2.

2.

Ящики с патронами, доставленные с Большой земли, наши бойцы рассматривали как диковинку. На упаковках стояла дата изготовления: «06.06.42», то есть на пополнение партизанского боезапаса они поступили уже через несколько дней после их выпуска предприятием. Патроны, минновзрывные средства, газеты и письма сначала сбрасывались на парашютах. Потом стали садиться «кукурузники» — отважные «ПО-2». После того как оборудовали посадочную площадку, приземлялись транспортные самолеты. Образ ними рейсами они увозили раненых, детей и беременных женщин. Наконец-то стало возможным спасти от верной гибели многих тяжело раненных партизан, нуждающихся в срочных операциях. А как радовались будущие матери! Их эвакуировали в глубокий советский тыл, чтобы там они могли дать жизнь своим будущим детям и растить их в покое, не слыша пулеметной стрельбы, разрывов мин и снарядов, не боясь, что в землянку угодит фашистская бомба. А дети! В брянской партизанской зоне тогда их было немало — от грудных до школьников. И все без родителей: сироты погибших партизан, дети, эвакуированные из западных областей. Теперь их постепенно отправляли на Большую землю, в первую очередь самых маленьких и больных. И трудно сказать, что было главное — боеприпасы, доставленные для партизан, или десятки вывезенных в советский тыл раненых бойцов, женщин, детей. Регулярные посадки самолетов с Большой земли стали ярким подтверждением того, что о нас, партизанах, знают и заботятся по ту сторону фронта.

Посадочная площадка вскоре значительно расширилась и стала называться «партизанским аэродромом». Самолеты приходили регулярно, через день-два разрешимыми стали проблемы оружия и патронов, гранат и мин, медикаментов и перевязочного материала, соли и мыла.

Партизаны с большой любовью относились к летчикам, прилетавшим к нам. Ведь немало их, героев, погибло в рейсах к партизанам, когда попадали под заградительный огонь вражеских зениток. Это были мужественные, бесстрашные люди — такими они навсегда остались в наших воспоминаниях!

Мы были очень рады первой возможности отправить письма родным и близким. И уже через месяц многим пришли ответы — сразу около двух десятков писем только в наш отряд. В каждый рейс их отправлялось по нескольку мешков.

Я тогда тоже получил весточку от матери. Она сообщала, что мое письмо читали прямо в поле, всей бригадой, куда принесла его почтальонка Маша, двенадцатилетняя наша соседка. Обрадовались и мать и все односельчане, что я жив-здоров, и поняли, почему от меня так долго не было известий с тех пор, как началась война. Затем сообщались печальные новости: пришла «похоронка» на моего брата Николая, а всего погибло на фронте уже несколько десятков односельчан. О многих, ушедших на войну, вообще ничего не было известно — ушли, и как в воду канули. Мне сообщались адреса моих братьев — старшего Александра, воевавшего на Западном фронте, и Леонида, вот уже более года лечившегося в госпитале в Сибири после тяжелого ранения в боях под Ленинградом. В конце письма земляки передавали мне и всем моим товарищам-партизанам привет и пожелания как можно скорее разбить ненавистного врага и их горячие заверения в том, что как бы ни было им трудно, они выполнят все, что от них требуется, для победы над гитлеровцами.

В конце письма была приписка, сделанная чьей-то другой рукой:

«Паша, пусть твои холостые друзья напишут нам, мы хотим с ними переписываться. Девчата».

Я поделился этим предложением с моим другом Митей Швецовым. Тот рассказал обо всем в своем взводе. И вскоре ушло в мои родные места около десятка писем. Адрес, фамилии и имена девушек подсказал ребятам я, прикинув примерно, кто из моих односельчанок на выданье. Так завязалась переписка.

Девичьи письма! Как ждали их наши парни, с каким трепетом читали в партизанских землянках… Мои односельчанки умели находить для молодых партизан такие слова, что ребята наши гордились редкими весточками с Ярославщины. И бодрее становились они в трудных наших рейдах, смелее шли в разведку, отважнее были в бою. Словом, переписка эта внесла в жизнь отряда какое-то оживление. А для одного из молодых парней она-таки завершилась свадьбой. Уже после войны я узнал о том, что бывший партизан — пулеметчик Никита Голованов, дошедший в рядах 132-й стрелковой дивизии до Берлина, вскоре после Победы, возвращаясь домой, заехал в мое родное село навестить знакомую ему по письмам девушку, да и увез ее с собой в Сибирь.

