Чума

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Чума

Они жили теперь в красоте, как и мечтали. Зеленые и плодородные джунгли, голубое небо и чистая вода в источнике. Ручей приносил течением кроваво-красные цветы гибискуса, солнечные лучи, попадая на капли росы на ветках папоротника и листьях, превращали их в сверкающие драгоценные камни. Над головой у них при постоянном пассате качались кроны пальм — как охлаждающее опахало.

И еще они жили в уединении. Только Тиоти время от времени приносил им рыбу, а других людей они не видели иногда по нескольку недель.

Тур был счастлив. У него все получилось. Он уехал от всего, что имел, и из ничего создал все. Хочет ли он когда-нибудь вернуться обратно? Нет!

У него, кроме того, была Лив. Они обнаженными бегали вокруг своего жилья, играя в перволюдей из библейской истории сотворения мира, они прыгали, не разжимая жарких объятий в Источник Королевы.

Они были похожи друг на друга — оба рассудительные по характеру, они умели сдерживать себя. Конечно, они могли спорить, конечно, время от времени между ними возникали разногласия, но они никогда не ссорились{153}. У них ведь было общее дело. Тур и Лив бросили вызов условностям, и это заставляло как можно бережнее относиться друг к другу.

Их выбор требовал мужества, затем на первый план вышли воля и способность преодолевать любые разочарования. Тур излучал такую уверенность, будто был наделен безграничной силой. И он целиком полагался на Лив, которая в ибсеновском духе сказала ему, что, если она поедет с ним, все должно делаться всерьез.

Шел 1936 год. В то время молодежь не ездила по свету, как сейчас. Пик экономического кризиса, правда, уже прошел, но в Норвегии не текли молочные реки с кисельными берегами. Многие с трудом сводили концы с концами, и молодежи, как и остальной части населения, надо было работать, чтобы добиться сносных условий существования. В этом плане Туру повезло. У него был богатый отец. Кроме того, у него была любимая девушка, которая разделила его устремления. Но невероятные идеи невозможно приобрести за деньги, любовь к женщине сама по себе не может породить страсть к познанию. Тур был удивительным человеком — иначе он сидел бы дома.

В то время считалось странным, но вполне допустимым, что молодой человек захотел поселиться на острове в Тихом океане. Сыновья богатых родителей всегда делали все, что им заблагорассудится.

С Лив дело обстояло иначе. Она выросла в буржуазном доме, где четко оговаривалось, что прилично делать девушке. Для ее родителей в самой мысли отправиться на тихоокеанский остров еще до того, как она достигнет совершеннолетия, было нечто потрясающее вековые устои.

Путешествие в далекую Полинезию, разумеется, было достаточно опасным. Но, в отличие от Тура, от Лив потребовалось проявить и мужество совсем иного рода, чтобы присоединиться к мужу в его выборе. У нее, конечно, были сомнения, но она решительно приняла вызов. Она перешагнула не только через мнение своих родителей, но пренебрегла общественными нормами, предписывающими, как должна себя вести женщина.

Понимал ли Тур, чего это стоило?

Он восхищался ее мужеством, когда они стояли на пляже, впервые ступив на Фату-Хиву. Но каким мужеством? Что она осмелилась отправиться на остров или что она осмелилась вырваться из дома?

Тур вырос в такое время, когда местом женщины считался дом. Если мальчики обучались ремеслу или шли в гимназию, то девочки учились в школе для домохозяек. Мужчина должен был обеспечивать жену и детей, поэтому его воля и властвовала в семье. Соответственно за ним закреплялось право на инициативу, а женщине оставалось лишь следовать за ним. Ей надлежало помогать мужчине и поддерживать его во всех начинаниях.

Когда Лив отправилась с Туром на Фату-Хиву, она сделала это добровольно. Она могла бы остаться дома, как однажды, под влиянием отца, уже, казалось бы, твердо решила. Но в идеях Тура было нечто, перед чем невозможно было устоять. В сущности, Лив поняла, что поедет с Туром, прежде, чем он услышал от нее «да».

Она многим пожертвовала — бросила учебу на экономиста и, следовательно, отказалась от образования, доступного немногим женщинам. От Тура никаких жертв не потребовалось, и трудно сказать, понимал ли он, на что ради их союза пошла Лив. Если быть честным, он всегда удивлялся, как она может изучать такой неинтересный и скучный предмет, как экономика. То, что Лив бросила университет, ничего особенного для него не значило — ведь он сам от изучения экономики мог отказаться совершенно безболезненно.

