Строгий пулеметчик

Строгий пулеметчик

Петя медленно продвигался кустами, проваливаясь иногда по пояс в заснеженные ямы. Тогда он замирал и внимательно слушал ночной лес. Оглядевшись, мальчик осторожно выбирался из снежной западни и продолжал свой трудный путь. Вскоре железнодорожная колея привела его к полностью разрушенному станционному зданию. До Погостья оставались какие-то сотни метров. Но это были самые трудные метры в его пути. Кругом стоял невообразимый грохот: то там, то здесь ухали разрывы мин, с огромной силой рвались снаряды, беспорядочно строчили пулеметы, автоматы, стреляли винтовки. Перед ним совсем рядом находилась передовая. Петя осторожно добрался до небольшой высотки, заросшей мелким кустарником, и долго смотрел с нее на заснеженное, уходившее вдаль темное поле. Это был передний край гитлеровцев. То, что он оказался на передовой фашистов, у него не было уже никаких сомнений. Да, вот и она… эшелонированная линия обороны противника: многочисленные окопы и траншеи, откуда часто строчили пулеметы. И тут внимание мальчика привлекли трассирующие пули, которые веером проносились в ночном небе. В каких-то семистах метрах они заканчивали свой полет. «Там же наши. Всего каких-то 700 метров, и я у своих, — радостно вздохнул он. — И эти проклятые фашистские трассирующие пули должны помочь мне определить линию фронта и перебраться к своим».

По колено в снегу, придерживаясь за кусты, Петя решительно стал спускаться с высотки. Он с трудом преодолел всего несколько шагов, как тут же, в каких-то десяти метрах от себя, услышал речь гитлеровцев. Рядом с ним по утоптанной тропинке, пригнувшись, прошли шестеро фрицев: первые две пары несли большие баки, а третья тяжело несла ящик. «Баки — это термосы, — решил мальчик. — Жратву потащили… Горячее… Наверное, кофе — не могут фрицы воевать без кофе. А в ящике хлеб, масло».

Немцы скрылись за дверью замаскированного блиндажа. Петя еще какое-то время был в кустах, а затем пополз по-пластунски в сторону, где оседали к земле угасающие трассирующие пули. Теперь каждый метр давался ему с большим трудом: ведь ползти по снегу было очень тяжело, поэтому он часто делал остановки для отдыха, а главное, для определения своего маршрута. Весь мокрый от пота, он уже не раз зарывался в снег и, лежа на спине, смотрел за полетом трассирующих пуль. Потом он поворачивался на живот, поднимал из снега голову, и ему становилось веселее на душе: продвигался он правильно, только вот совсем медленно, но главное, как показывали пляшущие над ним пулеметные очереди, находился он на верном пути. Проползая вблизи окопов, специальных секретов в траншеях, откуда раздавались пулеметные очереди, мальчик не раз слышал совсем рядом немецкую речь. Тогда разведчик замирал на время, а затем ужом отползал в сторону от фашистов и продолжал свой трудный и опасный путь.

Настало время, когда Петя пересек передний край немцев. Сначала он даже не понял, что за его спиной передовая гитлеровцев, и только когда на его пути стали часто попадаться воронки — широкие и глубокие от снарядов, поменьше от мин, — мальчик решил, что оказался на нейтральной полосе, которую опасался больше гитлеровцев. Ведь сразу за их передовой начинались минные поля. А немцы на минах не экономили. С огромным количеством расставленных мин они чувствовали себя в большей безопасности. В этом юный разведчик хорошо разбирался по своим прошлым переходам через линию фронта. Поэтому Петя лежал сейчас на спине в небольшой воронке, смотрел на звездное небо и обдумывал план дальнейшего пути. Перевернувшись на живот, подтянулся за край воронки, которых действительно было много на этой не так уж широкой полосе ничейной земли. «Ведь мины, если они находились рядом с воронками, — думал Петя, — должны были наверняка сработать при взрывах снарядов. Путь этот, конечно, будет длиннее, да и карабкаться по крутым снежным краям воронок очень тяжело, но путь этот зато менее опасный», — размышлял юный разведчик.

