«Важная» персона

«Важная» персона

За дверью раздался топот многочисленных ног, лающее приветствие часового «Хайль Гитлер!», затем щелканье замка, и в бане появился сам Гюльцов, следователь Ульрих и молодой, невысокого роста человек. Он был одет в черное модное пальто с серым каракулевым воротником и в шапке-ушанке из соболя. На ногах у него — совсем новые светлые бурки, обшитые узкими полосками хромовой кожи. Вместе с ними вошли два высоких гитлеровца с автоматами на груди, которые стали у дверёй бани. Начальник ауссенштелле театрально прошелся вдоль полки, на которой находились разведчики. Он зло посмотрел на них, подошел к Пете и схватил его за челюсть так, что мальчику стало трудно дышать. Он пытался вырваться из железной хватки гитлеровца, но не удалось. Кузьмин хотел было уже броситься на защиту своего юного друга, но Гюльцов отпустил Петю и начал что-то сердито говорить по-немецки. Роль переводчика взял на себя Ульрих. Жестикулируя руками, он быстро говорил:

— Ночь, которую мы дали вам на размышление, прошла. У вас достаточно было времени все обдумать и все обговорить. А сейчас начальник ауссенштелле ждет ответа всего на два маленьких вопроса.

Ульрих улыбнулся, показал на пальцах, какие это маленькие вопросы, а затем грозно рявкнул:

— Шутки в сторону, быстро отвечать, кто вас послал и с каким заданием? Быстро отвечать, сволочи.

Разведчики молчали. Гюльцов приказал замолчать и Ульриху, а сам поднял левую руку, постучал пальцами по стеклу часов и прорычал:

— Я даю вам еще пять минут на размышление.

Он зло уставился на часы: слышно было даже ритмичное тиканье часов. Разведчики поняли, что у них совсем мало остается времени. Кузьмин и Голубцов переглянулись между собой и одновременно посмотрели на банное окошко. Они поняли друг друга. Их волновала теперь только одна мысль: «Только бы не сегодня все кончилось, только бы дали им еще одну ночь…» Они должны использовать эту свою последнюю попытку.

Невысокий молодой человек с интересом наблюдал за Петей, который вдруг сморщился и стал тереть глаза. «Все-таки глуповат этот надменный Гюльцов со своим спесивым следователем, — самодовольно улыбаясь, подумал молодой человек в модном пальто. — Вот этого сосунка и нужно давить. Ишь, носом уже хмыкнул. Да я его в два счета обработаю. Он у меня какие хочешь показания даст». А Петя поднял голову, тяжело вздохнул и протянул:

— Я, гос…по…дин офицер, маму свою ищу… Меня никто никуда не посылал… Я к маме хочу.

Гюльцов постучал пальцем по часам и сказал:

— Ваши пять минут истекли. Я смотрю, ты, Ермолаев, опять за старые песни принялся, слушать их не хочу. Теперь вами займется вот этот молодой человек. Он русский, фамилия его Рудич. Может, вы с ним быстрее найдете общий язык.

И он ткнул пальцем на невысокого человека в гражданской одежде, а затем громким голосом, словно объявляя приговор, добавил:

— Это ваш последний шанс. Если вы и ему ничего не расскажете о своем задании, то завтра в 10 часов утра вы все будете расстреляны — нам надоело с вами возиться. А теперь мы покинем вас. Помните, что ваша жизнь в ваших руках.

Гюльцов и Ульрих, отдав какие-то приказания двум гитлеровцам, стоявшим у дверей, словно истуканы, покинули баню. Разведчики с интересом смотрели на Рудича, а он, медленно сняв свое модное пальто, потом дорогую шапку, повесил их на торчавший в бревне гвоздь и, вытирая обильный пот со лба, произнес:

— Ух, и жарко же у вас, ребята, настоящая русская баня. Давайте знакомиться. Я действительно русский.

Он показал пальцем на двух охранников и добавил:

— Этих двух немецких баранов не стесняйтесь — они по-нашему ни бум-бум…

Ваня Голубцов зашевелился и тут же заскрипел зубами: боль была невыносимой. Он с презрением посмотрел на Рудича и тихо сказал:

— Русский, говоришь?.. Русские твоего возраста вон там…

Он с трудом поднял руку и показал в сторону Ленинграда, потом добавил:

— Они на той стороне фронта бьют фашистов, а ты служишь Гитлеру…

Кузьмин усмехнулся:

— И служишь фашистам, конечно, верой и правдой, иначе они не допустили бы тебя к нам.

