1.

1.

Щура Зайцева пришла на ивановскую базу без вы вызова. Поскольку она появилась неожиданно, Пузанов понял, что привело ее сюда какое-то важное и срочное дело. Зайцева доложила: дна дня назад явочную квартиру в Никольникове посетил неизвестный мужчина, который оставил записку с предложением о встрече хомутовских и крупецких партизан вечером 31 декабря в этой хате. У Пузанова возникло сомнение.

Чтобы не попасть в ловушку оккупантов, для уточнения послали в Хомутовский район Петра Сухих.

Одетый по-крестьянски, Сухих отравился на задание на шустром мерине, запряженном в розвальни. Тридцатикилометровый путь до села Поды он проделал вполне благополучно за шесть часов. По адресу и паролю, данным ему командованием отряда, Сухих встретился в селе со связным Хомутовского подпольного райкома партии, через которого получил подтверждение назначенной встречи.

В Никольниково срочно выехал Черников. Часто бывая здесь, он близко познакомился с мельником Савелием Шулешовым, убедился, что человек этот питает лютую ненависть к оккупантам и предателям Родины. С первых дней оккупации района фашистами старик помогал сначала красноармейцам, выходящим из окружения, а потом передавал партизанам оружие, патроны, гранаты, подобранные в местах боев, делился продовольствием. А когда подпольный райком партии попросил, чтобы его хата стала явочной квартирой партизан, он согласился без колебаний. С тех пор Шулешов добросовестно выполнял все поручения партизанского командования.

Черников знал, что мельник сейчас болен — у него сильнейшее воспаление легких. Он вез ему лекарства из партизанской аптечки. Жена мельника предполагала, что перед Новым годом кто-то должен наведаться «из леса», но не ожидала появления Черникова в такую рань — еще и третьи петухи не пропели.

Войдя в избу, Черников первым делом справился о здоровье дяди Савелия.

— Спит сейчас, — устало вздохнула женщина. — Часто бредит. А в бреду ругает фашистов и полицаев. Я уж боюсь. Неровен час, зайдут, окаянные, а он наговорит при них лишнего. Ведь спалят хату, ироды, а то и нас расстреляют или повесят…

Целый день пробыл Черников в хате мельника. А когда уже стемнело, в дверь хаты осторожно постучали. Хозяйка открыла, и в комнату вошел молодой парень. Несмотря на небольшую бородку, видно, недавно отпущенную, Черников без труда узнал в нем Колю Лазунова, младшего брата секретаря Хомутовского подпольного райкома партии Сергея Николаевича Лазунова. Разговаривали больше часа. Проинформировали друг друга о работе подпольных райкомов партии, о партизанских отрядах и силах противника в своих и в соседних районах. Договорились, что в начале января хомутовцы разгромят гарнизон оккупантов в Хомутовке, крупецчане проведут рейд по своему району — ликвидируют полицейские участки в селах северной его части. Одновременные действия партизан соседних районов будут более чувствительны для врага…

Незаточенным концом карандаша Пузанов водил по карте, еще раз уточняя план задуманного командованием стокилометрового рейда. Столь дальний переход предпринимался впервые и поэтому надо было соблюсти наибольшую осторожность. Главное — не растрачивать силы на стычки с полицейскими группами в селах. Важно сберечь их для главного удара.

И все же без стычек не обошлось…

На рассвете отряд проходил селение Щекино. Вовсю горланили петухи, до которых еще не добрались пока оккупанты, кое-где слышался лай собак, но нигде не было огоньков! Жители еще не просыпались. И только на южной окраине из одной хаты выбежала наспех одетая пожилая женщина.

— Здравствуйте, вы партизаны, да? Я сразу догадалась.

— Ну, а если не партизаны? — улыбнулся Пузанов.

От волнения женщина тяжело дышала и говорила очень сбивчиво:

— Да тут такое дело. Полицаи наши… Житья от них нет. Грабят, насильничают…

— Где они находятся? — спросил Пузанов.