Но Туру отказываться ни от чего не пришлось. В Норвегии его тыл обеспечивали два профессора, и если бы дела в Полинезии не пошли, ему не составило бы труда вернуться к научной карьере.

Фату-Хива была проектом Тура. Он никогда без личной заинтересованности не отправился бы туда и почти наверняка не поехал бы из-за Лив, но при этом ему было ясно, что без женщины у него ничего не получится. Он, подобно Адаму, не мог жить без женщины и потому так упорно искал ту, на которую сможет опереться. Когда Тур получил письмо, в котором Лив отказывала ему, ссылаясь именно на учебу, он в отчаянье бросился навстречу снежной буре. Там, в горах Довре, он, по собственному мнению, почувствовал себя мужчиной. Но там же Тур понял и другое: человек, когда он один, слаб.

При главенствующей тогда морали и в силу своего воспитания для Тура и Лив было немыслимым начать совместную жизнь, не поженившись. Свадьба была одним из условий, без выполнения которых невозможно было получить разрешение на поездку. Когда они отправились в путь, у них не было никакого опыта в трудном искусстве совместной жизни, кроме пребывания в Хорншё под присмотром Алисон. На Фату-Хиве они сразу оказались в почти полной изоляции. Повлияли ли трудные будни на их взаимоотношения? О чем они говорили в своей бамбуковой хижине? Неужели красота так их околдовала, что они точно решили не возвращаться домой? Что думали они по поводу будущего, когда оно уже наступило? И как они собирались поступать, если Лив забеременеет?

Однажды Тур и Лив увидели, как по тропинке к ним поднимается всадник. Это был Тиоти. Они сразу почувствовали: что-то неладно. Тиоти не улыбался, как обычно, — он выглядел бледным и усталым.

Лив и Тур как раз возвращались домой с источника. Они несли корзину с фруктами.

— Дошла ли сюда чума? — спросил Тиоти, подъехав к ним.

Чума? Разве на острове появилась чума?

Да, на остров пришла болезнь столь же страшная, как чума. Многие в деревне заболели, некоторые уже умерли. Болезнь завезла шхуна под названием «Моана», приходившая, чтобы забрать копру.

Тур и Лив почувствовали холодок. Они не забыли, что Бьярне Крёпелиен потерял свою любимую Туимату, когда на Таити обрушилась эпидемия испанки.

У них не было с собой лекарств. Это предусматривалось проектом возвращения к природе. Они должны были справляться с болезнями без всяких дополнительных средств, к которым относились и лекарства.

Тиоти протянул им кусок свинины, завернутый в банановые листья. Это был подарок от Пакеекее.

— Чума уже пришла в долину, — сказал он, стегнул лошадь и поехал прочь.

Лив испекла свинину на углях, но кусок не шел в горло. Они почувствовали, что «все райское настроение улетучилось с острова»{154}.

Шли дни. Они нервно ждали. Однажды утром оба почувствовали симптомы болезни. У Тура запершило горло, у Лив начался понос. Но этим все ограничилось. Легкая простуда. Они вздохнули с облегчением.

Наконец, опять приехал Тиоти. На этот раз он выглядел хуже. Кожа пожелтела, было видно, что у него жар.

Он попросил, чтобы «месье» взял фотоаппарат и пошел с ним в деревню. Он хотел сфотографировать сына — единственного, который у него остался.

Тур взял фотоаппарат, Лив пошла с ними. В деревне их ожидало ужасное зрелище. Мертвые и умирающие во многих домах. Те, кого болезнь пока пощадила, резали поросят к поминальной трапезе.

У жителей деревни не было ни врача, ни лекарств, ни возможности покинуть остров.

С тех пор, как появились европейцы, болезни, что они привезли с собой, возникали неожиданно и поражали людей безжалостно. Туберкулез, оспа, проказа и слоновая болезнь за пару сотен лет унесли жизни почти девяноста процентов населения. Теперь на немногим оставшимся угрожала эпидемия гриппа.