Рудич рассмеялся, поднял две руки и весело произнес:

— Ну, ребята, сдаюсь, молодцы! Мы, истинные русские патриоты, так и должны отвечать. Вот это именно я и хотел услышать от вас — должен был убедиться в вашем патриотизме, в вашей любви к России.

Пожимая плечами, Голубцов и Кузьмин недоуменно переглянулись: им пока непонятно было поведение этого человека. А Рудич подошел к Пете, который стоял около печки, прислонившись к ней спиной, и обнял его за плечи.

Мальчик вывернулся из его объятий, волком посмотрел на него:

— И вы причисляете себя к патриотам России? А вы знаете, что творят фашисты в нашей стране?..

Не обращая внимания на тон Пети, Рудич быстро ответил:

— А как же, мой мальчик? Я все знаю. Мы, истинные русские патриоты, помогаем Гитлеру бороться с большевиками.

Тут уже и Петя удивленно смотрел на этого «патриота России». А Рудич загадочно произнес:

— Вы, конечно, не слышали о такой организации, как «Национально-трудовой союз нового поколения»?

Кузьмин попытался улыбнуться. Теперь-то он понял этого «русского патриота». Кое-что об этой белоэмигрантской организации он знал. Однажды об НТСНП ему рассказывал в Особом отделе НКВД Ленинградского фронта начальник шестого отделения старший лейтенант госбезопасности Д.Д. Таевере. Он тогда сообщил ему о деятельности штаба представителя НТСНП по Северному краю, создании им в Волосове, Гдове, Гатчине, Кингиссепе и ряде других городов Ленинградской области ячеек этой организации. Было известно, что представителем НТСНП по Северному краю являлся какой-то бывший лейтенант Красной Армии, перебежавший в самом начале войны к фашистам. И Кузьмин с еще большим интересом посмотрел на Рудича и подумал: «Уж не этот ли тип является руководителем НТСНП в Ленинградской области?»

Рудич расходился все больше и больше. Он бегал по бане, размахивал руками и говорил:

— Наша организация ведет начало с 1927 года. Создателем ее является руководитель «Русского общевойскового союза» генерал А. П. Кутепов. В начале в нее вошли лучшие кадры белоэмигрантской молодежи в Югославии, а затем отделения НТСНП были созданы в разных странах мира. Основной своей целью наш «союз» провозгласил борьбу с большевистской властью до самой победы, то есть до свержения Советов в России…

Тут раздался громкий детский хохот. Это Петя схватился обеими руками за живот и, присев на корточках, смеялся так искренне и так долго, что даже Голубцов толкнул Кузьминас полки посмотреть, уж не случилось чего-нибудь с их другом. А тот, вытирая выступившие слезы, сквозь смех громко произнес:

— Ой!.. Не могу, ребята! Ох, и рассмешил меня этот «истинный русский патриот». Какая-то там эмигрантская организация грозится свергнуть у нас советский строй. Да вы спросили наш народ, примет ли он вас?

Кузьмин погладил волосы юного разведчика, прижал его к себе и засмеялся вместе с ним. С полки их поддержал Голубцов. Раздраженный словами Пети, Рудич долго смотрел на мальчика и думал: «А ведь этот сосунок не так уж прост, каким он иногда кажется… Ну, погоди! Я тобой еще займусь отдельно. Ты у меня посмеешься. А теперь спокойствие, еще раз спокойствие…»

— Там, в Югославии, молодежь, вовлеченная в НТСНП, сразу заявила о себе и потребовала перейти от старой белоэмигрантской болтовни к практической боевой работе в СССР. Старики, естественно, испугались горячих молодых голов, и в 1935 году на этой почве «союз» порвал с РОВСом. С этого времени он стал самостоятельной организацией…

Кузьмин гневно перебил Рудича:

— …с этого времени начинается ее активная подрывная деятельность в СССР…

Рудич подошел к Кузьмину и удивленно воскликнул:

— О, среди вас есть знакомые с работой нашей организации. Это хорошо. Значит, беседа будет интересной.

Затем он подбежал к своему модному пальто, выхватил из его кармана пачку дорогих сигарет и предложил Кузьмину и Голубцову закурить. Пете он отказал: мол, мал, тебе еще рано. Мальчик лишь усмехнулся: он еще не пробовал курить, и к этому его совсем не тянуло. Командир с Ваней отказались от дорогого курева, а Рудич, ломая нервно спичку за спичкой, никак не мог прикурить. Наконец ему удалось это, и он, выпустив столб дыма, закричал:

— А вы как думали? Да, мы основным средством борьбы с большевиками избрали террор. Мы считаем, что для достижения той цели, которую провозгласил НТСНП, все средства хороши.