— В бывшем правлении. Они всегда там по ночам сидят. Пьют самогон да над девками глумятся.

— Сколько их там?

— Семь или восемь — не знаю точно. Иногда к ним приезжают из районной полиции по десять и больше полицаев. Вместе они лазят по хатам, забирают последний хлебец и скотину.

— Смелая вы женщина. Молодец! Ну, успокойтесь. Идите домой, ведь холодно. А с полицаями мы на своем языке поговорим.

Как только женщина скрылась за дверью своей хаты, группа Журбенко направилась к стоящему поодаль большому деревянному дому. Партизаны бесшумно и быстро окружили его. Командир группы разбил прикладом оконное стекло и громко прокричал:

— Предатели! Вы окружены партизанами! Выходите по одному и бросайте оружие! Если окажете сопротивление, будете все уничтожены!

С минуту было тихо. Вдруг на противоположной стороне дома, выходящей на подворье, упала оконная рама, а из окна выскочил здоровенный детина. Он побежал в соседний двор. Давыдов дважды выстрелил ему вдогонку из карабина. Полицай упал и больше не шевелился. Все затихло. Журбенко еще раз предложил полицейским сдаваться. Вдруг из разбитого окна ему прямо под ноги упала граната. Командир группы не растерялся. Он мгновенно отбросил ее от себя, а сам упал, прижавшись к стене. Как только граната взорвалась, из окна выскочил еще один полицейский. Он побежал, но пуля, посланная кем-то из партизан, догнала его. Поняв, что находившиеся в доме сдаваться не собираются, партизаны бросили в окна несколько гранат. Прогремели взрывы. Вскоре открылась входная дверь. На пороге показался полицай с поднятыми вверх руками.

— Сколько еще вас там? — спросил его подбежавший Черников.

— Живых там нет. А было нас восемь, — трусливо оглядываясь по сторонам, ответил предатель.

Журбенко и еще двое партизан осмотрели дом, вынесли из него винтовки убитых полицейских.

— Что будем делать с пленным? — спросил Журбенко Пузанова.

— Днем у жителей разузнаем, что он за птица, тогда и решим, — ответил командир отряда.

Уже рассветало, когда прибыли в Кулемзино. Сюда ночью добралась и группа Лепкова. Днем провели собрание жителей. Впервые за время оккупации руководители подпольного райкома партии и командование отряда открыто встретились с населением. Кулемзинцы убедились в том, что партийные и советские руководители не «убежали в Сибирь», как об этом им говорили старосты и полицейские и писалось в оккупантских газетках, а возглавляют партизанскую борьбу с ненавистным врагом. Пузанов рассказал им о разгроме Красной Армией немецко-фашистских войск под Москвой, о партизанском движении, развернувшемся на оккупированной врагом территории. Он призывал всех идти в ряды народных мстителей. И была большая просьба к хозяйкам — напечь как можно больше хлеба и насушить сухарей. Пузанов тут же приказал начхозу Бодулину развезти по хатам муку.

— Да поберегите вы свою муку, она вам еще пригодится. А мы вам хлеба напечем из нашей, кулемзинской, — сказала одна женщина.

— Не надо, не надо муки! — дружно поддержали ее все женщины. — У нас есть пока из чего печь хлеб! — наперебой кричали они.

Там, где действовали партизаны, оккупанты чувствовали себя не очень уверенно — отряд не позволял им безнаказанно разбойничать в районе, в иные селения враг вообще опасался заглядывать. Боялась партизан и местная полиция. Поэтому хлеб у здешних сельских жителей в ту зиму еще был. Откуда крестьянкам было знать, что мука, которая была у партизан, взята ими на мельнице, работающей на оккупантов. И Пузанов обратился к ним:

— Женщины! Родные! Это ваша мука. Немцы ограбили вас, мы отняли у них. А нам с собой лучше возить хлеб и сухари. А когда у нас не будет ни того, ни другого, то мы уверены, что вы всегда разделите с нами последний каравай.

