Богомяков, Владимир

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Богомяков, Владимир

Здесь место непростое, Леонид.

Здесь каждый видел то, как куст горит.

Здесь тусклый плод становится вдруг страшен.

Здесь место непростое, Леонид.

Здесь твой беззвучный сон вдруг шепотом украшен.

А у виска здесь звездочка горит.

Здесь место непростое, Леонид.

И кто же шепчет в зеркале овальном?

Ты спишь в моем дому изгнанником печальным.

И неразгаданны чуть слышные слова.

Здесь место непростое, Леонид.

Здесь червь в земле, а в воздухе сова.

Здесь тусклый плод становится вдруг страшен.

И странная твоя седая голова

Уставила в меня роскошный глаз.

О, не смотри, здесь место непростое, Леонид.

Здесь даже шепчут в зеркале овальном.

И неразгаданы чуть слышные слова.

Здесь червь в земле, а в воздухе — сова.

О не смотри, здесь место непростое.

В пространство выхожу нагое и пустое.

Начало ноября.

Стихотворение принадлежит Владимиру Богомякову, о котором следует также сообщить, что он есть чрезвычайной выдающести тюменщик из всех тюменщиков, поэт, мыслитель, кандидат философских наук, деятель нарождающегося кооперативного движения, отец многих сыновей, обладатель большой бороды, выдающийся знаток всех тайных, секретных, герметических и эзотерических учений: уфологии, экстрасенсорики, оккультизма и т. д., и еще многое что.

Биографические сведения:

Годом рождения Б. является, видимо, 1953-й. Сведения о занятиях Б. до мая 1988-го года скудны и обрывочны. Так что переходим сразу к маю 1988-го, когда происходит знакомство Б. и основного костяка личностей, описанных в данной книге.

1988, май: это знакомство происходит. Костяк этих личностей проводит так наз. Первый фестиваль леворадикальной музыки (см.), Б. посещает один из концертов его (и еще с ним Михайлов А — см.), там это знакомство и происходит. Всё перечисленное в первом абзаце данного сообщения, тогда уже наличествует при Б. Лет в это время Б. около 35-ти, и еще нужно сообщить — нечестно было бы это утаивать — что папа В.Богомякова в это время является вот уже более 10 лет Первым секретарем Тюменского обкома КПСС, то есть очень большим начальником в масштабе всего СССР.

Начинается дружба, происходящая и поныне.

Переходим к историям.

1.

Лето 1988. В.Богомяков знакомится с личностями, бывшими в то время деятелями рок-музыки и в целом новой на тот момент культуры. Дружба. Водка. Белые ночи. Осуществляется это все на улице Мельничной, где В.Богомяков и проживает в описанный период времени. В одну из белых ночей этой дружбы вдруг в дверь стучат. Открываем.

— Здорово, сосед! — восклицает стоящий на пороге мужичонка. — Я сосед, тут по соседству живу, — объясняет он,

— Смотрю: у вас тут весело! Возьмите и меня к себе!

— Хм, — без воодушевления отвечают ему. — Да у нас уж кончилось веселье-то… Всё выпили, уже расходимся.

— А у меня с собой есть! — и мужичонка вынимает руки, которые прежде держал за спиной, и в руках у него — две бутылки водки. Естественно, его впускают. Дружба разгорается с новой силой. Мужичонка в процессе разгара дружбы однако на удивление активно начинает интересоваться присутствующими:

— А вы кто? А вы? Где работаете? Место постоянного проживания? Какие несете общественные нагрузки? — дружба приобретает весьма неправильный характер: сидящие за столом угрюмо молчат, мужичонка цветет и царит, бодро умудряясь задавать сразу всем присутствующим одновременно вопросы паспортно-анкетного характера. Тут В.Богомяков и произносит следующую фразу, глядя на мужичонку лицом, имеющим выражение осознания понимания:

— Слышь, мужик, — обращается он к нему, — да ты ведь в Госбезопасности работаешь!

— Вовсе нет! — нимало не смутясь, тут же отвечает мужичонка.

