Допросы: Держись, ребята!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Допросы: Держись, ребята!

Ранним утром они проснулись от крика и стука в дверь. Соскочив, словно акробат, с верхней полки, Петя увидел в банное окошко трех гитлеровцев, которые громко ругались между собой. Они никак не могли открыть огромный амбарный замок, в который, по-видимому, попала вода — за ночь она замерзла. Гитлеровцы яростно трясли его, стучали по нему, но он не открывался. Тогда один из солдат вытащил из кармана шинели газету, сложенную в несколько слоев, другой чиркнул спичкой, и огонь на бумаге начал набирать силу. Вскоре пламя охватила весь замок. Когда держать газету стало в руках уже невозможно, невысокий гитлеровец бросил пылавшую газету на снег, затем улыбнулся, показал солдатам ключ и что-то сказал. Торжественно вставил ключ в замок и легко его повернул. Гитлеровцы весело заржали. Двое из них вошли в баню, а третий остался около двери часовым. Фашист, разогревавший замок, закричал на лежавшего Голубцова и ткнул его автоматом в бок. Ваня с трудом поднялся и сел на полке. Кузьмин с Петей помогли ему подняться на ноги, и он, обхватив с одной стороны за шею командира, а с другой опираясь на плечо своего юного друга, вышел вместе с ними из бани. Улица встретила их чистым морозным воздухом. Кругом было белым-бело. За одну ночь снег покрыл землю толстым покрывалом. Только река Мга несла свои темные воды: морозу пока она была неподвластна. Но скоро она покроется толстым льдом. Белизна снега заставила разведчиков закрыть глаза и остановиться. Тут же раздались крики фашистов, и ребята медленно потянулись к деревне.

Поддерживаемый друзьями Голубцов увидел около калитки старика с вилами в руках и ехидной улыбкой на лице. Ваня сплюнул в сторону предателя и крикнул:

— Смотришь, иуда, надело рук своих, но скоро тебе будет не до смеха… Готовься — за тобой придут.

Разведчик громко рассмеялся, а немец ударил в спину Голубцова дулом автомата. Ваня скорчился от невыносимой боли и рухнул бы на снег, но его поддержали друзья. Предатель заметался по двору, бросил около хлева вилы и тут же скрылся в избе.

Вскоре ребята в сопровождении немцев были в центре деревни. Здесь, в огромной двухэтажной бревенчатой избе, разместился штаб ауссенштелле. Разведчиков поместили в небольшую комнату, единственное окно которой было заделано толстой железной решеткой, а узенькая дверь обита листовым железом. Кузьмин и Петя помогли сесть Голубцову на широкую дубовую лавку, прибитую железными скобами к стене. Петя обошел комнату, заглянул в зарешеченное окно, которое выходило во двор. Там прохаживался часовой с огромной немецкой овчаркой. Потом мальчик толкнул плечом дверь и, тяжело вздохнув, сказал:

— Да, ребята… Отсюда выбраться нам не удастся.

Лязгнула запорами железная дверь, и через нее в комнату протиснулся молодой, высокого роста, блондин без фуражки. Черная эсэсовская форма ладно облегала его спортивную фигуру. Он довольно дружелюбно оглядел ребят, прошелся около них, заглянул в окно, затем потрогал ногу Голубцова, с сожалением почмокал языком и на ломаном русском языке представился:

— Оберштурмфюрер СС Ульрих, следователь ауссенштелле… Мне поручено вести ваше дело. Вижу, с вами уже поработали… Думаю, что мы найдем общий язык и мер физического воздействия к вам больше применять не будем. В вашем положении надо быть более благоразумными.

И он осторожно провел рукой по своим тщательно уложенным волосам. Щелчком стряхнул пылинку с идеально отутюженного мундира, затем ткнул пальцем в Кузьмина и грозно сказал:

— На допрос!

Он крикнул что-то по-немецки, и в комнату вошел гитлеровец. Ульрих, показав пальцем на командира, приказал:

— Вот с этого цыганистого русского мы и начнем, Вольф. Давай его ко мне.

Оберштурмфюрер СС вышел из комнаты. Вольф подошел к командиру и грубо схватил его за плечо. Кузьмин поднялся с лавки, гитлеровец толкнул его в спину, и они покинули эту камеру. Лязгнули запоры, в комнате установилась тишина. Петя переглянулся с Голубцовым. Глаза ребят были наполнены тоской и жалостью. За месяц они привязались к Кузьмину, безоговорочно ему подчинялись. От него всегда можно было получить дельный совет и поддержку. И вот, оставшись вдвоем, им было не по себе — было жалко командира, в силу духа и твердость характера которого ребята безгранично верили. Они верили, что их командир не способен на предательство, как не способен он и ни на какие компромиссы с фашистами. Он будет до конца стоять на своем: он разыскивает свою невесту… Эти поиски привели его сюда, к линии фронта… Его будут бить, пытать, но фашистам он больше ничего не скажет. В это Петя и Ваня твердо верили.