…Когда наш отряд вернулся в Брянский лес, ему отвели участок обороны несколько севернее райцентра Середина Буда Сумской области, почти на границе Украины с Россией. Находясь в обороне, мы поочередно отправляли роты на боевые операции, проводимые брянскими отрядами. Так, рота Чикаберидзе в июне участвовала в четырех боевых налетах на вражеские гарнизоны, проводимых Трубчевским отрядом. У партизан этого отряда, увидевших боевую сплоченность и дисциплинированность бойцов роты Чикаберидзе, сложилось хорошее впечатление о нашем отряде в целом. Под стать боевому ротному, в этом подразделении были и командиры взводов. Коротко расскажу о двух из них, ставших впоследствии командирами рот, а потом и командирами батальонов.

Василий Маркелов родился и вырос в рабочей семье в Саратовской области. Четыре последних мирных года он находился на срочной службе в Красной Армии, с первого дня гитлеровского нашествия участвовал в боях Попал в окружение зимой 1942 года вместе с другими окруженцами влился в ряды «чапаевцев». Ему, старшему сержанту, сначала доверили отделение, а вскоре назначили командиром взвода. Маркелов хорошо знал оружие и военную тактику, каждую свободную минуту использовал для совершенствования боевой выучки бойцов. И это давало свои результаты — его взвод в партизанских операциях всегда действовал слаженно и храбро.

Сибиряку Николаю Алексееву тогда шел двадцать восьмой год. Он был высокого роста, с фигурой тяжелоатлета. Несмотря на свою грузность, в походах был удивительно легок. Свою недюжинную силу, ловкость и выносливость объяснял увлечением с детства охотой и занятием спортом в юношеские годы, а потом во время срочной службы в Красной Армии. С первых дней войны участвовал в боях с оккупантами, познал горечь отступления, тяжелые бои в окружении. С зимы 1942 года он в нашем отряде. Алексеев имел спокойный характер, и в любой обстановке был тверд и решителен…

В середине июля гитлеровцы вновь усилили наступательные действия против партизанской группировки в Брянском лесу. Им удалось вытеснить наш отряд и «ворошиловцев» из Старой Гуты, совместно нами обороняемой. Мы заняли оборону в километре севернее этого села, по опушке леса. Обороняясь, продолжали устраивать ночные и даже дневные налеты на вражеские подразделения, высылали засады. Расскажу о некоторых боевых эпизодах.

В один из июльских дней наши разведчики заметили прибытие в Старую Гуту пешей колонны гитлеровцев. Рота карателей расположилась на отдых. Раздевшись по пояс, солдаты умывались холодной колодезной водой. Командир отделения первого взвода первой роты сержант Овчинников, которого за его высокий рост в отряде прозвали «Направляющим», попросил разрешения командования сделать вылазку, «попричесать» фрицев, как он выразился. С ним согласились. С группой из семи бойцов, с ручным пулеметом, он незаметно пробрался на окраину занятого карателями села. Выждав удобный момент, открыли прицельный огонь. Оккупанты растерялись. Начали они отстреливаться, лишь когда наши смельчаки уже отошли на безопасное расстояние.

И другой эпизод тех дней. В трехстах метрах впереди нашей обороны находилась в засаде конышевская группа Лазарева — около двадцати партизан с винтовками, автоматами и станковым пулеметом. Разведчики сообщили Лазареву о вражеской пешей колонне, приближавшейся к обороняемой нами опушке леса. Тот приказал пропустить дозор — отделение, шедшее впереди вражеской роты в сотне метров. Открыли огонь лишь после того, как колонна карателей приблизилась к засаде на полсотни метров. Станковый пулемет косил фашистов. Остальные бойцы вели прицельный огонь из автоматов и винтовок. В это время автоматчик Василий Шилов уничтожил вражеский дозор, пропущенный засадой. В тот раз, нарвавшись на партизанскую засаду, полегло больше половины роты противника. «Лазаревцы» захватили два ручных пулемета, около двадцати винтовок и пароконную повозку. Так была сорвана попытка фашистов захватить обороняемый нами участок.

Лазарев не любил говорить о себе. Но другие с восхищением рассказывали о его подвигах, а особенно о том, как начинал партизанить Василий… Неподалеку от райцентра Конышевка, там, где осенью шли бои. Лазарев подобрал исправный станковый пулемет и спрятал его в скирде соломы. Туда же отнес несколько автоматов, десяток винтовок, патроны. А потом уж начал собирать отряд из местных жителей. Пятнадцать народных мстителей под командованием Лазарева разгромили несколько полицейских участков в своем районе. Гитлеровцы бросили на борьбу с ними крупное карательное подразделение. Лазарев увел группу в Хомутовский район где в то время находилось несколько партизанских отрядов. Присоединившись к отряду имени Ворошилова № 1. конышевцы воевали с оккупантами до лета. Потом они действовали в составе нашего отряда, а в ноябре был сформирован Конышевский партизанский отряд 2-й Курской партизанской бригады.

