Гадюка
Гадюка
Алисон умела держать себя в руках. Но однажды, открыв дверь на звонок, она чуть не потеряла сознание. На пороге стоял довольный собой Тур-младший в окружении шумной толпы мальчишек с гадюкой в руках. Она извивалась, но сын крепко держал ее за хвост, и все попытки гадюки вцепиться в него острыми зубами заканчивались неудачей.
Впрочем, Алисон быстро пришла в себя. Незадолго перед этим она только улыбаясь кивнула, когда Тур пришел к ней и сказал, что собирается идти ловить гадюку. Алисон не приняла намерение сына всерьез. Змея нужна была ему для коллекции. Интерес к животным усилился у Тура после того, как он пошел в школу, и мать поддержала его, когда он захотел устроить настоящий Дом для животных. Но вот того, что он однажды явится домой с гадюкой в руке, такого она себе представить не могла. Самого слова «гадюка» было достаточно, чтобы вызвать отвращение, и как большинство родителей, Алисон предупреждала сына, что змеи опасны и от них следует держаться подальше. Но теперь, когда Тур стоял перед нею и чувствовал себя в глазах мальчишек героем, она не могла не гордиться им. Вместо того чтобы наказать его, как того требовали правила обычного воспитания, она взяла банку с формалином. Общими усилиями они затолкали змею в банку, где она, напоследок дернувшись несколько раз, в конце концов успокоилась, парализованная ядовитым раствором.
Десятилетний Тур, оказывается, хорошо подготовился к змеиной охоте. Выйдя из дома, он взял с собой палку и бутылку. Палка на одном конце раздваивалась, а бутылка была с пробкой. Он долго бродил по лесу, но ни одной змеи ему не попалось. Однако Тур запасся терпением, и, наконец, ему повезло: он увидел спинку с зигзагообразным рисунком — гадюка грелась на солнышке прямо перед ним. Со скоростью молнии он прижал рогаткой ее шею к земле, а потом попытался запихать змею в бутылку. Но гадюка вывернулась. Тогда он схватил ее за хвост и, неся на вытянутой руке, отправился домой.
Гадюка. Тур рано стал интересоваться животными и создал свой зоологический музей. Здесь ему 19 лет, он держит живую гадюку
Идти так, до дома на Стенгатен, нужно было несколько километров, и он вскоре понял, что нести змею на вытянутой руке довольно утомительно. Конечно, он мог бы убить гадюку — к примеру, разбить ей голову камнем. Но добыча была знатная, он очень хотел принести в свой Дом животных целую и невредимую змею — ей предстояло стать основным трофеем его коллекции. Его решительность подпитывалась еще и громадным желанием показать, на что он способен — и мальчишкам, и матери.
Признаться, в детские годы Тур Хейердал не считался большим храбрецом. В классе он сидел тихо и всего стеснялся — когда другие играли в школьном дворе, он держался в стороне. Но со временем экспедиции в лес за все новыми экспонатами для коллекции помогли ему завоевать уважение среди мальчишек{40}. Они с удовольствием присоединялись к Туру, когда он отправлялся с ведром и сачком в Бокескуген или в другие места ловить, как они говорили, диких зверей. Роль «диких зверей» выполняли головастики и ящерицы, жуки и кузнечики, полевые и летучие мыши, бабочки… Кроме того, они искали гнезда и собирали птичьи яйца.
В борьбе за признание друзей у Тура имелось еще одно средство: будучи сыном владельца завода по производству пива и минеральной воды, он имел почти неограниченный доступ к лимонаду. И надо сказать, что ящерицы и лимонад были ему просто необходимы, чтобы завоевать доверие одноклассников. Ведь забота Алисон, добившейся, чтобы сыну разрешили ходить в школу прямо во второй класс, совсем не облегчала ему жизнь.
Руководство школы уступило настойчивым просьбам упрямой фру Хейердал в первую очередь потому, что устало день за днем видеть ее у своих дверей. Да и рядовые учителя были от нее не в восторге — Алисон действовала наперекор всем школьным правилам. Впрочем, будучи особой весьма амбициозной и самоуверенной, она не была склонна обращать на это внимание. Почему ее умный мальчик должен зря тратить время на учебу в первом классе, когда он совершенно в этом не нуждается, поскольку давно перерос сверстников?