Прошло, наверное, около трех часов, когда вновь загремели засовы их камеры, раздался тяжелый стон. Отворилась дверь, и ребята увидели командира, которого под руки поддерживали двое гитлеровцев. Голова его касалась груди, а из носа и рта Сочилась темная кровь. Фашисты протиснули Кузьмина в дверь, он, словно подкошенный, рухнул на пол.

Петя вскочил, попытался поднять Кузьмина. Командир тяжело застонал, а затем сквозь зубы процедил:

— Я… герр офицер… ищу невесту… Давно ее ищу… Потерял ее в районе Красногвардейска. Больше мне о ней ничего не известно. Из-за невесты я оказался в этой деревне, герр офицер. Я ищу невесту…

Разведчики поняли своего командира: он намекал им, как держаться на допросе. А немцы криком и пинками поднимали уже с лавки Голубцова. Придерживаясь за стены, подпрыгивая на одной ноге, тот, стиснув зубы, медленно двинулся за фашистами. Петя вытер с лица командира кровь и помог ему добраться до лавки. Тяжело дыша, Кузьмин с какой-то нежной, отцовской заботой смотрел на мальчика. Ему было очень жалко своего юного друга, которому предстояла схватка с оберштурмфюрером СС Ульрихом. Командир взял за руку Петю, ободряюще ее пожал и тихо сказал:

— Ты не бойся их, Петя, душонки-то у них слабые, кричать сразу начинают. Но бить эти сволочи умеют, приемчики разные применяют. Страшная это система — фашизм. Смотри…

Он протянул мальчику левую руку. Петя содрогнулся, на какое-то время закрыл глаза. Ни на одном из пальцев этой руки Кузьмина не было ногтей: на него глядело живое мясо с полузапекшейся кровью.

Петя вскочил с лавки и закричал:

— Сволочи, кровопийцы! Что же они делают?.. Разве это люди? У… гады!

Кузьмин, чтобы успокоить мальчика, прижал его к своей груди, усмехнулся:

— Это нелюди, Петя. Они называют себя сверхчеловеками. А мы для них рабы, с нами можно делать все. Захотят убить — убьют, захотят помиловать — помилуют. Вот Ульрих пообещал на следующем допросе оборвать ногти и на правой руке. Конечно, если я и дальше буду вести себя так на допросе. Они, сволочи, загоняют под ногти шило, а затем подручный Ульриха Вольф с силой рвет его. Ловок он, гад… Работу эту делает, словно семечки грызет. И будь готов к разным там провокациям, они на это большие мастера…

Тут опять загремели засовы их камеры, и перед разведчиками предстал довольно улыбающийся палач ауссенштелле Вольф. Он весело подошел к Кузьмину, брезгливо поднял двумя пальцами его левую руку, долго любовался кровоточащими ранами, затем укоризненно покачал головой и кивнул Пете. «Смотри, — говорили глаза фашиста, — будешь вести себя так, и тебя ждет такая же участь».

Но Петя ничего этого не видел. Мысли его были заняты только Голубцовым. «Почему не возвратился с допроса Ваня?» — думал он.

Мальчик с тревогой посмотрел на Кузьмина. Командир подбадривающе подмигнул своему юному другу и тихо сказал:

— Не волнуйся, Петя. Думаю, что с Ваней все в порядке. Фашисты повели против тебя психологическую атаку. Держись и не поддавайся на их провокации.

Вольф строго посмотрел на Петю и приказал ему подниматься. Вскоре он был в большой светлой комнате, где за круглым столом важно восседал Ульрих. Он читал какие-то бумаги и довольно потирал руки. Ухмыльнулся, пробормотал что-то и протянул лист бумаги сидевшему в углу за письменной машинкой молодому мужчине в гражданской одежде. Тот моментально вскочил, подлетел к Ульриху и угодливо согнулся перед ним. Эсэсовец показал пальцем на текст документа, гражданский утвердительно кивнул головой. Следователь исподлобья посмотрел на Петю и, обращаясь к угодливому молодому человеку, по-русски спросил:

— Он признался?

Этот человечек согнулся совсем крючком и тихим писклявым голосом произнес:

— Да, господин Ульрих, он сознался, что посланы они в наш тыл разведотделом Ленинградскою фронта. Вот его показания, — и он провел пальцем по лежащему на столе документу. Ульрих взмахом руки дал ему понять, что миссия его окончена. Молодой человек попятился задом и занял свое место за машинкой.