За местным плотником Иоане посылали каждый раз, как только кто-то оказывался при смерти. Он делал гроб прямо возле кровати, на виду у больного. Островитяне умирали без страха. Из-за отсутствия отца Викторина они лишались возможности предсмертного соборования, однако в их сердцах еще сохранялись остатки старых верований. Спокойно ожидали они встречи со своими предками, считая, что по смерти им предстоит проделать главный путь в жизни.

Тур не успел сделать фотографию. Когда они вошли в дом, последний сын Тиоти уже лежал мертвый, завернутый в белое. Несчастный отец не ответил на их вопрос, сколько всего у него было детей.

Тур и Лив не заболели, так как их организмы могли сопротивляться гриппу. Но не так обстояло дело с туземцами, которые никогда прежде не сталкивались с этой инфекцией. У них не было лекарств, они не знали правил гигиены и не понимали опасности заражения, поэтому оказывались бессильны перед болезнью. «Цивилизация — это медицина», — сказала Лив, когда они оказались на королевской террасе{155}.

Тур, выполняя свой план возвращения к природе, решил, что не следует брать с собой лекарства — ведь лекарства это часть цивилизации. Но теперь, увидев страдания, к которым привело отсутствие лекарств, он вынужден был признать, что и у цивилизации есть положительные стороны.

Опустилась ночь. Тур и Лив находились под влиянием впечатлений, полученных ими в деревне; впервые после приезда на Фату-Хиву они почувствовали беспокойство — что-то было не так{156}. И могли ли они быть уверены, что сами не заболеют?

Больше всего они боялись слоновой болезни{157}.

Спустя некоторое время на якорь у деревни встало новое судно. Это была никем не ожидавшаяся «Тереора». Сообщение о ее прибытии на королевскую террасу привез специально присланный из деревни всадник. Капитан Брандер не хотел отправляться в дальнейшее плавание, пока не поговорит с Туром и Лив. На одном из южных островов кто-то сказал ему, что они оба заболели слоновой болезнью и ждут судно, чтобы отправиться восвояси.

На каяке, выдолбленном из ствола дерева, туземцы доставили Тура и Лив на «Тереору». Старый морской волк с радостью убедился, что слухи об их болезни оказались ложными и они оба живы и здоровы. Однако он беспокоился за их дальнейшую судьбу и по-прежнему настаивал, что им нужно возвращаться на Таити. Но Тур и Лив убедили его, что они никогда не жили так хорошо, как сейчас, и даже в мыслях не собираются возвращаться в тот мир, из которого вышли{158}.

Супруги лишь попросили капитана взять с собой несколько писем, которые они написали своим родителям. И, наконец, Тур и Лив попросили его передать привет Терииероо.

Капитан Брандер пообещал позаботиться о письмах и передать привет вождю, усыновившему Тура и Лив. Он хорошо угостил их — они сидели за столом до тех пор, пока не пришла пора прощаться. Когда они перелезали через леера, Брандер как и в прошлый раз подумал, что возможно больше никогда не увидит их снова. Он провожал каяк глазами до тех пор, пока они не высадились на пляж. Через минуту Тур и Лив скрылись за деревьями.

Как обычно, в деревне, когда капитан Брандер завернул в бухту и встал на якорь, началась суматоха. Приход судна был редким событием в однообразной жизни и привлекал всеобщее внимание. Первая шлюпка с корабля еще только спускалась на воду, а шумные туземцы уже толпились на берегу, готовые ее встретить. Они сразу же узнали фигуру в тропическом шлеме.

— Отец Викторин…

Отец Викторин. Католический священник, настроивший свою паству против Тура и Лив, развязавший религиозную войну против протестантского пастора

Испытывая одновременно страх и радость, островитяне помогли священнику выбраться на берег, подняв его на своих сильных руках, чтобы не намокла сутана. Его багаж был доставлен к маленькому домику у церкви, где он жил, когда бывал на Фату-Хиве.

Эпидемия отступила, но падре понимал, что жизнь на острове наладится не скоро и поспешил сюда, чтобы туземцы могли посещать церковь и получать здесь необходимое им утешение. Первым делом священник захотел узнать, что происходило на острове за время его отсутствия, и Иоане, облеченный общим доверием, взял на себя обязанность все ему рассказать. То, что Иоане, помимо прочего, происходил из королевского рода и был зятем префекта, придавало его миссии соответствующий вес. Иоане сообщил отцу Викторину главную новость: несколько месяцев назад на острове появились двое белых, которые не отправились дальше с судном, а поселились в верхней части долине Омоа. В деревне их видели только тогда, когда они навещали Пакеекее и его звонаря.

