СТУДЕНТКА И «АННА ОНЕГИНА»
СТУДЕНТКА И «АННА ОНЕГИНА»
В какой-то полевой сезон я примкнул к отряду научных работников из одного НИИ, проводивших ревизионные работы по кимберлитам на севере Якутской алмазоносной провинции. В отряде было пятеро мужчин и одна молодая девушка — студентка третьего курса университета. Полевые работы были довольно напряженными, приходилось иногда ходить в трудные маршруты к отдаленным от места стоянок проявлениям кимберлитовых пород.
В полевой обстановке студентка проявила себя с хорошей стороны. Была вынослива в тайге, не боялась комаров, умела готовить нехитрую еду из консервов и крупы, аккуратно вела полевую документацию. Словом, не была отряду в тягость, как бывает с некоторыми универсантками, избалованными в родительском доме.
Однажды она отличилась тем, что нашла в одном из небольших ручьев довольно крупный обломок кимберлитовой брекчии. Естественно, вынесенный из не столь отдаленного кимберлитового тела выше по ручью. Кимберлиты в тех местах не редкость, но все они, за немногим исключением, не алмазоносны. Поскольку в шлихах из ручья алмазов не было, то искать коренное тело не стали. Но нарекли ненайденную трубку именем студентки, и образец кимберлита сохранили как курьезный экспонат для музея.
Надо сказать, что это был не первый случай находки кимберлитов в русловых отложениях современных водотоков, где коренные кимберлитовые тела не были обнаружены. К примеру, известный амакинский геолог Иван Галкин нашел несколько образцов кимберлитовой брекчии величиной с кулак в русловом аллювии на речке Беемчиме. Трубка выше по течению так и не была найдена ни им, ни при последующих поисковых работах. Назвал он эту не найденную трубку «Лира». Образцы с этой трубки тоже имеются в музее кимберлитов.
Впрочем, к теме рассказа эти истории не относятся.
Все сотрудники отряда на стоянках жили в одной шестиместной палатке, в том числе и студентка. Специально для нее палатка не ставилась; это было хлопотно, поскольку отряд передвигался и менял стоянки чуть ли не каждый день. По вечерам перед сном парни обычно травили всякие байки, развлекая друг друга бывальщинами и небылицами, кто во что горазд. Я иногда читал им стихи Василия Федорова, Ручьёва и Рубцова. Но даже хорошие стихи в неважном исполнении не всем нравятся, поэтому я не увлекался и редко соглашался что-либо декламировать. Студентке же стихи вроде бы нравились, и мне интересно было перед ней порисоваться знанием поэзии. Все мы были молоды, а в молодости тщеславны.
Студентка как-то прознала, что я знаю наизусть «Анну Снегину» и стала меня упрашивать, чтобы я поэму прочел. Не сразу я согласился, поскольку боялся сбиться, ибо заучивал поэму давно. Но поскольку студентка настойчиво меня уговаривала, то пришлось согласиться. По утрам, когда голова свежа, я восстанавливал в памяти забытые строчки, и через неделю мог уже сравнительно чисто цитировать поэму целиком.
В один памятный вечер, когда все забрались в спальные мешки и разговоры на дневные темы стихли, я начал читать «Анну Снегину». Поэма всем известна, чтение ее (если, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой) занимает не более сорока минут. Я и читал, стремясь доставить удовольствие студентке, с выражением, и с некоторым даже пафосом. Стихи поэмы изумительны, они завораживают и слушателей, и самого чтеца. Я воодушевился и, как мне казалось, читал не хуже профессионального артиста-декламатора. Особенно последние строчки:
...Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень.
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Погорбившийся плетень.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет.
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: «Нет».
Далекие, милые были!
Тот образ во мне не угас;
Мы все в эти годы любили,
Но, значит, любили и нас!
Закончив читать, я ждал отклика от вроде бы внимательно слушавшей студентки. Но она молчала. Кто-то из парней насмешливо заметил: «Да она давно спит!» Парни дослушали поэму до конца, студентка же сладко заснула где-то на середине.
Больше я ей стихов не читал.