Петя с интересом и какой-то брезгливостью смотрел на этого угодливого человека: «Из предателей, конечно. Ишь, как старается, сволочь, боится даже повернуться перед фашистом, пятится, как рак, задом…»

Но тут мысли юного разведчика были прерваны следователем. Он подошел к Пете, стоявшему около стола, придвинул ногой табуретку в темных пятнах крови:

— Садись, мальчик, в ногах правды нет. Ведь так, кажется, говорят русские?

Петя долго смотрел на окровавленную табуретку, затем сел, не сказав ни слова фашисту. Тот с загадочной улыбкой и таинственным голосом произнес:

— Мы все, все знаем.

Петя пожал плечами. Он старался быть безразличным, и это ему пока удавалось. Следователь положил на его плечо руку и интригующе продолжил:

— Знаем, что вас послал разведотдел Ленинградского фронта. Об этом нам рассказал…

Он громко рассмеялся, потом быстро выпалил:

— Об этом рассказал ваш друг. Ну, этот, похожий своими голубыми глазами на девочку… Фамилия у него Шустов. Не так ли?..

Петя спокойно смотрел на фашиста. Он знал, что по легенде фамилия Вани — Шустов. Под этой фамилией Голубцов и представился Ульриху. Петя понял, что гитлеровец ничего не добился от Вани и теперь провоцирует. Мальчик тяжело вздохнул и устало ответил:

— Господин офицер, фамилия эта мне ничего не говорит. Я знаю, что арестованного со мной блондина с голубыми глазами звали Ваней. Больше я о нем ничего не знаю. Что касается какого-то разведотдела, то я о нем впервые слышу. Никакого отношения я к нему не имею.

Ульрих продолжал улыбаться, но в груди у него уже все клокотало от этих упрямцев. Он прекрасно понимал, что от их признания зависит вся его дальнейшая карьера. Если он не добьется этого, то Гюльцов сделает все, чтобы он отправился на передовую. Поэтому он должен их расколоть. Ведь недаром же они болтались вблизи линии фронта. Наверняка связаны с разведкой русских. Но как ему это доказать? Правда, они сознаются, что готовились совершить переход через линию фронта. Об этом же сообщается и в агентурном донесении «Тихого». Но вот дальше они в один голос твердят: в Ленинграде надеялись найти своих пропавших родных и близких. Им и за это расстрел обеспечен. Но его личной заслуги в этом нет. Они сразу рассказали об этом Гюльцову. Ему же надо добиться у них признания о связях с разведкой русских. Но как это сделать? Физические меры воздействия ни к чему не привели. Как первый, так и второй из русских держались на допросе, словно сделаны из железа.

Они не сказали ему ни слова, хотя первому вырвали все ногти на руке, а второму окончательно доломали ногу. Они выдержали адские муки, но стоят на своем и в связях с советской разведкой не признаются. Гюльцов посоветовал ему не применять мер физического воздействия к этому недоноску. По мнению начальника ауссенштелле, отец у него был буржуа на селе, за что репрессирован Советской властью, и, если проявить к нему побольше ласки и тепла, он раскроется. Вот почему он сидит и любезничает с ним.

Ульрих даже решился снизойти до того, чтобы погладить Петю по волосам. Затем ласково потрепал его по щеке и тихим голосом спросил:

— Ведь твой отец, кажется, осужден Советской властью?..

Петя опять кивнул головой. Эсэсовец возбужденно продолжил:

— Ты должен мстить за него. Ведь вас разорила Советская власть. А мы скоро… очень скоро начнем возвращать таким людям, как твой отец, их хозяйства. Но это, конечно, нужно заслужить, ты понимаешь — заслужить…

Петя, полуоткрыв специально рот, внимательно слушал фашиста. Вот мальчик начал нервно потирать руки. Глаза его загорелись, он возбужденно смотрел на Ульриха. Следователь улыбнулся и подумал: «Да, богатство никого не оставляет равнодушным, даже детей. Вон как преобразился этот недоносок».

Петя вскочил со стула и, заикаясь от волнения, торопливо спросил:

— Что? Что я должен делать? Господин офицер, я готов на все. Ведь эта наша семейная мечта — вернуть хозяйство. Мама мне рассказывала о том, как мы жили раньше, до раскулачивания. У нас все, все было, господин офицер. Лошади, коровы, много птицы, прекрасный дом и много другого. Я готов выполнить любое ваше задание.

Мальчик всхлипнул, вытер рукавом слезы:

— Маму найду, там и папа вернется. Ведь вы поможете ему вернуться домой, в Волосово, да, господин следователь?..