Петя бесшумно, очень осторожно выбрался из воронки и тихо, по-пластунски, пополз по снегу. Он преодолел всего около десяти метров, когда на его пути встретилась широкая и глубокая рытвина. Разведчик не стал огибать первое препятствие, а быстро съехал на спине по снегу на ее дно. И сделал это так мгновенно, что улыбнулся своей сноровке, и тут же сразу ему вспомнилось довоенное время и зимние игры с друзьями. Они весело катались с крутых снежных гор и часто вот так, бросив санки, спускались лихо с горы — кто на чем: кто на спине, кто на попе, кто на животе, кто на боку. Эх, до чего веселая и радостная была пора!

На дне воронки Петр решил отдохнуть. Ведь ползти по снегу было очень трудно. А потом он быстро одолел крутизну воронки и опять пополз по снежному полю — в воздухе беспрерывно, словно большой рой пчел, жужжало несметное количество разных пуль, проносившихся с огромной скоростью то в сторону фашистов, то в сторону наших войск. Чтобы не сбиться с пути, Петя иногда ложился наспину иследил за трассирующими огоньками. Сердце паренька наполнялось какой-то неподдельной радостью, он игриво переворачивался со спины на бок и продолжал штурмовать снежное поле. Но вот орудийная и минометная стрельба почти затихла. Только изредка со стороны гитлеровцев пролетал с воем шальной снаряд, и через несколько секунд раздавался в расположении советских войск взрыв огромной силы. Услышав это, мальчик старался сразу спрятаться на дно воронки. В этот миг он вспоминал мамины слова: береженого бог бережет. Сколько раз мама, смазывая йодом сбитые до крови его коленки, наставляла своего Петюню не лазить по деревьям, не прыгать с заборов. Ох, и бедовым же был он все-таки мальчишкой!.. Он улыбнулся своим добрым довоенным воспоминаниям и вылез из воронки. Мальчик хотел было уже ухватиться за ее край, но резко отдернул руку, словно наткнулся на раскаленное железо. Над его головой на проводах висела… большая противопехотная мина. Ему не хватило каких-то нескольких сантиметров, и рука уткнулась бы в это страшное взрывное чудище. Петя представил, что могло бы произойти. Сердце учащенно забилось, он нервно зевнул и вытер рукавом со лба выступивший пот.

Нет, он не боялся за себя: за полгода войны Петя насмотрелся такого, что смерть его совсем не страшила. В этот миг мальчика беспокоило только одно: вот эта проклятая воронка может стать навеки его могилой, и никто никогда не узнает о его судьбе. А главное, никто не узнает о гибели его боевых друзей. Эта воронка может похоронить в глубокой тайне и добытые с таким огромным трудом разведывательные данные о противнике…

— Нет, нет… — сквозь слезы твердо, словно клятву, произнес мальчик. — Я выкарабкаюсь отсюда и доберусь до своих.

Он осторожно спустился на дно воронки. Полулежа, несколько минут наблюдал за звездным небом, а затем полез в противоположную сторону от заминированного края. Но и здесь совсем близко от себя увидел торчавшие из-под снега смертоносные волоски мины.

Мальчик съехал на дно обрыва и задумался. Потом стал карабкаться из воронки тем путем, который привел его в эту западню. Вскоре Петя выполз и по проторенной им в снегу тропинке отполз метров на десять в сторону немцев. Затем сверил свой путь с пляшущими в ночном небе трассирующими пулеметными очередями гитлеровцев и медленно, делая часто остановки, обогнул по-пластунски западню. Перед ним все так же темнело уходящее вдаль снежное поле. Ползти было все трудней и трудней, а сил становилось все меньше. Около часа он еще боролся со снегом. За это время мальчик преодолел метров 150, и тут рука его неожиданно уткнулась в деревянный столб, обмотанный колючей проволокой. Петя чуть поднял голову. Впереди темнела полоса заграждения. Несколько рядов колючей проволоки высотой метра в полтора уходили вдаль от него и сливались с темнотой. «Там, за этой колючей проволокой, уже наши», — подумал мальчик. Но тут же тяжело вздохнул: ему еще предстоял трудный путь — преодоление полосы, которая нашпигована минами и разными другими сюрпризами. Мозг юного разведчика лихорадочно заработал, припоминая отдельные тонкости работы саперов. Кое-какие секреты пригодились ему при подготовке и походах через линию фронта — рядом со столбами, на которые крепилась проволока, мины, как правило, не ставились. Он решил преодолевать эту чертову полосу только около столбов.

