоветовала туда идти, сказала, что там кругом германцы на машинах и с пулеметами, а их солдаты группами ходят по улицам, всех задерживают и отправляют в свою комендатуру.

Зайцева рассказала старушке, что идет к сестре, в Крупце еще никогда не была, не знает, как найти нужный адрес, попросила посоветовать, как ей это сделать, чтобы не нарваться на патрулей. Бабушка показала на узенькую улочку. Там было безлюдно, идти по ней было спокойно. А на Советской улице учащенно забилось сердце. Где-то здесь должна быть одна из явочных квартир. Увидела нужный номер дома, постучалась. На стук вышла молодая женщина. Поздоровавшись, Шура спросила:

— Здесь желают обменять сало на мыло?

То был пароль. Пристально рассматривая Зайцеву и оглядываясь по сторонам, женщина ответила не сразу. Помолчав, переспросила, что предлагается на обмен: сало или мыло? Пришлось повторить пароль. После этого хозяйка дома ответила, что она ничего не меняет и закрыла за собой дверь. Постучав еще раз, Шура справилась, живут ли здесь другие жильцы. Женщина сообщила, что в этом доме живет только она с детишками, тотчас же захлопнула дверь. По качнувшейся в окне шторке Шура догадалась: кто-то наблюдает за ней из дома. Возникло несколько догадок: или не все точно в пароле, или ее приняли за провокатора, или женщина, согласившаяся помогать партизанам, оробела, передумала. С такими мыслями Шура отошла от дома, прикидывая безопасный маршрут ко второй явочной квартире.

Свернув на другую улицу, она чуть не остановилась от неожиданности. Навстречу ей, в трех десятках метров, шли два гитлеровца с автоматами. Живых оккупантов она видела впервые. Заволновалась, почувствовала холодный пот на спине. С трудом скрывая волнение, продолжала идти. Поравнявшись с ней, гитлеровцы потребовали документы. Достав из-за пазухи тряпичный сверток, Шура предъявила паспорт и приготовилась играть ранее придуманную роль.

Внимательно рассматривая то фотокарточку в паспорте, то лицо Шуры, чужеземец сорвал с ее головы платок. Что-то сказал другому. Тот, нахально оскалясь, бесцеремонно обшарил Шуру с головы до ног, проверил содержимое сумки.

— Куда ходить? — на ломаном русском языке спросил фашист.

— В комендатуру иду, за разрешением временно пожить здесь, ведь Курск вы еще не взяли, — Шура даже сама себе не поверила, что такой ответ сорвался с языка.

— Комендатура там, — оккупант показал в сторону рынка, видневшегося в конце улицы. — иди туда.

Возвратив паспорт, патрульные пошли дальше.

Она забежала в первое попавшееся на пути подворье, бегом проскочила через огороды, стремясь поскорее и подальше уйти от рынка, где находились гитлеровцы. А через час подошла к нужному ей дому. Постучала. Дверь открыла знакомая Шуре Ирина Андреевна, до оккупации района работавшая в одной из организаций в должности статистика. Две недели назад она дала согласие Черникову помогать партизанам, если в район ворвутся оккупанты. Она сразу узнала Шуру. Они обнялись и расцеловались, как родные. Войдя в комнату, Шура сразу задала Ирине Андреевне вопрос, заключавший в себе пароль. Та ответила отзывом. Рассказывая об этом Пузанову, Зайцева не пропустила и замеченного ею чувства радости Ирины Андреевны по поводу того, что именно ей, хорошо знакомой девушке, она будет помогать в выполнении задания партизанского командования. Ирина Андреевна спросила, что конкретно она должна сделать. Они обсудили, как лучше выполнить первое поручение, и распределили между собой участки действия. Шура взяла на себя наблюдение за вражескими частями, продвигавшимися через Крупец и остановившимися в нем. Ирина Андреевна уже много знала о фашистской власти в районе и поэтому согласилась уточнить сведения о предателях, пошедших в услужение к гитлеровцам.