Ульрих важно кивнул головой и сказал:

— Конечно, мой дорогой юный друг, мы все сделаем. Скоро вы все будете вместе. Как порадуются твои родители, что у них растет такой смелый и славный сын, вернувший им хозяйство…

Петя зарделся и опустил голову. Эсэсовец потрепал рукой его белокурые волосы:

— Теперь, мальчик, скажи мне, кто вас послал в наш тыл?

Петя недоуменно посмотрел на гитлеровца, а тот продолжал:

— С каким заданием?.. Ты не бойся, если пожелаешь, то разговор этот останется между нами, слово офицера…

Ульрих ударил себя в грудь кулаком и приказал переводчику удалиться из комнаты. Мальчик удивленно развел руками и быстро ответил:

— Так я же говорил вам, господин офицер, меня никто никуда не направлял.

Ульрих недовольно сжал губы и зло перебил его:

— Ты не торопись, подумай и помни, что тебя ждет — отдадут Вольфу, а он мастер ломать кости… Итак, я в последний раз спрашиваю: с кем вы связаны? Какое у вас было задание?

Петя заискивающе дотронулся до плеча следователя и плаксивым голосом ответил:

— Я все продумал, господин офицер. Я к Вольфу не хочу, совсем не хочу. Он противный. Отпустите меня… Я пойду искать маму. С этими двумя я встретился в лесу вблизи деревни Виняголово. Встретил их случайно… Как рассказали они мне, один из них разыскивает пропавшую невесту, а другой пробирается из окружения. Люди они вроде хорошие, поэтому я и решил идти с ними в Ленинград. Может, там моя мама?

Он со слезами в глазах вопросительно смотрел на разъяренного гитлеровца. Допрос длился около трех часов. Временами следователь становился необыкновенно ласковым к Пете, обещавшим ему за признание в принадлежности к советской разведке большие деньги, хозяйство в Волосове, поездку в Берлин и прочие блага. Глаза у мальчика сразу вспыхивали неподдельной радостью, и он опять начинал все тот же рассказ. Иногда фашист хватался за пистолет, приставлял дуло к его голове и грозил ему карами, каких свет еще не видел. Петя испуганно шарахался в сторону и делал вид, что очень боится гитлеровца: начинал трястись и заливаться обильными слезами. Измотанный и страшно злой Ульрих не выдержал и нарушил рекомендации начальника ауссенштелле. В конце допроса он поддал Пете под зад пинка, так что тот отлетел от него метров на пять. И тут же крикнул Вольфа, приказав отправить эту проклятую троицу в баню и строго их охранять.

На следующий день их из бани на допрос вызывали по одному. Ульрих выполнил свое обещание: у Кузьмина и на правой руке Вольф оборвал ногти. Но фашисты так ничего нового от него и не узнали. За Голубцовым немцы приехали на мотоцикле, так как сам он добраться до кабинета Ульриха на своей сломанной ноге был не в состоянии. Гитлеровцы бросили Ваню, словно рогожий куль, в коляску, и мотоцикл рванулся по замерзшей земле к штабу, где разведчик сразу попал к палачу ауссенштелле. Вольф крутанул с огромной силой его сломанную ногу, и Ваня, издав душераздирающий крик, потерял сознание. Фашист вылил на него ведро воды и опять набросился на искалеченную ногу. Ваня несколько раз терял сознание, но гитлеровцам он так больше ничего и не сказал.

Допрос Пети на удивление был совсем коротким. Вместе с Ульрихом его допрашивал сам начальник ауссенштелле. Тяжело вздохнув, мальчик принял скорбный вид и повел свой рассказ, который немцы слышали уже много раз. Лицо Гюльцова перекосилось, как от зубной боли, он махнул рукой, и переводчик приказал Пете замолчать. Мальчик с обиженным видом смотрел на фашистов, а начальник ауссенштелле грозно сдвинул брови и долго говорил что-то по-немецки. Когда он замолчал, переводчик, согнувшись крючком, затараторил:

— Господин штурмбанфюрер СС предупреждает тебя, что ты сам выбрал себе путь… За подготовку к переходу линии фронта тебе полагается расстрел. Но немцы дают тебе последний шанс. Завтра вами займется специалист из русских. Господин Гюльцов считает, что русский русского быстрее поймет, поэтому они вызвали из Гатчины русского следователя. Ты должен ему все рассказать, рассказать толь-ко правду. Это твой последний шанс. Подумай хорошенько, подумай ночью… Жизнь ведь хорошая штука. Умирать в таком возрасте очень тяжело.

Петя изредка кивал головой, а сам думал: «Что еще придумали фашисты? Кто такой этот русский специалист? Пошел бы он к черту вместе с гитлеровцами…»