Действия партизан не давали покоя врагу. Со второй половины лета фашисты укрупнили силы карателей, всячески стремясь разгромить брянскую партизанскую группировку. Наш отряд в это время оборонял поселок Красный Бор. Однажды утром, под прикрытием роты легких танков и при поддержке нескольких самолетов, до полка пехоты противника двинулось на село Новая Погощь, подступы к которому обороняли три крупных отряда — имени Ворошилова № 2, Червонного района и имени 24-й годовщины Красной Армии. Всех жителей села эвакуировали в лес. Село горело от зажигательных бомб и снарядов.

В течение шести часов оккупанты повторяли атаки одну за другой, но в лес прорваться не смогли. В середине дня вражеская пехота отошла на исходные позиции, но через некоторое время снова возобновила наступление, теперь уже на участке нашего отряда.

Сначала перед нами появились два танка — один двигался по дороге, другой — по просеке. Прячась за танками, шла пехота. Партизаны волновались — подорвутся вражеские танки на минах, установленных накануне нашими минерами, или нет? И наконец раздался взрыв — подорвался танк, двигавшийся по просеке. А через некоторое время налетел на мину и другой. Партизаны из рот Ложкова и Чикаберидзе ликовали: мины-самоделки оказались не хуже заводских.

Враги наседали. В трудном положении оказалась рота Чикаберидзе. Экипаж подорвавшегося на просеке танка продолжал вести огонь. И тогда командир отделения Сергей Мордовин подполз к танку с тыльной стороны и метнул связку противотанковых гранат. Угодил как раз в баки с горючим. Последовал взрыв. И тут же взорвались снаряды внутри танка.

Натиск врага был сильным: как ни упорствовали партизаны, отражая атаки, фашистам все же удалось занять Новую Погощь и Красный Бор.

Через три дня вражеский батальон начал прочесывать лес. Углубившись в него не больше чем на полторы сотни метров, фашисты натолкнулись на нашу засаду.

Бой был жарким. Несмотря на преимущество в живой силе, немцы, не имея опыта ведения боя в лесу, где из-за каждого куста грозит смерть, не смогли преодолеть партизанский заслон. Понеся большие потери, они отступили и прекратили прочесывание.

Партизанские отряды по-прежнему не только оборонялись, но и посылали часть своих сил на боевые операции. Прорываясь через вражескую блокаду, народные мстители выходили в безлесные районы, громили там мелкие гитлеровские гарнизоны и передвигающиеся на фронт подразделения. Активное участие в таких операциях принимал и наш отряд. Рота под командованием Ложкова участвовала в нападении на подразделение немцев, расквартированное в селе Уралово. В конце июля целую неделю рота Чикаберидзе совместно с партизанским отрядом из Погар Орловской области проводила боевые операции в их районе, где уничтожила немало карателей и захватила трофеи.

Летом 1942 года обстановка на советско-германском фронте осложнилась. Гитлеровцы рвались на Кавказ и к Волге. В июле-августе наши войска вели ожесточенные оборонительные бои на Дону. Враг захватил Ставрополь, Краснодар, Майкоп и вел наступление на Сталинград. Оценив сложившуюся ситуацию и свои силы, Крупецкий подпольный райком принял решение активизировать диверсии на железных и автомобильных дорогах Крупецкого и соседних районов.

Вскоре отправились в свой район разведывательно-подрывная и две диверсионные группы под общим командованием Черникова. Кузьма Сучкин возглавил группу разведки и подрывной работы, которой поставили задачу: сорвать заготовку и отправку зерна в Германию из Крупецкого и Рыльского районов. Совместно с подпольщиками партизаны должны были выявить и сжечь все склады зерна, подготовленного оккупантами к перевозке на железнодорожные станции. Для диверсий на участке железной дороги Конотоп — Ворожба — Сумы отправилась группа под командованием Сергея Мордовина. Еще одна группа во главе с Овчинниковым вышла на шоссе Глухов — Льгов, пересекавшее Крупецкий и Рыльский районы.