Возвратившись в отряд, Зайцева рассказала Пузанову, как они с Ириной Андреевной почти три дня вели разведку, поочередно ходили по селу, прислушивались к разговорам захватчиков и местных жителей. Вытащив из манжета рукава кофты тонкую, аккуратно свернутую бумажку, Шура протянула ее командиру отряда:

— Здесь коротко изложены результаты разведки, а пояснения я дам устно.

Пузанов нахмурился и недовольно сказал:

— Разве можно так, Шура? А если бы ты попала в руки врагов?

— Я бы тогда эту бумажку проглотила, — заявила Александра, оправдываясь.

В мелко написанных простым карандашом строчках содержались сведения о воинских частях противника, о созданных в районе управлении бургомистра, полиции, комендатуре, о полицейских управах волостей. Были там и фамилии районных гитлеровских чиновников и местных предателей, поступивших на службу к фашистам, а также людей, насильно зачисленных в оккупантские учреждения и в полицию.

Пузанов, поблагодарив Шуру за сведения, еще раз строго предупредил, чтобы впредь, находясь в разведке, не носила при себе такие записи, а хорошенько держала все в памяти. А потом попросил рассказать о жителях Крупца.

Шура сообщила, что население живет в страхе. Повсюду развешены приказы оккупантов наподобие тех, что приносил комиссар Кривошеев. Люди на улицы почти не выходят, боятся гитлеровцев, те хватают всех подряд, мужчин отправляют в лагеря, а женщин и стариков под конвоем гоняют на ремонт дорог. Вчера в районной полицейской управе проводилось совещание с участием старост и начальников полицейских участков крупных сел. В полицию зачисляют в основном по принуждению, потому что желающих служить там совсем мало.

Потом они долго размышляли над тем, почему хозяйка первой явочной квартиры не назвала отзыв на пароль, сказанный Шурой. По описанию Зайцевой, это была именно та женщина, которая дала согласие Пузанову помогать партизанам. И все же догадались: Шура переставила слова в пароле. Надо было сказать «…мыло на сало», а Шура сказала «…сало на мыло».

Когда они закончили разбор этой первой разведывательной операции, Шура спросила:

— Николай Акимович, разрешите, я отправлюсь по селам: нужно передать задания комсомольским подпольным группам.

— Нет, сегодня уж отдохни, завтра пойдешь. — Немного помолчав. Пузанов продолжил: — Наш разведчик ни с чем вернулся из Ивановского леса — там не оказалось рыльских партизан. Надо бы «прощупать» Рыльск.

Шура тут же предложила:

— Я схожу в Рыльск, Николай Акимович. Ведь я город знаю хорошо, я там училась.

— У нас нет в Рыльске явочных адресов. Придется действовать по своему усмотрению…

— Ну и что! Я уже имею опыт, да и паспорт у меня надежный. И знакомые у меня там есть, — настаивала она.

Немного поразмыслив. Пузанов согласился, и наследующий день Шура снова ушла в разведку. Для командования отряда вновь наступили дни томительных ожиданий, волнений — благополучно ли вернется девушка в отряд, не допустит ли оплошности?..

…Сначала Шура обошла села, где встретилась с руководителями подпольных комсомольских групп. Всем поставила задачу: в течение двух дней подготовить информацию о старостах и начальниках полицейских участков и о других предателях, активно работающих на оккупантов.

Через день она уже была в Рыльске. Еще издали, подходя к городу, заметила, что его облик изменился. Некоторых наиболее крупных зданий, которые хороню были видны раньше издалека, не стало, — видимо, были разрушены вражескими бомбардировками и артиллерийскими обстрелами перед тем, как гитлеровские войска ворвались в Рыльск.

Подходя к мосту через реку Рыло, Шура увидела, как двое полицейских проверяют у прохожих документы и осматривают, кто что несет. Достав из кармана носовой платок, она приложила его к щеке, как будто у нее сильная зубная боль.