Отец Викторин, потрясенный, уставился на Иоане. Он тридцать три года, находясь на службе у Папы, провел на островах, и точно знал: если белые приезжают сюда и остаются, то это наверняка миссионеры. У него еще были свежи воспоминания о событиях на Такароа. На этом маленьком атолле архипелага Туамоту, расположенном между Маркизскими островами и Таити, жили триста человек, и все они были католиками. Но однажды двое братьев из мормонской Церкви Иисуса Христа Святых последних дней высадились на берег и — раз, два! — все туземцы стали мормонами. Падре ни секунду не сомневался, что мужчина и женщина, поселившиеся на Фату-Хиве, занимаются тем же вредным для Святого Престола делом. Лишнее подтверждение своей гипотезе он увидел в том, что они общались исключительно с отвратительным протестантом Пакеекее.

Отец Викторин, не медля, собрал паству к мессе.

На королевской террасе о том, что отец Викторин начал свои проповеди, узнали от Тиоти. Теперь, когда падре вернулся, религиозные противоречия на острове получили новую жизнь. Звонарь и его жена выжили во время эпидемии, но детей их забрал Господь.

Тиоти принес с собой немного рыбы. Пока Лив пекла ее на углях, Тур с нетерпением ждал рассказа Тиоти о маршруте запланированного ими похода. Вместе с одним деревенским жителем в качестве проводника они собирались отправиться к странным пещерам на противоположной, восточной, стороне острова. Ходили слухи, что там спрятаны различные старинные предметы, украшения и небольшие каменные фигурки богов, а входы в пещеры охраняли большие вырезанные из дерева тики.

Крутые горы не позволяли добраться до пещер по суше. Но и морской путь предстоял достаточно трудный, поскольку на востоке острова дул постоянный пассат, а у берега был сильный прибой. Выдержать путешествие могло только большое каноэ, в деревне таких было три. За немалые деньги Тур нанял одно из них с «экипажем» из четырех гребцов.

Никто из нынешних жителей деревни не бывал в пещерах, которые, согласно местным верованиям, принадлежали предкам и охранялись табу. Проводник, знакомый Тиоти, когда-то побывавший у пещер, так и не осмелился войти внутрь, поскольку боялся тики; он ограничился тем, что заглянул в пещеру снаружи.

Тур с нетерпением ждал, пока Тиоти заговорит.

Тиоти почесал спину и наконец с большой неохотой начал разговор. «Похода к пещерам не будет, — сказал он. — Гребцы не хотят отправляться в путь».

Хейердал подумал, что туземцы просто ленятся и не хотят грести. Но нет, оказывается, причиной всему возвращение на остров отца Викторина. Когда падре узнал, что в джунглях живут двое белых, которые общаются с Пакеекее, он тут же собрал всех католиков в церкви. В проповеди своей он напустился на Тура и Лив, назвав их еретиками. Им нельзя помогать, заявил отец Викторин, зато их можно обманывать. Нет никакого греха в том, чтобы лгать людям, которые не придерживаются правильной веры. И если кто-то все же будет вынужден им что-то продать, нужно не стесняться просить самую высокую цену. Священник без труда уверил свою паству, что каковы бы ни были намерения Тура и Лив, на остров они пришли отнюдь не с благой целью.

Отец Викторин призвал прихожан следить за каждым шагом еретиков. Все прихожане должны были стать его шпионами{159}. Под конец проповеди, когда туземцы уже покидали церковь, он потребовал от них сделать все, что в их силах, чтобы заставить белых пришельцев покинуть остров{160}.

Скривив лицо и продемонстрировав на нем глубокие складки, Тиоти сообщил, что жители деревни вовсю обсуждают, как им поскорее исполнить указание падре. Он рассказал о Хаии, старике, страдающем от прогрессирующей слоновой болезни. Хаии был известен в деревне как изготовитель хмельного напитка из забродившего кокосового сока и апельсинов. Однажды он решил угостить своей брагой Пакеекее, но сделал это весьма странным образом, предварительно помочившись в сосуд с напитком. Хаии считал, что слоновость передается через мочу, и надеялся таким образом извести еретика пастора. Тиоти предположил, что тот же метод может быть использован против Тура и Лив.