Партизаны развезли мучные кули по дворам, а подводы нагружали печеным хлебом и сухарями.

На второй день в Кулемзино пришла группа Морозова. Командованию отряда стало известно, что во многих селах Шалыгинского района появились карательные части оккупантов. Вчера они вели разведку лесных хуторов. На одном из них группа Морозова столкнулась с дозором вражеской разведки и уничтожила его. В группе появились первые трофейные автоматы.

Дальше путь партизан лежал в деревню Акимовку. Остановились в центре, на окраинах выставили охранение. Сначала улица была пуста, но как только жители узнали, что прибыли партизаны, все пошли к ним. Первыми, конечно же, прибежали радостные, возбужденные ребятишки. С присущим им любопытством рассматривали бойцов, их вооружение и снаряжение.

— Дядя командир, а полицаи, значит, неправду говорили, что всех партизан еще осенью побили? — спросил Пузанова шустрый паренек лет десяти, с рыжими кудряшками, торчавшими из-под большой отцовской шапки.

— Неправду, хлопчик, — ответил Пузанов. — Мы, как видишь, живы и здоровы. Вот что, хлопцы, — обратился он к ребятишкам. — разделитесь на группы и быстренько оповестите жителей, чтобы шли сюда на собрание. В крайних хатах обязательно побывайте.

— Дяденька, не начинайте без нас! — убегая, крикнул один из ребят. Большой нужды в оповещении, как потом выяснилось, не было. Жители сами шли туда, где остановились партизаны. Всем хотелось их увидеть и услышать.

— Начинайте! — торопили старики. — Почти все уже пришли. Поспешите, а то могут фашисты нагрянуть, — волновались они.

Собравшиеся внимательно слушали выступления Пузанова и Кривошеева, задавали им вопросы, высказывали жалобы на жестокость оккупантов и их пособников, забирающих у крестьян все, что не успели надежно припрятать.

Такой же сход прошел в селе Студенок, куда отряд пришел 5 января…

Шура Зайцева подходила к Крупцу, волоча за собой санки с незатейливой поклажей — небольшие мешочки с мукой и просом. В то время немало таких прохожих можно было встретить на зимних дорогах и в селениях. Как правило, это были городские жители, менявшие одежду, мыло, спички на продукты питания. Ей сказали, что на окраинах Крупца выставлены посты из венгерских солдат. Шура считала, что это лучше, чем немцы или полицейские. Первые очень бдительны, а вторые могут ее опознать. Поэтому она решилась пойти в Крупец днем, через вражеский пост. Стараясь казаться спокойной, предъявила остановившему ее постовому паспорт. Венгерские солдаты пропустили Шуру в село.

И вот она в доме Ирины Андреевны.

— Здравствуй, родная моя! Замерзла небось, — обрадованно встретила девушку хозяйка дома. Ну, раздевайся, погрейся у печки. Обед почти готов, сейчас горячим картофельным супом накормлю. А больше нечем кормить тебя, Шурка! — сокрушенно сказала она. — Хорошо, что картошку удалось припрятать, а то все подчистую забирают фашисты проклятые.

Когда они уже сидели за столом, Ирина Андреевна спросила:

— Как же тебе удалось пройти? Ведь кругом патрули вражеские…

— На посту стоят мадьяры. Покрутили-покрутили мой паспорт, да и пропустили. Мне показалось, что они больше вид делают, что проверяют, — ответила Шура, принимаясь за еду.

Ирина Андреевна рассказала Шуре немало новостей. На второй день после того, как сгорели под Крупцом застрявшие в снегу вражеские автомашины, сюда понаехало много фашистского начальства. Всех шоферов и солдат, что находились при сгоревших автомобилях, обезоружили и куда-то отправили под конвоем. Установлен комендантский час — с шести вечера до семи утра. Позавчера сюда прибыли две вражеские части — одна из немцев, а другая венгерская. В каждой — до трех сотен солдат и офицеров. Второй день прибывают откуда-то насильно мобилизованные фашистами полицейские. Их размещают в школе. Уже больше ста человек их там набралось. А сегодня с утра и до обеда гитлеровские офицеры проводили с ними занятия в поле…

— Тетя Ирина, во что бы мне одеться? Я хочу пройтись по селу, узнать, к чему готовятся оккупанты.

