ПЕРВЫЙ МАРШРУТ
ПЕРВЫЙ МАРШРУТ
Первый маршрут в полевом сезоне почти всегда труден. Не потому даже, что он очень уж сложный или длительный. Опытные руководители полевых отрядов стараются задавать первые маршруты своим геологам полегче, чтобы люди привыкли к местности, потренировали ноги, отработали дыхание, словом, втянулись в полевую работу.
После зимнего сидения за отчётами-проектами в камералке, за дружескими многочасовыми застольями по случаю праздников или торжественных дат у друзей и знакомых, без серьезных физических нагрузок в течение полугода организм даже очень здоровых людей ослабевает, мускулы ног становятся дряблыми. Поэтому в начале полевого сезона требуется какое-то время, чтобы ноги окрепли, а тело приспособилось к постоянному движению, к дыханию сквозь сетку накомарника, к резкой смене температур воздуха, чтобы не простужаться. Но если первый маршрут по необходимости или за неимением опыта тяжелый, то запоминается он навсегда. Как памятен мне маршрут с научными работниками одного из геологических институтов города Иркутск где-то в начале семидесятых годов.
Наш сводный отряд спускался на лодках по реке Оленек. В геологическое задание отряда входил отбор каменного материала по кимберлитовым телам Чомурдахского, Нижне-Оленекского, Мерчимденского и Куойко-Беемчименского кимберлитовых полей. В начале сезона нам надо было разыскать несколько разведанных когда-то кимберлитовых тел на территории Маакской излучины реки Оленька. Задача сама по себе не представляла особой сложности: найти трубки, вынесенные на геологические карты, по отвалам старых разведочных шурфов не так уж трудно. Осложняющим обстоятельством была лишь их удаленность от реки до 20 километров и необходимость подъема из долины на водораздел. Но главное осложнение заключалось даже не в этом: была середина лета, и днём стояла немыслимая жара.
Кто из геологов ходил в жаркое время по якутской тайге, знает, в какой переплет можно попасть, если планировать маршрут без знания ситуации и без учёта погоды. Редкие деревья тайги не создают сплошной тени от солнца, как, скажем, лес в средней полосе России. Каменистая почва, обычная для якутского Заполярья, прогревается до такой степени, что камни кажутся горячими. Если ветер слабый или отсутствует, то прогревается и воздух. Иногда до температуры сорок градусов. Чем не Африка!
И что особенно странно и удивительно — в тайге исчезает вода. Обычно якутская тайга водой переполнена. От таяния снегов, от дождей вода скапливается в низинах, в болотцах, в углублениях рельефа, поскольку мерзлота не пускает её в глубь земли. В дождливые годы вода в тайге держится до морозов. Но в жаркое лето она очень быстро испаряется, и местность может стать совершенно безводной. Хотя в старых заброшенных шурфах вода, как правило, сохраняется и в засушливое время. Мы знали об этом и не особенно волновались, когда поднимались по безводному склону на водораздел.
В жару идти в гору не особенно приятно, но когда ещё сил много да утром еще более или менее прохладно, то расстояния преодолеваются сравнительно легко. Хотя уже через десяток километров нас стала мучить жажда, и мы частенько прикладывались к фляжкам с водой. Поднявшись на водораздел, поняли, что пополнить опустевшие фляжки нам негде; воды не было даже в приличных углублениях рельефа. Надежда оставалась только на старые шурфы, которые, дойдя до помеченных на карте мест расположения кимберлитовых трубок, мы принялись усердно искать.
Во второй половине дня разведочные шурфы на двух трубках были обнаружены. Оставалось найти в них воду. Но обследовав до десятка относительно сохранившихся шурфов, мы поняли, что надежды наши заиметь воду совершенно безосновательны. Шурфы были почти полностью затянуты илом, а на глубине полутора-двух метров виднелась лишь коричневая жижица, буквально насыщенная всякой живностью — личинками комаров, какими-то головастиками и прочей водоплавающей нечистью. Даже процедить её через марлю оказалось невозможным. Мы поняли, что влипли капитально. Воды в Оленьке много, но до него двадцать километров.
Но коль пришли сюда, надо было делать дело. Мы отбирали образцы, перелопачивая отвалы, попутно исхаживали тайгу в безуспешных попытках всё же обнаружить воду. Жажда мучила нас и донимали оводы, которые впивались в тело с налёту, даже не считая нужным совершать ритуальные облёты, как они это делают обычно. Снимать одежду было нельзя, что еще более ухудшало наше самочувствие. Мы опасались, как бы кого-нибудь из нас не хватил солнечный удар, поскольку солнце палило немилосердно.
Работа продолжалась долго. Пока были обследованы отвалы двух десятков шурфов, отобраны и упакованы образцы, сделаны соответствующие записи в полевых дневниках, — прошло не менее десяти часов. Истерзанные жаждой, загрузившись под завязку камнями, мы стали пробираться к лагерю. Одолев с десяток километров, подошли к более крутому спуску вниз. На склоне открытой воды тоже не было, но местами она журчала под ногами. И это не были галлюцинации. Где-то внутри каменных развалов (курумников) действительно журчала вода; подтаявшая мерзлота высвобождала воду, но текла она на глубине полутора-двух метров и добраться до нее не было никакой возможности. Не ворочать же огромные глыбы камня!
Вода как бы дразнила нас, что еще более усиливало жажду. В конце концов она нас доняла. Мы знали, что левее нашего спуска к реке есть небольшой распадок, где вода, возможно, выходит на поверхность. Идти в этот распадок не хотелось, поскольку мы знали, что там почти непроходимые заросли чапыжника. Но пить хотелось страшно, и мы всё же свернули к распадку. С трудом продираясь через кустарник, в нескольких километрах ниже по рельефу мы увидели, наконец, воду. Она сочилась между камнями, чистая, жгуче-холодная.
Как ни мучила нас жажда, мы понимали, что глотать мерзлотную воду с температурой чуть выше нуля небезопасно, можно простудить горло (что в конечном счете с одним из нас и случилось). Смачивая вначале пересохшие губы, потом делая мелкие глоточки, мы частично утолили жажду. Но не совсем. Далеко отойти от воды мы уже не могли. И продирались вниз по склону через густые заросли ивняка, время от времени вновь прикладываясь к воде.
Таким путем, вконец ободранные и пропыленные (в приустьевой части ручья были обширные плавни, подтапливаемые весенними разливами Оленька, где густые кусты ивняка были все в засохшей грязи), мы буквально выползли на берег реки, где нас поджидали оставшиеся в лагере товарищи.
Добравшись до бровки, отделявшей галечную косу от тайги, и скинув рюкзаки, мы уже не могли двигаться дальше. Не было сил даже спуститься к реке и помыть грязные физиономии. Так и лежали несколько часов на спальниках, притащенных дежурными по лагерю. Нам подносили чай, который мы поглощали в неимоверном количестве. Иногда пропускали, для восстановления сил, по два-три глотка водки, и потом лежали в состоянии полного блаженства. До полевой бани, которую дежурные уже готовили в одной из палаток.
Таким был первый маршрут полевого отряда геофизической лаборатории Ботуобинки в один из дней начала семидесятых годов. Маршрут непродуманный и плохо подготовленный, но, к счастью, завершённый благополучно.