СТУДЕНТКА

СТУДЕНТКА

Мне было за пятьдесят. Я ехал на своем «мерседесе» из Вильнюса. Возле Кришкальниса (около ста километров от Клайпеды) голосовала молодая девушка. Я остановился:

— Куда?

— В Палангу.

— Садись. Зачем в Палангу?

— К маме. Я перешла на второй курс университета, а сейчас — на каникулах.

— А что учишь?

— Литературу. Буду учительницей.

— Похвально, всю жизнь уважал учителей. Сколько лет тебе?

— Двадцать через месяц. А вы чем занимаетесь?

— Капитан я, почти с детства в морях.

— О-о-о, все девчата любят моряков.

— И ты тоже?

— Немножко, — засмущалась моя попутчица.

За бортом автомобиля сиял солнечный июльский день. Невысокие деревья на обочине шоссе тоже радовались лету и ярко зеленели. Невольно хотелось остановиться и присесть в тени на бархатной травке. В моей жизни это был хороший, в общем-то, творческий период: я сидел в директорском кресле судоходной компании, четыре больших корабля неплохо работали, и каждое утро я вставал с радостным настроением. После офиса я часто заходил в контору госпредприятия «Юра» (бывший «Тралфлот»), где еще сохранялась структура с советского времени и где сидели те же служащие, как и в «довоенное» время. Я заходил в кабинеты. Говорил с некоторыми женщинами о моем бизнесе, и вскоре стал чувствовать какое-то другое, отличное от прежнего — капитанских времен — внимание этих милых женщин. Потихоньку осмелев, я стал приглашать то одну, то другую пообедать со мной в уютном месте за городом, обычно в гостиничном ресторане. А иногда женщина без обиняков намекала, что хорошо бы встретиться наедине. Я был уверенным в себе бизнесменом, и, видимо, запах успеха, запах самоуверенности привлекает самку, в данном случае — женщину. Секретарша генерального директора, молодая рослая литовка Ниёля призналась в постели, что давно мечтала переспать со мной. Обычно после обеда мы поднимались с приглашенной женщиной в гостиничный номер, иногда задерживаясь и опаздывая на работу. Я уже давно не занимался коллекционированием, что было по молодости, но к тому времени (по скромным подсчетам) имел более 400 женщин почти со всех континентов, кроме Австралии. И никакой болезни за долгую (уже!) жизнь. Почти каждую неделю у меня была новая партнерша, но ни одну из четырех женщин, работающих в моем офисе, я не приглашал обедать, инстинкт подсказывал: нельзя! Я стал прямо как поручик Ржевский; не знаю, куда подевались мои природные робость и скромность; возможно, женщины помогли избавиться от них. Один, не совсем приятный для меня эпизод: лучшая подруга жены, на квартире которой мы когда-то жили и которая была замужем за известным литовским капитаном, нашим хорошим другом — мы всегда отмечали праздники вместе, — однажды позвонила мне, попросила встретиться, а после обеда откровенно предложила себя в любовницы. Я все-таки при всем при том оставался порядочным человеком — с женами друзей никогда не крутил любовь — и тактично увильнул от «соблазна».

Не так давно, в одном рейсе, на судне было шесть женщин, хороших милых женщин. Ну, ладно, буфетчица (стюардесса) была, как обычно «по уставу», любовницей капитана, но однажды, спустившись вечером с мостика, я обнаружил в спальне под простынею совсем другую женщины — прачку Лиду. Когда я кончил, а я не могу делать это тихо, всегда получается со стоном, чуть ли не с криком, эта Лида испуганно спросила: «Петр Демьянович, с вами все в порядке?» — «Все в порядке, а твой Римантас (ее бой-френд) не такой?» — «Нет, он молча посопит, посопит и отваливается».

Через два дня под простыней лежала нагая Зина — пекариха, а через неделю — вторая повариха Тоня, такая скромница в жизни, а тут — надо же, никто бы не подумал!

В том рейсе в моей спальне побывали пятеро из шести женщин. Позже я выяснил, что буфетчица проболталась, мол, капитан — хороший любовник. Вот женское общество и решило проверить. Но никакой ревности, никаких проблем в этом «гареме» не было: я был ласков и добр со всеми, знаю, что они и сейчас вспоминают меня добрым словом.