Кузьмин усмехнулся и спокойно произнес:

— Во-во… Поэтому вы и стали платными агентами спецслужб целого десятка капиталистических стран. Кому вы только не служили? Разведки Франции, панской Польши, Англии, Румынии, Югославии, Японии и других стран финансировали ваш «союз», снабжали оружием, фиктивными документами, организовывали переброску его эмиссаров в Советский Союз. Я помню, что наши газеты перед войной не раз сообщали о разоблачении чекистскими органами террористических групп НТСНП. Одна из них пробралась даже в Москву и готовила там террористический акт. При аресте у этих бандитов изъяты пистолеты, гранаты, яды… И вы еще смеете называть себя истинными русскими патриотами.

Кузьмин махнул рукой: мол, с вашей бандитской организацией ему все ясно. Голубцов и Петя восхищенно смотрели на своего командира, который раз за разом сгонял спесь самодовольства и спокойствия с этого изменника Родины. Рудич, лицо которого покрылось потом и красными пятнами, замолк. Ему совсем не нравился ход беседы. Самым непонятным было для него то, что в споре с этим похожим на цыгана, по-видимому, рабочим парнем он стал терять свою былую уверенность и спокойствие. И это он, филолог по образованию, бывший ленинградский аспирант, быстро сделавший карьеру у гитлеровцев, ставший заместителем у самого начальника полиции безопасности и СД в Гатчине Генриха Боссе. Конечно, до этого пришлось изрядно поработать: в Волосовском лагере для советских военнопленных по заданию Боссе, которого местные жители называли кровавым Генрихом, помог ликвидировать патриотическую организацию. С этого началось его восхождение. Потом пришлось написать в полицию безопасности и СД несколько анонимных писем на своих конкурентов, которые тут же оказались за решеткой. И вот он — заместитель органа Главного управления имперской безопасности, куда отбирались в основном преданные Гитлеру немцы. Правда, работа кровавая: следствие, пытки, расстрелы, опять следствие, пытки и расстрелы. И так изо дня вдень, но ему, если честно признаться, работа нравится. Нравится повелевать судьбами людей, видеть их жалкие, испуганные лица. Но вот такие, как эта троица, ему встречались не часто. Избитые и покалеченные, перенесшие пытки у самого палача ауссенштелле Вольфа, они, ожидая расстрела, еще смеются, спорят, отстаивают свои идеалы. Нет, они, конечно, не те, за кого себя выдают. Надо расколоть их… Ведь недаром меня вызвали сюда из Гатчины. Это нужно не только немцам, но необходимо это и мне для дальнейшей карьеры. Сам Боссе просил меня, чтобы я утер нос начальнику ауссенштелле Гюльцову, насолившему ему чем-то еще во время совместной работы в Берлине в 17-м управлении. Он постарается для своего шефа, а значит, и для себя. Он перенесет даже смех этого сосунка, но цыганистого парня надо поставить на свое место. И Рудич решил попугать своего оппонента. Он ехидно спросил Кузьмина:

— Я вижу, ты хорошо осведомлен о деятельности НТСНП. У меня невольно возник такой вопрос: откуда у тебя, рабочего парня, такие знания? До войны в советской прессе о нашей организации почти совсем не писалось. Это я знаю точно, так как мне как аспиранту приходилось штудировать целый ворох как центральных, так и местных газет. Той информации, о которой ты поведал нам здесь несколько минут назад, в них нет. Она находится только в одном ведомстве. Может, ты из НКВД? Если да — я сейчас же прикажу одному из этих истуканов…

И он махнул на гитлеровцев, стоявших у банной двери, и продолжил:

— Я прикажу пустить тебя в расход… В немецкой армии действует приказ: расстреливать в первую очередь комиссаров и сотрудников НКВД.

Кузьмин спокойно ответил:

— Эх, господин Рудич! Сколько раз меня можно пугать расстрелом? Я ведь здесь привык к этому. А у вас нервы сдали. А война только началась. Что будет с вами к ее концу?

Кузьмин сожалеюще покачал головой, а Петя и Ваня, любуясь своим командиром, улыбались. Рудич вскочил со скамьи и прокричал:

— Слепцы, война-то кончается! Немцы почти в Москве. Ленинграду осталось держаться считаные дни. Советской власти приходит конец.

