ЛЕТЧИК ПАУЛЬ
ЛЕТЧИК ПАУЛЬ
Мы с Гиной однажды сели на автобус и отправились посмотреть экзотическую часть Венесуэлы — La Gran Sabana (Большая Саванна), которая «разместилась» на обширном плато, поднявшемся на 1000 метров над уровнем океана. Плато изобилует многочисленными водопадами, здесь же большая «коллекция» столообразных гор, вроде гигантских скал. Местные индейцы называют их «тепин». На северо-западе саванны находится самый высокий в мире водопад — 979 метров, носивший до недавнего времени имя «Angel». В 1935 году американский летчик Angel, работавший на золотодобывающую компанию, впервые увидел его и хотел приземлиться на вершине, но при посадке сломалось одно шасси, и летчику вместе с двумя компаньонами и женой пришлось добираться до людей одиннадцать дней. Сейчас этот отреставрированный самолет стоит в музее города Боливар, а водопаду вернули исконное название — Kerepakupai meru, что на языке местных индейцев племени «пемон» обозначает «водопад высочайший». Нам с Гиной не довелось увидеть его, был сухой сезон и водопад «не работал».
Мы побывали на пяти водопадах, под самым большим — 50-метровым — Гина купалась, она вообще заядлая любительница купаний, а я не рискнул лезть в почти ледяную воду.
Мы доехали до небольшого городка St.Elena и остановились в недорогой гостинице, намереваясь вскоре съездить в бразильский город Манаус на Амазонке, но в консульстве Бразилии возникла какая-то проблема с визой для литовцев. На следующий день арендовали «лендровер» с гидом-шофером и поехали на целый день смотреть саванну.
Заехали в индейскую деревню племени «пемон». Племя — около 27 тысяч человек — живет на плато в 125 селениях. Деревня аккуратная, чистая, с красивыми домиками, на крышах которых — обязательная спутниковая антенна.
Индейцы, с которыми мы общались, оставили самое приятное впечатление: красивые, умные люди, высокоинтеллектуальные. Мне вспоминались слова знаменитого полярного исследователя адмирала Пири (он покорил Северный Полюс в 1909 году) о гренландских эскимосах, с которыми прожил несколько месяцев.
«…Они дикари, но они не жестоки, они живут без правительства, но у них нет беззакония, они крайне необразованны по нашим стандартам, но показывают высокий уровень интеллекта, темпераментные, восторгаясь любой новой вещью, как дети, они, тем не менее, показывают себя как наиболее цивилизованные мужчины и женщины, и самое наилучшее у них — их преданность до смерти. Без религии и без какой-либо идеи бога они поделятся последним куском пищи с голодным, а забота о престарелых и беспомощных у них — естественное дело. Они здоровы, с крепким телом, они не имеют пороков, алкогольных напитков и дурных привычек — даже азартных игр. Несомненно, эти люди уникальны на нашей планете». (Перевод с английского мой. — Автор.)
Пири написал это в начале XX века, но столетие — маленькая мера времени, чтобы кардинально изменить все хорошее, заложенное в человеке. Беседуя со многими индейцами, мы с Гиной чувствовали их высокий интеллект, девочки-подростки были очень красивы и выглядели принцессами со смуглой кожей. Слова Пири об эскимосах можно отнести и к индейцам, которых мы видели.
В Венесуэле, как ни в одной стране Латинской Америки, — я не люблю это слово «Латинская», в нем так и звучит: «Покоренная европейцами», — забота о коренном населении очень высока, в правительстве Чавеса создано Министерство по индейским вопросам. Мы однажды встречались с двумя женщинами: одна — член парламента, вторая (немка) — врач, работающая в миссии среди индейцев. Врач, побывавшая во многих странах Южной Америки, сказала, что в Венесуэле индейцы получают самую значительную помощь от правительства и имеют высокий уровень жизни.
Наш гид предлагал съездить в район, богатый драгоценными металлами и алмазами. Там работает много «дикарей»- добытчиков. И вправду, через два дня в нашей гостинице поселились двое русских молодых мужчин-золотоискателей, что было необычно для столь удаленного от России места. Но, как пел когда-то Высоцкий, сейчас и «в парижских туалетах есть надписи на русском языке». На Gran Sabana браконьерствуют сотни и сотни золотоискателей. Только недавно правительство Венесуэлы начало наводить порядок в этом уголке. Беседуя с земляками, я понял, что они тоже занимаются нелегальным бизнесом, хоть и под прикрытием какой-то вымышленной фирмы.
Поскольку поездка на Амазонку не состоялась, мы решили освоить реку Ориноко. Идти на яхте туда мы не рискнули, хотя некоторые наши друзья совершили плавание в эту вторую по величине реку Южной Америки. Мы посетили три крупных порта: Puerto Ordаz, Puerto Felix и Ciudad Bolivar. В порту Ordаz стояло несколько балкеров, берущих руду и минералы, а в порту Felix мы подходили к танкеру с украинским экипажем, но полиция не разрешила нам подняться на борт. Танкер был арестован. Таможенники нашли на нем 1000 тонн контрабандной солярки, которую хотели нелегально вывезти из страны. На танкерах, берущих нефтепродукты в Венесуэле, балуются этим.
В городе Bolivar (Боливар) мы поселились в уютной посаде «Don Carlos». Наши друзья с немецкой яхты, рекомендовавшие эту посаду, сказали, что хозяин ее — немец.