Он также слышал о том, что кто-то поймал скорпиона и собирается запустить его в бамбуковую хижину Тура и Лив, когда их не будет дома.

Тур так описал свое состояние после того, как он услышал о планируемом против них заговоре: «Мы были поражены, мне очень хотелось отправиться вниз и дать хорошую взбучку этому мерзавцу-черноризцу, который настроил коричневых против нас. Внезапно здесь, в диком месте, у нас появился опасный враг — белый человек, о котором мы никогда не слышали и которого не видели! С нами обошлись чертовски несправедливо. Мы и не думали красть какую-либо из его коричневых душ»{161}.

Лив вряд ли когда-либо прежде видела своего мужа таким рассерженным. Он высказал все, что думал по поводу происходящего, и она была с ним согласна. Но ситуацию следовало разрешить с умом. Конфликтовать с католическим священником смысла не имело, пользы от этого не могло быть никакой. К тому же они знали, что у них нет возможности покинуть остров. Никто не знал, когда «Тереора» или какая другая шхуна бросит здесь якорь в следующий раз.

Тур взял себя в руки. Они сидели и разговаривали всю ночь. То, что рассказал Тиоти, вызвало у них чувство отвращения. Они приехали на Фату-Хиву изучать жуков и улиток и жили здесь, не обидев и мухи, но вот появился священник — Тур сравнил его с дьяволом{162} — и обвинил их в том, что они хотят украсть души его паствы.

Вполне могло случиться, что Тиоти несколько преувеличил опасность, но Тур и Лив не могли это проверить. Они решили на время уйти с королевской террасы и перебраться на жительство в горы, подальше от людей и комаров. Тиоти дал им лошадь. Пока они грузили фрукты и кокосовые орехи, жители деревни наблюдали за ними издали. Туземцы теперь не здоровались, как раньше, — только стояли в стороне и шептались. Тиоти проводил их вверх по склону и показал тропинку, ведущую в горы. На высоте примерно в тысячу метров они нашли родник, там и разбили лагерь.

Тур был рад перемене ландшафта и флоры. Целый день они наслаждались свежим воздухом, но ночью сильно замерзли — на высокогорье после захода солнца температура была значительно ниже, чем в долине. Фрукты и кокосовые орехи через несколько дней закончились, а ничего съедобного найти поблизости не удалось. Вскоре голод заставил их спуститься с гор.

И тут начался дождь.

Маркизские острова лежат в тропическом поясе, там нет времен года. Разница температур зимой и летом незначительна, ветра почти всегда дуют с востока и очень редко достигают силы шторма. Продолжительность дня и ночи одинакова. Единственное, что вносит разнообразие, — это дождь. Как бы компенсируя все остальное, здешние дожди весьма переменчивы.

Тур и Лив прибыли на Фату-Хиву в апреле, в прекрасное время. Постоянно светило солнце, на ночном небе сверкали звезды. Иногда с моря приносило тучи, и осадки освежали людей и растения. Но в июле все поменялось. Небо постепенно посерело, тучи чаще стали заслонять солнце и звезды. Потом пошел дождь, сначала умеренный, затем все сильнее и сильнее. Песок и земля превратились в кашу, везде была непролазная грязь. Воздух сделался тяжелым и влажным, одежда прилипала к телу, людей охватила вялость. Только комары чувствовали прилив сил. Они роились у водоемов сильнее, чем когда-либо.

С дождями жизнь на королевской террасе изменилась, но не дожди были тому виной. Война, объявленная отцом Викторином, потрясла Тура и Лив. Они не знали, какую каверзу придумают жители деревни, и не понимали, что им делать. Из-за дождя ходить по джунглям становилось все труднее. В конце концов, они стали покидать свой дом только тогда, когда нужно было что-то найти поесть, но и сидя в четырех стенах не чувствовали себя в безопасности.

Находить пищу было все труднее. Во время дождя ручей вышел из берегов, и вода унесла с собой всех раков; кроме того, закончился сезон плодоношения у хлебного дерева. Стало меньше бананов и апельсинов. Даже кокосовые орехи приходилось искать, и они постоянно задавались вопросом — почему? Однажды случилось так, что им нечего было есть на ужин. Голод пугал их больше всего — это была демонстрация того, что они больше не владеют ситуацией. Добрый Тиоти по-прежнему помогал им, время от времени принося рыбу в подарок.