— Я на автобазе работаю, у меня и документы с собой, — говорит он и, действительно, тут же ловким жестом вынимает из кармана какую-то книжечку и быстро раскрывает ее перед каждым из присутствующих, после чего еще более ловко ее в карман прячет. И вечер продолжается. В течении которого Владимир Богомяков пьет водку, а после снова обращается к мужичонке:

— Слышь, мужик, — говорит он ему тихохонько, — тебе разве в ГБ не рассказали, почему они мной интересуется?

— А дело в том, что я — телепат, — объясняет В.Богомяков. — Мне стоит вот так руки ко лбу приложить — ладонями наружу — и я могу понимать, о чем думает человек, который напротив меня, чего он хочет, и так далее. Конечно, не дословно считывать, но в общих чертах — элементарно!

— Вот они за мной на всякий случай и следят, — вот что сообщает В.Богомяков мужичонке.

Тем временем и эта, принесенная мужичонкой, водка кончается. Собрав деньги, присутствующие гурьбой отправляются за продолжением. Возвращаясь, они видят следующую картину: они видят очень пьяного Владимира Богомякова, время от времени вяло пытающегося приложить руки ко лбу растопыренными ладонями вперед; во-вторых, они видят не менее пьяного указанного человека, тут же хватающего В.Богомякова за эти самые руки и яростно отдирающего их от богомяковского же лба.

2.

Как-то я взялся почитать стихи В.Богомякова своему ростовско-московскому другу, художнику и человеку выдающегося ума и понимания вопросов искусства А.Тер-Оганяну.

Если, кучер, вот ты

не в болоте удавыш,

Если, кучер, вот ты

в киселе не утопыш,

бодро начал я. Реакция Оганяна была следующей: после этих четырех строк тот сперва захохотал безумным хохотом, после чего спросил:

— Это что, на удмуртском?

И я думаю, это был комплимент. Поясняю. Поясняю: я думаю, Б. именно этого и добивался — чтобы стихотворение, оставаясь обладающим вполне понимаемым смыслом, звучало бы однако неким заклинанием, которое, как и положено заклинанию, — глоссолалия на неизвестном, но древнем, грозном и варварском языке.

И, конечно, самое бы разумное — не мудрить, а взять да и напечатать здесь некоторое количество этих стихотворений. Но дело вот в чём: стихи из «Книги грусти русско-азиатских песен» печатать не представляется разумным, ибо они уже и так опубликованы, а более новых — нет у меня! Так что, уважаемый Владимир Геннадьевич — присылай их мне.

Я их опубликую.

3.

Вот mot В.Богомякова, высказанное им в сентябре 1989-го года. Оно было сказано в ответ на высказанную кем-то фразу, что только что этот кто-то встретил на улицу его тогдашнюю жену Наталью с детьми.

— Бывшая жена! — строго поправил собеседника Б., подняв палец. — И бывшие дети! — добавил он, подумав.

Впрочем, последнее было сказано исключительно для красного словца: после окончательного развода и отъезда бывшей Натальи Богомяковой в Воронеж, дети остались как раз именно у Богомякова В. Старший из них, Генка, уже учится в университете на биологическом факультете.

А вот еще несколько историй о Б. добровольно и собственноручно поведанных нашему изданию человеком по имени Алексей Михайлов:

По окончании знаменитого леворадикального, всесоюзного и альтернативного панк-фестиваля в ДК «Нефтяник», — сообщает А.Михайлов, — иногородние участники его надолго зависли в Тюмени. Трудно им было уехать — уж больно было хорошо и душевно.

— Мне, — сообщает А.Михайлов, — Тогда удалось вписать Янку и еще какой-то народ в трехкомнатную квартиру в Заречном микрорайоне, что на намывных песках. Хозяин её, Сережа Тишкин, очень милый человек, единственный в Тюмени обладатель полных собраний альбомов культовых хиппических групп 1960-х и 1970-х годов «Вандеграаф Генератор» и «Кинг Кримсон», был в отъезде, что давало возможность осуществлять в его жилище всевозможные взаимодействия, состав участников которых калейдоскопически менялся, но атмосфера праздника сохранялась.