В офисе посады нас встретил высокий, лет под пятьдесят, мужчина. «Нет, — сказал он, — я не хозяин, я — менеджер (управляющий). Хозяин Питер сейчас в Германии». И он протянул нам руку: «Пауль». Узнав, что Гина немка, он тут же перешел на немецкий. А когда я сказал, что я русский, он чуть не обнял меня: «Наконец-то узнаю правду об этой стране». Мы сели за столик с чаем, и я поведал ему о гибели подводной лодки «Курск» от американской торпеды, о трагедии России и русского народа, порабощенного израильтянами путиными, медведевыми и прочими абрамовичами. «Вообще-то, я сам — еврей, — сказал Пауль, — и часто слышу негативное о евреях, но я не разделяю политику сионизма». Он сказал, что после разгрома ГДР его отцу вернули большой дом в Берлине. (Я заметил грустную гримасу на лице Гины.)
Гина родилась в восточной части Германии, аннексированной от Чехии согласно Мюнхенскому договору. Мать ее была из полуаристократического рода, а отцом был знаменитый финский композитор Kilpinen Yrjo, «второй после Сибелиуса», как пишет о нем Wikipedia. С приходом Советской Армии и восстановлением прежних границ семья Гины переехала в небольшое селение Tannenberg в гористой части юга Саксонии. Четырнадцатилетней, Гина продолжила учиться в школе Восточного Берлина (ГДР), а после окончания школы поступила на актерский факультет Deutshe Hochschule fur Filmkunst — аналог советского ВГИКа. На последнем курсе вышла замуж за английского студента-кинооператора. Мать его — коммунистка из Великобритании — преподавала английский язык в этом же институте. Потом они жили в Лондоне. Гина работала на Би-Би-Си диктором в немецких передачах, снималась в небольших ролях в фильмах, но вскоре переквалифицировалась в телевизионную журналистку, актерское образование и дарование помогли этому. В то время Запад высокомерно не признавал Германскую Демократическую Республику, как сейчас не признает социалистическую Беларусь. Группа прогрессивных тележурналистов-коммунистов из Швеции, Дании, ФРГ и Англии зарегистрировала шведскую фирму и стала снимать документальные фильмы для телевидения ГДР, разъезжая по всему миру. Гина вошла в ее состав. В разные годы своей творческой работы она брала интервью у вице-президента США, у папы римского, у астронавта, побывавшего на Луне (если это правда!), и у многих видных политиков. Когда сионизм разгромил ГДР и СССР, Гина продолжала делать фильмы для «Немецкой Волны» и Би-Би-Си. Во время съемок фильма о русских моряках в порту Лервик (Шетландские острова) она встретила меня, а я встретил ее. Через два месяца мы стали мужем и женой. Одна их Гининых дочерей — Галина — живет в Восточном Берлине в большом пятиэтажном доме, владельцем которого стал потомок какого-то богача, вроде отца Пауля (но, кажется, не еврея — я с ним встречался). Поэтому на лице Гины и мелькнуло грустное выражение — она хранит светлую память о своей Родине.
Узнав, что я — морской капитан, Пауль воскликнул: «Вот здорово, а я капитан авиалайнера, почти всю жизнь работал на бельгийских авиалиниях, последние шесть лет летал в Анголу на большом «MD», берущем 300 пассажиров». Мы разговорились о Луанде, в которой я бывал. «Может быть, я даже летал на твоем самолете в Киншасу и далее на Брюссель». — «Очень даже возможно, это был как раз мой маршрут. Из Анголы мы имели хороший привесок к заработку, — разоткровенничался Пауль. — Алмазы. Мы скупали их по-дешевке и привозили домой, благо, нас не проверяли».
Я вспомнил мой вылет из Луанды. У самого самолета повторно досматривали багаж. Белые охранники просили пассажиров открыть чемоданы и шарили по всем уголкам. Я вез с собой солидную сумму в долларах, полученную от нашего партнера для фирмы, и был страшно испуган — ведь не задекларированы, недайбог, конфискуют. Я стал что-то объяснять досмотрщику, но он улыбнулся и сказал: «Не беспокойтесь, мы ищем алмазы», и у меня тысячетонная нервная нагрузка свалилась с плеч на ангольский грунт, богатый алмазами.
Пауль рассмеялся после моего рассказа. «А что заставило тебя приехать в Венесуэлу?» — «Я вышел на пенсию — летчики рано становятся пенсионерами, — а один друг подсказал, что из Венесуэлы можно легко доставлять в США на маленьких самолетиках “экзотический груз”. (Я моментально догадался, что «экзотический груз» — это наркотики.) Для начала взял в аренду (он назвал марку легкого самолета) и полетел в пробный рейс в США. Когда пролетал над островом Кюрасао, случилась беда: разлетелось ветровое стекло, и осколки впились мне в лицо, правый глаз был поврежден. Я почти ничего не видел, но успел повернуть в сторону посадочной полосы местного аэродрома. Как я сел — не помню, помню только, что на большой еще скорости врезался в ангар и потерял сознание. Очнулся в больнице. Глаз мой спасли, но когда вернулся в Венесуэлу, у меня началась нервная депрессия, и я два года лечился у психиатров. Что-то изменилось в моем сознании. Когда я окончательно выздоровел, перестал думать об “экзотических грузах”, женился на венесуэлке, у нас родилась дочь, мы живем дружно и счастливо». «Как мы с Гиной», — сказал я, улыбаясь. Пауль познакомил нас со своей темнокожей женой и дочкой, и я думаю, если бы мы остались в Боливаре жить, то были бы хорошими друзьями. «Ты так откровенен со мной», — сказал я ему. «Не знаю, почему, но я чувствую необъяснимую симпатию к тебе, Петр». — «Спасибо».