— А разве можно тебе идти? Да тебя сразу узнают местные, а среди них могут оказаться и предатели, фашистам выдадут. Нет, лучше я сама схожу.

— Мне нужно видеть все своими глазами. Да вы не волнуйтесь, я на часок, не больше.

— Ну разве что на часок. Потом я пройду по окраинам, зайду кое к кому.

Когда, одетая в старомодную шубу и выцветший полушалок с бахромой, Шура вернулась в избу, Ирина Андреевна, улыбаясь, сказала:

— Вижу, все благополучно. Теперь мой черед идти.

На окраине села она завернула к Фекле-самогонщице. Там пьянствовали полицейские. Многое узнала Ирина Андреевна из их развязных разговоров. За пятнадцать минут до комендантского часа она вернулась домой. Зайцева уже волновалась, не случилось ли что.

— Шурка, партизаны кругом в селах. Сама слышала, как пьяные полицаи переговаривались между собой у шинкарки — партизаны громят в селах полицейские участки. По всему видно, завтра утром против них выступают немцы и отряд полицейских. На школьном дворе обоз готовят — больше ста подвод, а ездовыми — немцы. Знать, не надеются, что везде проедут на своих автомобилях. У предателей настроение подавленное — боятся, стервецы, что партизаны снесут им головы.

Зайцева несколько минут молчала, сопоставляла выводы из увиденного самой с рассказом Ирины Андреевны.

— Тетя Ирина, родная! Вашим сведениям цены нет! Надо немедленно предупредить наших. Я иду в Студенок.

— Как же ты пойдешь. Шурка? Ведь ночью отсюда выйти гораздо труднее, чем днем.

— Ничего не труднее, тетя Ирина. Пойду полем, подальше от дорог.

— Полем? Там же сугробы по пояс.

— Да, снега много, идти будет тяжело. Эх, лыжи бы какие-нибудь, чтоб напрямик проскочить!

— Есть лыжи, Шурка! На чердаке они! Но тяжелые, самодельные. Уже и не помню, с каких времен лежат.

Засохшие крепления из сыромятной кожи размочили кипятком, подогнали по валенкам Шуры. Ирина Андреевна уговорила гостью надеть мужские брюки, уверяя, что в них будет удобнее идти на лыжах.

В полночь, миновав огороды, Зайцева напрямик пошла полем, на рассвете пришла в Студенок, где уже несколько суток стоял партизанский отряд.

— Шура! Из Крупца? Как же ты добралась ночью? — обрадованный Пузанов забрасывал ее вопросами.

— Да вот, пришла… Сейчас сниму пальто и все по порядку доложу.

Одежда и платок Шуры были покрыты обледенелой снежной коркой, и Пузанов понял: нелегко было идти разведчице в такую погоду. А она шла, торопилась сквозь пургу и ночь. Видно, очень важные вести принесла.

Партизаны, как смогли, позаботились о Шуре. Кто-то уже нес ей в алюминиевой кружке кипяток с сахаром. Пузанов отрезал и подал девушке краюху хлеба.

А через несколько минут Пузанов, Кривошеев и Черников слушали донесение разведчицы.

— Значит, нельзя терять времени, надо срочно выслать конную разведку, чтобы точно узнать, когда ждать немцев и полицейских, — сказал Пузанов, когда Шура закончила свой рассказ.

Мнение командира поддержали комиссар и начальник штаба: конная разведка необходима, действовать надо немедленно.

Вернувшись, конники доложили, что каратели выступили из Крупца на санных подводах в двух направлениях. Около батальона продвигается по дороге на Рыльск. Другой отряд прошел Новоивановку, направляется в Студенок. Было ясно: оккупанты, идущие по дороге на Рыльск, спешат перекрыть партизанам путь отхода на север, заставить их идти в Анатольевский лес, на опушке которого их ждет засада.