Мальчик осторожно разгреб снег у толстого соснового столба. Первый ряд колючей проволоки почти касался замерзших комьев черной земли. Тут же валялось несколько сучьев. Он взял крепкий, несколько изогнутый сосновый сук и долго на него смотрел: один конец, тот, что потолще, был срублен ударом острого топора, а на другом — сломанном, скорее всего, при повале дерева, торчали два зубца, похожих на клыки дикого кабана. Он видел их у этого зверя, убитого колхозниками в прошлом году, который повадился на картофельное поле и попортил тогда много картошки. Петя ловко, но очень осторожно вставил в зубцы первый ряд проволоки. Потом он с силой поддал сук двумя руками вверх, да так, что в его зубцы вошел и второй ряд проволоки. Упираясь в землю, сук стоял прямо, а снизу в проволоке образовался небольшой проем, которым воспользоваться взрослый человек, конечно, не смог бы, но щупленький Петя легко пролез через него. Он осторожно опустил проволоку, запорошил снегом очищенное место и метра через два опять уткнулся в столб. Парень теперь уже быстро и ловко проделал ту же операцию, и вот он, третий ряд проволоки, а затем четвертый, пятый, шестой и, наконец, последний — седьмой столб. Семь рядов колючей проволоки и огромное нервное напряжение сделали свое дело. Силы у него были на пределе. Весь мокрый от пота, Петя лег на снег, раскинул руки и устало тихо прошептал: «Все, кажется, я у своих…»

Потом он вспомнил баню, своих друзей. «Ведь им осталось жить какие-то часы — сегодня утром их расстреляют фашисты… И он ничем не может помочь им», — всхлипывая, думал мальчик. Вдруг перед собой он увидел улыбающиеся лицо Вани Голубцова, который подмигнул ему и с ухмылкой сказал:

— Ишь, разлегся, устал, видите ли, он… А задание?.. На тебя надеются, а ты слезы тут льешь, как девчонка. Вставай, Петька, вставай — и вперед!

Мальчик напрягся, вытер слезы и быстро заработал ногами и руками. Здесь, у своих, он все также должен был ползти, а то можно было получить пулю в лоб, теперь уже от красноармейцев. Ведь разбираться, кто тут к ним пробирается ночью, они не будут. Поэтому он решил как можно быстрее достичь передовой. Минут двадцать с яростью полз по этому проклятому полю. И откуда только взялись у него силы? Ведь совсем недавно ему казалось, что больше он не сможет одолеть и метра этого снежного безбрежья. Он остановился только для того, чтобы сверить по трассирующим пулеметным очередям противника свой путь. Полз правильно. Тут вдруг ветер донес до него запах табачного дыма. Мальчик поднял голову — теперь он совсем хорошо чувствовал дым махорки. Той, домашней, которую так любил курить его отец. Мама не раз ворчала на него, что этим едким зельем он просмолил стены всего дома. А отец посмеивался в прокуренные, желтоватого цвета усы и ласково обнимал ее за плечи. Мама сразу замолкала, стыдливо выворачивалась при Пете из его объятий и, махнув на отца без всякой злобы рукой, принималась за какую-нибудь работу. Находясь в тылу противника, мальчик видел, что немцы курили довольно много, но вот такого дыма, родного, совсем домашнего, он никогда не чувствовал. Поэтому он так обрадовался этому запаху махры, как называли ее бойцы Второго Отдельного танкового полка. Мальчик понял, что где-то тут, совсем рядом, находятся красноармейцы. Курить махорку могли только они. Он быстро пополз по направлению запаха табачного дыма. Преодолев метров десять, а может, и больше, уткнулся в траншею. Однако спускаться в нее не стал. Своим неожиданным появлением он мог только навредить себе: попасть красноармейцам на мушку, а то и на штык. «Нет, я не хочу погибнуть вот тут, да еще от своих, — размышлял Петя. — Они наверняка здесь, маскируются в специальном секрете…»