А рядом, метрах в четырехстах от Тишкинского дома, начиналось знаменитое Зареченское цыганское гетто, тогда — единственная в Тюмени круглосуточная точка по распространению спиртных напитков — ну, правда, по цене 30 рублей за бутылку. В нынешнем масштабе цен — ну, это если бы она стоила этак тысяч 200 — или 40 долларов. Туда-то мы, — сообщает А.Михайлов, — мы и наведывались каждую заполночь.

И вот, — продолжает А.Михайлов, — однажды мы садимся в очередной раз в машину (я за руль, Богомяков В. со Струковым А. сзади), дабы в очередной раз преодолеть эти 400 метров и вернуться опять не с пустыми руками. И вот уже вписываемся в последний поворот — тут нашим изумленным, как говорится взорам, предстает милицейская засада, да еще и с рафиком типа «скорая помощь» для проверки проезжавших на наличие алкоголя в крови. До них — метров 50.

Моя быстрота принятия решений, как известно, является непревзойденной: в доли секунды я обоими ногами по тормозам, руками руль туда сюда, машина вот уже развернута— и коксу!

Однако настигают они нас, орут в матюгальник, бьют прикладами по ребрам, ставят полураком с руками на бампер и ногами как можно шире… впрочем, нет. Тогда еще времена были вегетарианские, и дело происходит так: отбирают ключи, запихивают в рафик, учиняют допрос. Плакали мои права, думаю я (нужно ли пояснять, что сел я в ту ночь за руль будучи в нетрезвом состоянии), — сообщает нам А.Михайлов и поясняет:

— Это сейчас всё просто — дал денег, и можешь, подобно БГ,

двигаться дальше,

но я же повествую о временах лютой социалистической законности. И вот: Артурку — Струкова А., иначе сказать — протоколируют (почему-то начали именно с него), мы с Богой — то есть с Богомяковым В. — удрученно сидим, ждем своей очереди. Тут-то меня и осеняет. Я отзываю майора в сторону и со всей строгостью его спрашиваю:

— А вы, вообще, товарищ, отдаете себе отчет, кого вы задержали?

— Кого-кого — трех пьянчуг, — говорит майор, но в голосе его нет прежней уверенности. — А что это вы, собственно, имеете в виду?

Я многозначительно поднимаю вверх палец:

— А то, что человек, сидящий на заднем сиденье вашего драного рафика, — ни кто иной, как… — и я называю имя, а главное, отчество и фамилию этого человека.

Майор потрясен, но желает убедиться. Спотыкаясь — утомлен и взволнован, сами понимаете! — бегу опять в рафик, «блин, — думаю про себя, — ну ведь наверняка у Боги нет с собой паспорта, не в Москве ведь.»

Но по счастью, документ у Вовыча есть: только что он получил удостоверение какого-то председателя — Центра Содействия Общественной Инициативе, что ли. И — будьте нате! Вот печать, вот фотокарточка, а вот и главное — Ф.И.О. крупными буквами. Бога попытался сопротивляться: неудобно это… нехорошо…

— А мои права? — напомнил я ему. — А народ, который нас у Тишкина ждет, погибая от жажды?

Последний аргумент подействовал, Бога со вздохом отдал мне заветные корочки. После чего всё стало происходить как положено: вежливый сержант усадил нас в мой собственный жигуль на заднее сиденье, сам сел за руль и доставил нас прямехонько к Тишкинскому подъезду. На прощание он беззлобно погрозил нам пальцем, сел в экскортировавшую нас «канареечку» с мигалками, и они, вопия во мраке, умчались обратно в свою засаду. Переживший унизительную процедуру допроса Артурка, тяжелое уныние которого сменилось эйфорическим возбуждением, дерзко прокричал им вслед «Фак ю!», а затем проворчал:

— Эх, зря ты их отпустил, Вовыч! Пусть бы сначала машину помыли.

Минут через десять Богомяков В. со Струковым А. вновь отправились к цыганам, пешочком. И вернулись, естественно, не с пустыми руками. Разгружаясь, Артурка загадочно спросил:

— Алексей, угадай, мы — кто?

— Ну?

— Лед под ногами майора!

На этом пока все — апрель 1996 + осень 1996 же.

Продолжение — следует.

II.