Однажды рано утром они получили объяснение уменьшению количества фруктов и кокосовых орехов, когда Тур случайно заметил, как гробовщик Иоане с группой женщин и мальчиков пробирается сквозь джунгли. Они были нагружены мешками с кокосовыми орехами и бананами. Оказывается, туземцы собирали урожай на участке, где жили Тур и Лив. Под прикрытием дождя и темноты они совершили много таких походов.

Тур разозлился и побежал за ними. Он заплатил за землю, на которой они живут, в том числе и за растущие здесь орехи и фрукты.

Иоане отверг обвинения. Он сказал, что собирал орехи и фрукты на соседнем участке. Тур ответил ему, что он лжет.

— Мы не можем жить без кокосовых орехов, — в отчаянии крикнул он.

Но поделать он ничего не мог. Он знал, что за этим стоит священник. Следовательно, то обстоятельство, что закон на их стороне, не имеет никакого значения. С горечью ему пришлось признать, что человек, помогавший им строить хижину, сделался их врагом.

Иоане погрузил мешки на стоявших неподалеку лошадей. Прежде чем отправиться вниз, в долину, он высокомерно заметил, что Тур и Лив могут собрать оставшиеся орехи.

«Гоните их с острова!» — говорил в церкви отец Викторин, и Иоане решил, что лучшим способом заставить этих белых уйти будет лишение их пищи. Надо заметить, что гробовщик Иоане был весьма богобоязненным человеком и строгие указания священника воспринимал весьма серьезно.

Расстроенный Тур вернулся в хижину к Лив. Она сидела на кровати и смотрела на свои ноги, покрывшиеся язвами и волдырями. Сначала проявления болезни были незначительными, но дождь и влажность способствовали ухудшению. «Это фе-фе», — сказал Тиоти, когда в очередной раз принес рыбу. Он отправился в лес и набрал там трав, из которых потом сварил кашицу. «Прикладывай ее к волдырям, — сказал он Лив, — и они пройдут через неделю».

Лив все делала, как велел Тиоти, — каждый день она намазывала ноги травяной кашей. Но пользы было мало. Волдыри действительно исчезли, но на их месте остались незаживающие язвы. Тур тоже заболел, но не так сильно, как Лив. У него обошлось без волдырей — сразу появились язвы, и не было болей, как у Лив.

Из-за язв все больше страданий им доставляла другая напасть, на которую они раньше мало обращали внимания, — муравьи и комары. Тур и Лив почти не спали, и однажды ночью, когда Лив стало совсем плохо, они признали, что сражение проиграно. Капитан Брандер был прав: они не смогут жить на острове, им нужно уезжать. Разве не предупреждал старый морской волк о влажном климате, о жалящих насекомых, не говоря уже о слоновой болезни, от которой умирают местные жители? Они ему не поверили, ибо видели, как сияет солнце, дающее жизнь острову, как ветер играет с пальмами. Но это все было раньше; теперь, с началом сезона дождей, они поняли, что капитан не сгущал краски.

С каждым комариным укусом усиливался не только зуд, но и страх — ведь именно через комаров слоновая болезнь передавалась новой жертве. Впрочем, наверняка они знали об этой болезни лишь то, что первым признаком заражения является высокая температура. Заболевшему, по словам Брандера, следовало как можно скорее, пока ноги и руки не начали распухать, сменить климат на более прохладный{163}.

Они решили все бросить и покинуть Фату-Хиву. Но следующий корабль — когда он придет? Никто не знал. Им оставалось только ждать.

Проходили недели и месяцы. Но горизонт оставался чист.

Дела на королевской террасе становились еще хуже. Тур и Лив все сильнее беспокоили ноги. Язвы множились, становились более глубокими. У Лив уже голое мясо «виднелось… <…> как мраморная салями»{164}. Когда они иногда выбирались в деревню, то даже туземцы приходили ужас при виде того, что с ними произошло.