Пузанов повел отряд ускоренным маршем из Студенка. Чтобы сбить с толку противника, прошли километра два в направлении Анатольевки, а затем круто развернулись, почти на 180 градусов, и двинулись в сторону села Щекино по заметенному снегом проселку.

Поздно вечером вступили в Михайловку. Здесь решили разместиться на ночь. Но отдыхали не все. Нужно было подробно разузнать обстановку в ближайших селениях. По распоряжению командира туда немедленно выслали разведку. Донесения разведчиков порадовали: в Нехаевке, Яньковке, так же, как и в Михайловке, полиция разбежалась несколько дней назад, узнав о разгроме полицейского гнезда в Щекине.

Утром отряд построился в центре села, где должен был состояться сельский сход. Жители собрались быстро. Пузанов рассказал им о разгроме Красной Армией гитлеровских войск под Москвой, подчеркнул при этом, что советским людям еще предстоит приложить много усилий на фронте, в тылу и на оккупированной территории, чтобы изгнать фашистов с советской земли.

В то самое время, когда в Михайловке проводился сход, отряды карателей, охватив полукольцом Анатольевский лес, начали его прочесывание. Потратили на это целый день, но не нашли в лесу ни одного партизана. Поздно вечером в Студенок прибыл из Глухова еще один вражеский отряд, командир которого имел полномочия командования всеми карательными силами, сосредоточенными оккупантами в Крупецком районе. Днем 8 января каратели снова нагрянули в селения Студенокского и Акимовского сельсоветов в поисках партизан. Они повторно направили усиленные дозоры в Анатольевский лес. А Крупецкий партизанский отряд в то время продолжал рейд по деревням и хуторам Нехаевского, Большегнеушевского и Макеевского сельсоветов. Еще в трех селах были разгромлены полицейские участки и проведены сходы жителей.

Неоценимую помощь оказывали партизанам селяне. Вот один пример. Когда утомленный продолжительным рейдом отряд расположился в селе Большегнеушево, к Пузанову вдруг привели трех подростков.

— Откуда, хлопцы? — осведомился командир.

— Из Макеева мы. — в один голос отозвались ребята.

Перебивая друг друга, они рассказали, что в их селе больше ста оккупантов, примерно на тридцати подводах, остановились на ночлег в северной части села, по десять-пятнадцать человек в хате. Офицеры находятся в доме, где несколько дней тому назад партизаны уничтожили группу местных полицаев.

В полночь партизаны неслышно подошли к селу Макеево. Вблизи села спешились, замаскировали подводы в кустарниках. Группы Лепкова и Морозова залегли в засаде на пути возможного отхода противника из Макеева. А группа Журбенко скрытно подобралась к северной окраине, сняла двух часовых, окружила дом, в котором спали вражеские офицеры. Сначала окна и двери окруженного дома забросали гранатами, тут же открыли огонь. Пятеро фашистов, пытавшихся удрать из окруженного дома, были убиты. Услышав стрельбу, из хат начали выскакивать полуодетые немецкие солдаты. Лишь некоторые из них вели беспорядочный огонь, а большинство стремилось «унести ноги». Этого только и ожидали партизаны, находившиеся в засаде на противоположной окраине села. Они открыли по удирающим гитлеровцам прицельный огонь. В этом смелом налете отряд уничтожил несколько десятков карателей, захватил много лошадей, оружия, патронов, гранат.

Поход крупецких партизан принес отряду добрую славу среди местного населения. Люди воочию увидели, как громят врага народные мстители. И вливались в отряд все новые и новые силы. Уже одно то, что за крупецким отрядом из семидесяти человек гонялось больше двух батальонов противника, имело важное значение. Ведь эти вражеские силы, не дойдя до передовой, были скованы партизанами здесь, на курской земле. Пусть и небольшая, но все же помощь фронту!