20.4.98 10:36

Вот что следовало бы сообщить еще о Б., если бы у меня было время и силы на это.

1.

Историй о жизни и деятельности В.Богомякова было принесено мне А.Михайловым гораздо больше, чем опубликовано здесь — не менее пяти. Фокусы моего гадского компьютера привели к истреблению файла, в котором они содержались. Поэтому —

2.

Сам В.Богомяков весной 1996 написал для этой книги свое краткое жизнеописание, и очень интересное и смешное (а также и вообще очерки жизни жизни города Тюмени 1960-70-х годов) — все это погибло в угаре безумия, царящего в нашей жизни.

3.

Из (увы, крайне нерегулярной, по 1-2-3 письма в год) моей с В.Богомяковым переписки мне известно о следующих переменах в его жизни в 1990-е годы.

а: вот уж около 5 лет он женат на некоей Марине Чистяковой, и имеет помимо двух вышеупомянутых сыновей теперь и третьего;

б: около 4 лет он совершенно не употребляет алкокольных напитков;

в: пишет докторскую диссертацию на богословские темы;

г: является работником и одним из главных, так сказать, перьев «Сибирской Православной Газеты», а также преподает историю религии в одной из тюменских гимназий, а также еще подрабатывает разными бессистемными заработками, которые описывать долго.

4.

Еще осенью прошлого года он мне все обещал прислать свои сочинения 1990-х годов — да так и не прислал. Вот поэтому, раз так, некоторые из его стихов 1980-х, отобранные на мой собственный вус.

РАЗЛИЧИ НЕЯРКИЙ СВЕТ

Различи неяркий свет,

Наполняющий предметы.

Сколько горя, сколько бед

Мнят в предметах экзегеты.

Я и сам из их числа.

Гибель в веточке почую.

Кровью ягода кисла.

В доме, как в гробу, ночую.

Ну, а если о словах —

бездна, липок страх, разруха.

«Цапфа», «цанга», «шлиф» и «шлях» —

Шприц, познаемый в глубь уха.

Но в предметах есть и то,

Что прельщает нас и дразнит.

Пусть не радость, пусть не праздник:

Перчик, огонек, энзимчик,

Внутренний микрогрузинчик.

Но в предметах есть и то,

Что несет нам соне и тяжесть,

Сытую отрыжку, вялость

И свиную тупизну,

Толстых ляжек тяжесть, вялость,

Сыток и зевок ко сну,

И приятную усталось,

Погруженность в теплоту,

Отупенье, темноту,

И, наверно, в Абсолют,

Если про него не врут.

Кроме это всего

Есть в предметах свет неяркой.

Видеть начись его.

ПЕСНЯ СТАРОГО КУКАНЩИКА

Есть какуны, безжалостны, как пламя,

Когда движенье плавное прервав

Посуду бьют, простреливают знамя,

И метрдотеля запирают в шкаф.

И вот ведут, ведут на кукен-кракен,

Подтылкивая вилкой, чтоб быстрей,

И создается безымянный кракен,

Как архетип эпохи скоростей.

И вот ведут, ведут на каркалыгу,

По городу ночному без трусов.

Ребенок спит. Масон читает книгу.

И над страной созвездие весов.

ГАЗЕТНАЯ ПОДРУЖЕНЬКА

Она холодными губами

К нему стремится в суп грибной,

Когда холодными ногами

Она идет к себе домой.

Она гадает на вагонах,

На седовласых и ментах.

А он живет себе в погонах

И в нем живет тоска и страх.

Она по небесам читает,

Она по Библии живет.

А он в глазу зрачком болтает

И в полдень три семерки пьет.

Но газетная подруженька,

Но газетная разлучница,

Но газетная тварь документная,

Но какая-то погань бумажная,

Но какая-то пресса продажная

Их разлучила навек.

И так далее.

И много, много чего еще следовало бы написать о В.Богомякове, но я сейчас сделать этого не в состоянии силы ума моего вот уж недели три парализованы паническмим ужасом, страхом, тоской, отаянием и прочими аналогичными эмоциями, вызванными некоторыми событиями нашей жизни, которые и описывать нет смысла. Так что —