Повязки. Лив пришлось перевязать некоторые особенно сильно инфицированные язвы на ногах. На высокогорье стало лишь немногим легче, в конце концов, ей пришлось ехать на соседний остров за медицинской помощью

В деревне ситуация тоже складывалась не лучшим образом. И здесь люди понемногу начали испытывать недостаток в пище. Капитан Брандер доставил в последний раз товаров значительно меньше, чем обычно. Магазин в подвале Вилли Греле опустел, там больше не было муки, риса и сахара — продуктов, без которых запросто обходились первобытные люди, но, увы, уже не могли обойтись жители Фату-Хивы.

Самым большим страдальцем оказался отец Викторин. Под сутаной падре уже много лет скрывал ужасную тайну — во время своей неутомимой деятельности по спасению язычников и обращения их в католическую веру он заразился слоновой болезнью. Его ноги невероятно распухли. В этом мире не стоит ждать благодарности даже от Бога.

Тур и Лив узнали это, когда однажды вечером решились постучаться в его дверь. Они хотели сказать священнику, что ему нечего бояться. Они — не миссионеры, а всего лишь двое молодых людей из Норвегии, которые хотят жить сами по себе.

Отец Викторин принял Тура и Лив, пригласил сесть. Выслушав их рассказ, он сменил тему и начал рассказывать о себе, о Франции, которую покинул более чем тридцать лет назад, о примитивной жизни среди туземцев, об одиночестве и тоске. У него не было друзей (если не считать самого себя), и он не скрыл зависти к тому, что Тур и Лив прибыли на остров вдвоем. Глядя на больного служителя Господа, молодые норвежцы почувствовали к нему жалость. Впрочем, Тур при этом не мог не обратить внимания на его «колючие глаза, так контрастировавшие с улыбкой и всем обличьем этого человека». Хейердал был уверен, что, несмотря на всю свою вежливость, католический священник их ненавидит{165}.

Как Тур и Лив, падре с нетерпением ждал судна. Наконец, он так отчаялся ждать, что решил, рискуя жизнью, покинуть остров самостоятельно. Он отправился к Вилли Греле, владевшему старой шлюпкой, которая, выброшенная за негодностью, валялась на берегу — сухая и в трещинах, и попросил спустить ее на воду. Префект стал объяснять, что шлюпка давно прохудилась, но пастор был непреклонен. В компании нескольких прихожан он решил отправиться на Хива-Оа — остров примерно в пятидесяти морских милях к северу от Фату-Хивы. Там находилась французская администрация Маркизских островов, и соответственно был оазис цивилизации. Отец Викторин пообещал туземцам помочь запастись на обратном пути мукой и рисом.

Несколько дней шлюпку конопатили. Когда щели были заделаны, падре дал сигнал к отплытию. На море было волнение, и Тур, пораженный мужеством священника, долго смотрел вслед шлюпке — одетая в сутану фигурка, казалось, скакала вверх-вниз по волнам.

Через неделю лодка вернулась. Смертельно уставшая команда выбралась на берег. Священник удачно добрался до Хива-Оа, но на обратном пути лодка стала протекать. Туземцы черпали воду, как сумасшедшие, и сумели спастись, но от муки и риса осталась лишь несъедобная клейкая жижа.

Но почему не пришла шхуна? В течение трех месяцев деревня держала на вершине наблюдателя. Но все это время он видел только море.

Неужели началась война? Тяжкие мысли не давали Туру покоя. Уже шесть месяцев они не получали никаких известий из внешнего мира. Правда, туземцы, вернувшиеся с Хива-Оа, ничего не говорили о войне. Они рассказывали, что шхуна не пришла, потому что сильно упали цены на копру и перевозить ее стало невыгодно. Поэтому капитан Брандер решил выждать — у него, в отличие от Тура и Лив, было море времени.

Терпение Тура и Лив иссякло. Состояние их ног требовало медицинской помощи. Они сделали ошибку, отказавшись из-за своих идеалистических воззрений взять с собой лекарства, и теперь им требовалась медицинская помощь. На Хива-Оа имелся медпункт, и, когда Вилли Греле решил снова сплавать на соседний остров, чтобы все-таки привезти муки для деревни, они решили закрыть глаза на ужасное состояние шлюпки. Если смог отец Викторин, то смогут и они. Их ничего не удерживало: недавний рай превратился в ад. Единственным утешением для Тура и Лив было то, что с отбытием отца Викторина деревенские жители снова подобрели к ним. Даже Иоане начал улыбаться.