Полицейский с опухшим от пьянки лицом и трясущимися руками так дохнул на нее перегаром сивухи, что она еле сдержала приступ рвоты. Он спросил, далеко ли она идет. Охая и шепелявя, Шура ответила, что разболелся зуб, всю ночь мучилась, а сейчас идет к зубному врачу — пусть вырвет или полечит. На вопрос полицейского, что несет, открыла сумку, в которой был кусок сала, завернутый в белую чистую тряпку, и бутылка самогона: «Врачу это, чтобы отблагодарить…» Полицейский забрал самогон, сказав, что лекарю хватит и сала, и подал знак проходить, так и не спросив документа.

Вместе с двумя уже немолодыми женщинами, миновав мост, она направилась к рынку. Ее случайные попутчицы несли кое-какие продукты, чтобы выменять на них соль, мыло, спички. Шура решила пойти с ними, оглядывая полусгоревший и полуразрушенный город, прикидывая, как лучше пройти от рынка на улицу, где живет знакомая ей по педучилищу тетя Клава. Вдруг впереди остановился грузовик, и тут же из него выскочили несколько солдат. Перекрыв улочку, они хватали всех молодых женщин и заталкивали в крытый кузов автомобиля. Одна из женщин пыталась убежать, фашисты догнали и зверски избили ее. Шура поняла, что уйти не удастся. Когда в кузове набралось уже больше десятка женщин, в него вскочили два охранника с автоматами и грузовик тронулся.

В здание бывшей гостиницы, куда их привезли, пленные красноармейцы под охраной немецких солдат заносили койки и мебель, привезенную откуда-то, обставляли жилые номера. Шура поняла, что это готовят места для офицеров и чиновников. С тревогой ожидали женщины своей участи. Толстый пожилой фельдфебель, не знающий ни одного русского слова, приняв грозный вид, жестикулируя, объяснил женщинам, что их не выпустят отсюда, пока все в гостинице не будет вымыто: полы, окна и двери. Шуре он показал две смежные комнаты. Окна одной выходили на улицу, а другой — во двор соседнего разрушенного дома. Половина оконных рам были забиты фанерой или досками. Шура решила: если до темноты не отпустят отсюда, она уйдет через окно.

Но вечером после придирчивого осмотра фельдфебелем вымытых комнат женщин отпустили. Шура почти бежала по улице — приближался комендантский час. Тетя Клава, к которой она направлялась, работала раньше в библиотеке училища. Вместе с ее дочерью Марией Шура училась и частенько бывала у них. Маша по распределению уехала на Дальний Восток, а Шура, бывая в Рыльске, всегда навещала тетю Клаву. И в это тревожное время мать подруги приняла Шуру как родную дочь, даже не спросила, как она оказалась в городе и почему пришла к ней в такое позднее время.

Тетя Клава о многом поведала ей в ту ночь. Еще в начале сентября немцы начали бомбить город. 5 октября 1941 года вражеские самолеты разбомбили мост через Сейм, железнодорожную станцию, несколько добротных городских зданий. К полудню начались бои на ближних подступах, фашисты обстреливали город из орудий, а вечером ворвались в Рыльск. Ополченцы, оборонявшие город, не выдержали натиска, и вынуждены были отступить. Многие погибли в тот день в рядах ополченцев, а те, кто уцелел, ушли в партизанский отряд…

Потом тетя Клава рассказывала о злодеяниях фашистов, перечисляла повешенных и расстрелянных гитлеровцами коммунистов и беспартийных патриотов.

На следующий день Шура долго ходила по городу, запоминая, где расположились вражеские учреждения и воинские части, отмечая скопления боевой техники.

Из Рыльска Шура выбралась благополучно, к вечеру того же дня была в своем районе. Обходя «почтовые ящики», она читала и сразу уничтожала донесения подпольных групп, запоминая все, о чем сообщалось. А вскоре она уже сидела в штабной землянке — Пузанов, Черников и Кривошеев внимательно слушали ее долгий рассказ.