Такое обилие женских тел, вернее, девичьих, у меня было только в Вильнюсе, где почти все подруги моей двоюродной сестры Нели были моими любовницами. До сих пор удивляюсь, я всегда был стеснительным и скромным, и поэтому часто инициатива «поиметь» исходила от девушки. Ира Плышевская — миниатюрная Венера, Лариса Соколова имела красивую большую грудь. Наташа Битюкова могла служить супермоделью. И другие — уже не помню их имена. Неля порой ревновала меня. Однажды на сеновале мы с Ирой «изучали» 100 способов, а Неля лежала в двух метрах от нас и мастурбировала. Но мы никогда не согрешили с ней, хоть и были близки к этому. В один период мы были по-настоящему влюблены друг в друга, и ее родители обсуждали между собой возможность нашей женитьбы.

…Мы с попутчицей продолжали ехать, неспешно разговаривая о ее студенческой жизни. Мне хотелось продлить наше путешествие, хотелось побыть с этой молодой симпатичной девушкой подольше. «Ты любишь кофе?» — «Да, люблю». — «Давай остановимся. У меня в термосе хороший кофе и даже печенье есть». Я захватил из багажника покрывало, и мы расположились за кустарником.

Честно признаюсь, я не соблазнял ее. Но так получилось, что она разрешила себя поцеловать. Ах, как хорошо, что люди сотворили поцелуй, с него начинается дружба, с него начинается любовь. Он возбуждает сексуальные гормоны, он порождает желание к более откровенным ласкам. Я убрал термос с покрывала, очень мягко, без усилия положил девушку и стал целовать ее ноги. Она сама подняла вверх платье и даже помогла снять белые трусики. Ей нравилась эта игра, ей хотелось. Но когда я попытался войти в лоно, почувствовал, что что-то не так, и заметил на ее глазах слезы. «Ты что, целка?»

— «Да. Один студент пытался, но у него не вышло». — «Не плачь, большой боли не будет». Когда она стала женщиной, я не терзал ее, а быстро кончил на живот. «Не бойся, не забеременеешь».

В машине, перед тем, как тронуться, я достал зеленую банкноту: «Это для бедной студентки. Бери, бери, знаю, все студенты бедные, потому что молодые». «Спасибо, — тихо сказала она, — за это и за то». — «И тебе спасибо. Я довезу тебя до дома». Это было мое последнее приключение с молодой порослью, эта была последняя (как я шучу) из одиннадцати тысяч девственниц.[4]

Через год я встретил Гину, и уже никогда и ни с кем не ездил обедать и никого не угощал кофе с печеньем. Только мою Великолюбимую Светоносную Женщину. При нашей первой близости я спросил ее: «Ты знаешь, что твои глаза в момент оргазма становятся зелеными?» — «Нет, никто не говорил мне об этом. Если это так, то потому, что люблю тебя сильно, как никого в жизни». И уже двадцать лет мы живем в чудной гармонии. Наша жизнь счастливая и полна нашими чувствами друг к другу. Мы никогда не бываем в плохом настроении, даже если что-то случается неприятное с техникой (я называю техникой все сотворенное человеком: дом, яхту, машину, компьютер и тому подобное). Мы любим людей и никогда не чувствуем их неприязни. Мы не богаты, славабогу, но и не нищие, живем скромно, особенно с тех пор, как «поселились» на яхте (уже 12 лет!), нам хватает 300–400 долларов в месяц. Мы долго искали друг друга, порой спотыкались в тумане и мгле. Гина у меня — третья жена, я у Гины тоже третий. Но счастливым человек хочет быть всегда — и в молодости, и в зрелые годы. А чтобы иметь счастливую семейную жизнь, надо уметь любить, надо каждый день влюбляться друг в друга. Мужчины, брейтесь не только утром, но и всякий раз, когда идете с женщиной в постель. Дарите любимой цветы. Ведь людей не любят за просто так, любят за что-то хорошее, за что-то необычное. Первый наш День Рождения на яхте (Гина родилась 19, а я — 20 февраля) мы встретили в порту Сантандер — северная Испания. Марина (яхт-клуб), где мы стояли, была далеко от города, полтора километра нужно шагать только до автобусной остановки. Поэтому мы редко ездили в центр. За день до нашего «Рождества» я хотел было отправиться за цветами, но Гина запротестовала. Ну ладно.

Я оделся потеплее и пошел «изучать» прилегающие к марине земли. Хоть и была зима, но испанская, везде зеленела трава, а под кустами, где было теплее, я обнаружил разнообразные скромные цветы, из которых собрал маленький букетик. На следующее утро я вручил его Любимой Женщине. Она даже прослезилась. Позже Гина нашла в букетике пятнадцать разных цветков, включая клевер.