Как только группы, по приказу командования брянской партизанской зоны, покинули лес, основные силы отряда выступили в направлении поселка Красный Угол Погарского района, чтобы находиться там в заставе.

Накануне к нам приезжал командир объединенных партизанских отрядов Брянщины Емлютин. Он сообщил о массовом выходе партизанских отрядов в Погарский район для уборки созревшего урожая озимых, посеянных колхозами в прошлом году. «Чтобы добрый урожай не достался врагу, — сказал он, — решено занять весь район, выставить сильные заставы и силами партизан, с участием местного населения, как можно скорее убрать, обмолотить хлеб и понадежнее спрятать его в лесу».

Многие партизаны были в мирное время хлеборобами — дело для них оказалось привычное.

Вместе с нами на уборке работали и все жители поселка, даже старики и дети. Женщины проворно вязали в снопы скошенную рожь, а старики и дети веяли намолоченное вручную партизанами зерно. За первые два дня намолотили около десяти возов — не меньше пяти тонн. Половину готового зерна передали жителям поселка, наказав надежно спрятать его от оккупантов. А другую половину отправили на партизанскую базу в поселок Ильинский.

Перед окончанием уборки местные старики обратились к нам с просьбой — помочь подготовить поле для посева озимых. Война-войной, а если не посеять, то жители в следующем году останутся без хлеба. Мы предложили им выбрать лучшие участки для вспашки.

Конных плугов, сохранившихся еще с первых лет коллективизации, в поселке оказалось достаточно. За несколько дней мы вспахали два участка, около пятнадцати гектаров. Никто не сомневался, что хлеб этот уже не достанется немцам, к будущей жатве их прогонят с родной земли. Так и случилось. Правда, не везде наши войска подоспели к жатве 1943 года, но в районе активных действий партизан хлеб был убран и надежно спрятан самими крестьянами.

Однажды, когда мы работали в поле, к нам пришли четверо красноармейцев, бежавших из гитлеровского лагеря, расположенного в десятке километров от нас, около торфяного болота. Там оккупанты вели добычу торфа для отправки его в Германию. Кроме советских военнопленных туда были согнаны около двухсот жителей окрестных сел и деревень. Для нападения на лагерь была послана рота Ложкова.

Партизаны бесшумно подошли к лагерю. Несколькими выстрелами сняли часовых, не вызвав особой тревоги. Наверное, эти выстрелы были приняты охраной и лагерным начальством за стрельбу своих часовых: они пускали иногда осветительные ракеты, а, бывало, стреляли просто так, для острастки.

Партизаны окружили караульное помещение и барак, в котором размещалась охранная команда. В окна полетели гранаты. Гитлеровцев, пытавшихся выскочить наружу, поливали свинцом. Вся лагерная команда — почти сорок фашистов, в том числе и комендант лагеря. — была уничтожена.

Группа бойцов, возглавляемая политруком Журбенко, сбила запоры и открыла двери в бараки.

— Товарищи! — обратился к узникам Журбенко. — Больше вы не пленники фашистского лагеря! Вы свободны. Собирайтесь поскорее, мы отправим вас в партизанскую зону.

— Мы-то готовы. А вот как быть с больными? — спросил один из красноармейцев.

— Повезем их на подводах. На вас, товарищ, возлагаю их отправку, — ответил ему Журбенко.

Операция подходила к концу. Бойцы грузили на подводы трофеи: оружие, продовольствие, обмундирование.

— А где рабочие размещаются? Как туда пройти? — спросил одного из красноармейцев Ложков.

— Бараки рядом. Я проведу, — предложил тот.

Но в бараках никого не оказалось, за исключением нескольких тяжелобольных. Они рассказали, что всегда, как только в лагере начинается стрельба, все рабочие прячутся в овраге. Направились туда. Журбенко сообщил рабочим об освобождении партизанами военнопленных и предложил им вместе с ними идти в лес.

— Все пойдем! Не желаем больше гнуть спины на фашистов! — единодушно решили рабочие.

— Тогда выстраивайтесь в колонну по четыре, вслед за красноармейцами. Только сначала вынесите из бараков и поместите на подводы больных товарищей. Вас будет прикрывать группа партизан, — объявил Журбенко.

На рассвете пришли в поселок Красный Угол, где наш отряд находился в заставе. В тот день около полутора сотен освобожденных из плена красноармейцев и до сотни рабочих мы отправили в лес. Многие из них влились в местные партизанские отряды. Красноармейцы, освобожденные из плена, до осени 1943 года воевали в партизанских отрядах, затем в действующей армии, некоторые из них дошли до Берлина.