Голубцов застонал. Петя повернул его покалеченную ногу. Больной тихо спросил:

— Господин Рудич, вы, кажется, до войны были аспирантом? Значит, историю России знаете.

— Я по образованию филолог, ленинградский аспирант.

Ваня усмехнулся и продолжил:

— О, тогда историю России знаете лучше меня. Но все-таки я вам напомню: Москву не раз захватывали ее враги. Но чем все это кончалось? Полным разгромом ее врагов.

Рудич подошел к Ване, набросил на его ноги свисающее с полки пальто. Удивленный такой заботой, Голубцов лишь только покачал головой, а Рудич миролюбивым голосом произнес:

— Так это было очень давно, ребята, а сегодня все решает техника. У немцев она высочайшего класса — танки какие, самолеты! У Советов ее нет…

Петя спрыгнул с полки, взмахнул утвердительно рукой и твердым голосом произнес:

— Сегодня, может, и нет у нас такой техники, но завтра она обязательно будет, лучше немецкой. Тогда полетят в трам-тарарам все ваши хваленые фашистские танки.

Мальчик засмеялся. Кузьмин подмигнул Пете: знай, мол, наших… А Рудич засуетился, опять вытащил сигарету и стал нервно курить. Нужного разговора с этой троицей у него пока не получалось. Ну, что ж, попробую с ними напрямую. Попытка не пытка, как говорил один из его научных руководителей. Ох, и не любил его этот профессор-старикашка. На научном совете он раз за разом ставил вопрос об отчислении его из аспирантуры. Над стариком уже начали подшучивать коллеги. А он везде и всюду повторял: да, у Рудича есть способности к научной работе, но вот ничего святого для него не существует. Этот карьерист мать родную продаст. Такие люди науке не нужны. Разглядел меня, старый хрыч. Аспирантура являлась для меня начальным трамплином для прыжка к солидной должности и большой зарплате. Пытался подойти к профессору разными путями: однажды узнал день рождения его дражайшей, купил для нее дорогой подарок, так он, этот противный старикашка, ославил на весь научный мир… Выгнал со дня рождения и подарок выбросил в окно. Старый профессор добился уже почти его отчисления из аспирантуры, но тут началась война. Где он сейчас? Если не умер еще голодной смертью в Ленинграде, то скоро с ним повстречаюсь, ты тогда попляшешь, старый хрыч.

И Рудич злорадно усмехнулся. Однако хватит воспоминаний. Пора и за работу. Он подошел к печке, бросил в топку окурок и долго смотрел на примолкших ребят пронизывающим взглядом, решая, с чего же продолжить разговор. Наконец он сказал:

— Я, ребята, предлагаю вам жизнь интересную, полную романтики, жизнь борцов за «независимую национальную Россию».

Кузьмин хлопнул по коленям своими забинтованными руками, подмигнул Пете с Ваней:

— Ну, как, друзья? Расскажем о своем задании? И перед нами прекрасная жизнь, как примут в НТСНП… Не так ли?

Рудич, сразу повеселев, ответил:

— Конечно, ребята. Мы вас сразу отправим в Берлин. Вас там будут встречать как героев.

Кузьмин вскинул голову, строго посмотрел на Петю: запоминай, мол, все, дружище:

— Почему в Берлин? Ведь штаб-квартира НТСНП располагается в Белграде. Нет, мы поедем в Югославию. Как, друзья?

Петя и Ваня пробормотали что-то невразумительное и отвернулись к стене, чтобы не рассмеяться. Они поняли игру командира. А ликующий Рудич подлетел к Кузьмину, положил руку на его плечо и торжественно произнес:

— Нет, други мои, вы поедете в Берлин — исполнительное бюро НТСНП во главе с нашим вождем Виктором Михайловичем Байдалаковым на днях приняло решение переехать в столицу Рейха. Я считаю, что это решение правильное. Мы должны быть ближе к своим союзникам. Ведь с Гитлером мы связали свою судьбу. Его победа над Советами — это и наша победа.

Тут не выдержал Петя, перебил Рудича:

— Вот это да — в саму столицу переводят? За что же такую честь оказывают вам гитлеровцы?

Рудич выпятил грудь колесом:

— За заслуги, дорогой мой мальчик. Их перед Третьим рейхом у НТСНП предостаточно. Вот возьмем лагеря для советских военнопленных. Так в них на руководящей и пропагандистской работе находится много членов нашего «союза» А сколько наших работает в различных гитлеровских учреждениях на оккупированной советской территории, но главным в работе нашей организации…

Рудич вдруг замолчал. Петя спрыгнул с полки с одной мыслью: надо опять расшевелить этого злобного врага. Ему помог Ваня Голубцов. Он уставился на Рудича и с иронией сказал:

— Ну и заслуги! Смех и только — работа в лагерях для военнопленных да в оккупационных учреждениях. И это вы называете романтикой?

Голубцов рассмеялся. Петя и Кузьмин поглядели на Рудича, а тот все молчал, потому что фашистские инструкции запрещали ему говорить о главной деятельности НТСНП. Но он все-таки решил посвятить их в эту работу. Анализируя создавшуюся ситуацию, размышлял: «Риску него практически отсутствует. Ведь у этой троицы есть всего один выбор: связать судьбу свою с НТСНП. А значит, они вскоре узнают об этой работе и без него». Этот сбежавший трусливо с поля боя и сдавшийся фашистам человек мерил всех только по себе Он не мог даже и представить, что у избитых и покалеченных людей есть еще путь: отказаться от всех его предложений и с гордо поднятой головой умереть за счастливое будущее своей Родины и своего народа. Но за жизнь они будут бороться Сейчас мысли разведчиков были связаны только с банным окошком, хотя Кузьмин и Голубцов прекрасно понимали, что оно их не спасет. Пролезть в это маленькое отверстие они с их комплекцией, конечно, не смогут. Но вот Петя должен выскочить из этой западни. Но для этого им нужна была холодная морозная ночь, только одна ночь… Для них последняя в жизни. Вот поэтому они и вели разговоры с этой человекоподобной тварью, которую они презирали больше, чем фашистов. Тревожило в это время только одно — чтобы этот подонок не отдал команду покончить с ними раньше срока, назначенного начальником ауссенштелле.

А он мог это сделать, поэтому они решили поиграть с ним и не очень злить его. Ктому же Кузьмин, как командир группы разведывательного органа Ленинградского фронта, загорелся выудить у болтливого Рудича побольше данных о связях НТСНП с фашистской Германией. Он решил, что сведения эти будут полезны Особому отделу. Петя и Голубцов поняли замысел своего командира и всячески старались помочь ему в этом. Петя улыбнулся и, обращаясь к Голубцову, громко повторил:

— Ну и заслуги, курам на смех, правда, Ваня?

Они громко рассмеялись. А Голубцов, посмотрев на покрасневшего Рудича, твердо сказал:

— Нет, нам не по пути с вами, господа пристяжные.

Этого Рудич уже не смог выдержать. Размахивая руками, он закричал:

— Мы-то пристяжные? Да ты ничего о нас не знаешь.

Голубцов пожал плечами:

— А как же вас называть? Ведь вы со своим Гитлером мечтаете разделаться с Советской властью. И каких только пристяжных нет в его упряжке? Тут и националисты Кавказа, националисты Прибалтики, Средней Азии и Украины… И прочие, прочие враги Советского Союза. Всех завлекла фашистская Германия в свою упряжку, и всем она что-то пообещала.

Рудич удивленно смотрел на Ваню и думал: «Нет, не те они, за кого себя выдают, а потому спокойнее, господин Рудич. Ведь они уже, кажется, идут на контакт с тобой. Правда, спорят… Так молодежь». Он подошел к Голубцову, опять по» правил на его ногах пальто:

— Нет, дорогой, я еще раз повторяю, что мы — союзники Германии. Мы не пристяжные. С Гитлером мы заключили союз, и он доверил нам особую работу — вот я служу заместителем начальника полиции безопасности и СД в Гатчине. Это большая должность. Не каждому немцу доверяют они служить в гестапо. А мне и многим другим членам нашего «союза» доверили. А ты — пристяжной…

Он улыбнулся, потрепав за волосы Ваню, продолжил:

— А возьмем контрразведывательный орган «Зондерштаб-Р». Вы, конечно, пока о нем ничего не слышали. «Особый штаб Россия» — так он звучит на русском. Подчиняется штаб специальному органу управления «Абвер-заграница», который действует на советско-германском фронте под условным наименованием «Валли». «Зондерштаб-Р» занимается агентурной разведкой, разложением партизанских отрядов и подпольных антифашистских организаций на оккупированной территории СССР. Штабом вся эта территория разбита на пять разведывательно-резидентских областей. Как сам «Особый штаб Россия», так и руководство этих областей состоит почти целиком из членов НТСНП. Правда, если быть объективным, в нем есть несколько петлюровцев, старых опытных агентов Германии, а также небольшое количество бывших советских военнослужащих, которые порвали с большевиками и положительно зарекомендовали себя на службе у Гитлера. Но основной силой в «Зондерштабе-Р» являемся мы — члены НТСНП.

Важно пройдя по бане и игриво щелкнув Голубцова по носу, добавил:

— Так какие же мы пристяжные?

Ваня отвернулся от предателя: «Давай, давай, мели, господин энтээсовец… Мы все запомним…» Тут громко засмеялся Кузьмин.

— Теперь и я с вами согласен — называть так ваш «союз» действительно неправильно, обида ваша понятна.

Рудич встрепенулся и с надеждой посмотрел на Кузьмина, а он сурово уставился на предателя и гневно продолжил:

— Нет, называть так ваш «союз» нельзя. Вы действительно союзники фашистов… Ведь НТСНП одним из первых встретил с радостью вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз… Ваш главарь Байдалаков тут же послал приветственное послание Гитлеру, в котором желал скорейшей победы над Советами… Вот почему вашему «союзу» предоставили место в самом Берлине… В Германии вы увидели силу, которая поможет претворить ваши сумасбродные планы в реальность… Но нет…

И командир сурово погрозил ему пальцем и твердо сказал:

— Нет… Этому — не бывать… Вы вступили в союз со злейшим врагом человечества — фашизмом… И нет вам никакого прощения…

Рудич побагровел и удивленно спросил:

— Вы меня судите?.. В вашем-то положении?.. Опомнитесь…

Он высоко запрокинул голову и громко расхохотался. А рука Кузьмина скрестилась в крепком рукопожатии с рукой Голубцова, другой рукой он обнял за плечи Петю и спокойным голосом произнес:

— Сегодня вы на коне… Сегодня вам кажется, что победа уже ваша близка… Но этому не бы вать… Наш народ победить нельзя…

Тут Петя взмахнул рукой и неожиданно для всех закричал:

— Мы победим!.. Смерть немецким оккупантам!.. Смерть изменникам Родины!

Лицо Рудича налилось кровью, глаза бешено сверкали. Он потянулся рукой в оттопыренный карман пиджака: «гам Лежал пистолет. Казалось, еще миг — и он перестреляет разведчиков, но что-то заставило его опустить руку. Он саркастически улыбнулся, а Кузьмин прижал голову мальчика к своей груди и продолжил:

— Да, мы уверены, что победа будет за нами, у нас будут жертвы. Но мы сокрушим фашизм. И всякие там его союзники разбегутся, как крысы с тонущего корабля. Большая часть их получит по заслугам, а некоторые на время спрячутся в разные дыры и будут выжидать. Потом опять начнут искать себе нового хозяина. Он найдется, и вы начнете вновь свою деятельность, вот она, ваша перспектива. А теперь можешь убираться отсюда, иди, доложи своим нынешним хозяевам, что мы готовы умереть за Родину, за счастье нашего народа. Нас будут помнить. О нас сложат песни, нашими именами будет гордиться народ, а вас, изменников, ждут проклятия.

Кузьмин отвернулся от взбешенного Рудича. Петя восхищенно смотрел на командира, пожимая ему руку, с ненавистью бросил взгляд на предателя и быстро проговорил:

— Иди отсюда, прислужник фашистов. Разговаривать мы больше с изменником нашей Родины не желаем. Правда, Ваня?

Голубцов кивнул головой, тяжело вздохнул:

— И как таких людей земля носит? Ведь русский… Мать есть. Узнает она о тебе, о твоей предательской деятельности и обязательно проклянет сына своего, проклянет первый день, когда она услышала твой первый крик. Таковы они все, наши русские матери…

Рудич трясущими руками схватил свое модное пальто и, запинаясь от бешенства, прокричал:

— Бе-зум-цы!.. Безум-цы!.. Вы подписали себе смертный приговор!

Вдруг неожиданно для всех Петя вложил в рот два пальца и так молодецки свистнул, что Рудич, словно ошпаренный горячим паром, выскочил из бани, тут же влетел обратно, схватил свою барскую шапку и, яростно матерясь, рванулся за дверь. В бане поднялся веселый хохот. Тут зашевелились и солдаты-истуканы, не проронившие за целый день пока ни одного слова. Они наставили на разведчиков автоматы и, прорычав что-то по-немецки, удалились. За дверью загремели тяжелым амбарным замком, и в бане воцарилась тишина. Только поскрипывал по снегу часовой своими массивными башмаками.