Алисон требовала к Туру особого отношения; делалось это, конечно же, из самых добрых побуждений, но в результате она создала на пути сына значительные препятствия. Уже самый первый день в школе оказался для него очень неприятным. Встреча с учителями и школьными товарищами, наверное, могла стать самым счастливым событием в его жизни, но вместо этого обернулась кошмаром{41}. Тур оказался среди ребят, которые уже отучились один год, он был младше всех и сразу же почувствовал себя в подчиненном положении. Неудивительно, что поначалу он все время чего-то боялся и прослыл трусишкой.
Набережная. Ларвик времен детства Тура
Добившись зачисления Тура во второй класс, Алисон начала вмешиваться в учебный процесс. В учительской, как сообщает Арнольд Якоби, ее называли «опасной дамой», и школа уступала ей во всем, в чем можно, только бы держать ее подальше от себя. Ей даже разрешили забирать Тура из школы, когда ей заблагорассудится, и она часто брала его с собой в поездки в Кристианию и в Тронхейм.
Сыграло свою роль и ее положение в обществе. Алисон была замужем за одним из наиболее уважаемых буржуа в городе, и ни школа, ни кто-либо другой, не имели обыкновения вступать в конфликты с такими людьми. Время в политическом отношении было весьма неспокойным — рабочие все настойчивее требовали установления большей справедливости, но это ничуть не мешало состоятельным гражданам по-прежнему пользоваться своим влиянием и дистанцироваться от проблем нового времени.
Эта дистанция в некотором роде охраняла Тура. Ему посчастливилось вырасти, не зная никаких забот и лишений, через которые проходили дети рабочих. Кудрявый блондин, он ходил в нарядной одежде, как лорд Фаунтлерой[8], и ни пятнышка не было у него ни на курточке, ни на брюках. Его очень вкусно кормили, и ночью он спал под мягким одеялом.
Ему также не довелось увидеть многого из той неприглядной действительности, что властвовала в бедных районах города, где тлело недовольство безработицей и дороговизной жизни. На стол бедняков подавали жидкую кашу, а когда дети укладывались спать на влажных и неровных соломенных матрасах, матери садились у изразцовой печки и штопали чулки.
Когда Тур Хейердал вырос, Вестфольд в индустриальном отношении был еще молодой провинцией. Индустриализация в Ларвике началась не ранее девяностых годов XIX века — как раз тогда, когда отец купил пивоварню. Здесь доминировали крупные деревообрабатывающие предприятия семейства Трешов-Фритцё. Позже, скромно заявив о себе в 1893 году, разрослось предприятие Альфреда Андерсена «АО Механические мастерские и литейная». Через десять лет у «Альфреда», как в народе называли литейную, было уже около двухсот сотрудников. На стеклянном заводе в Ларвике работало около ста человек, немало рабочих было занято на городских спичечной и табачной фабриках. После крупного пожара в 1902 году восстанавливать Ларвик приехали многочисленные ремесленники, многие тут и остались. Достаточно много людей трудилось на хорошо оплачиваемой и потому популярной работе в городских каменоломнях, где добывали редкий и ценный минерал ларвикит. Но хотя количество рабочих в старом графстве наместника Гильденлёве росло, организованных выступлений здесь не наблюдалось.
Однако в 1912 году (как раз в этом году родители Тура поженились) в городе побывал лидер рабочего движения Мартин Транмэль и своей агитацией создал в шахтах, образно говоря, взрывоопасную обстановку. В результате возникла рабочая газета «Новатор», а чуть позже, в годы Первой мировой войны, стали интенсивно создаваться профсоюзы. В муниципальных выборах 1919 года рабочие Трешов-Фритцё и «Альфреда» принимали участие уже под руководством профсоюзов, что застало буржуазию врасплох. Боязнь «красной угрозы» была столь велика, что, когда активность избирателей в первой половине дня голосования показала опасную тенденцию, Избирательный союз буржуазии Ларвика обратился к своим еще не проголосовавшим сторонникам: «Внимание! Городу угрожает опасность. Неужели красные партии, которыми руководят из Народного дома и из Москвы, станут хозяевами в городе? Ситуацию еще можно изменить!»{42}
Ситуация после этого изменилась, но не кардинально: рабочая партия завоевала 23 из 53 мест. Но при том, что буржуазные партии получили большинство, мэром года был избран социалист; такое в Ларвике произошло впервые.
В 1921 году, когда Тур-младший пошел в школу, состоялись выборы в норвежский парламент. Рабочая партия выдвинула кандидатом в члены парламента редактора газеты из Ларвика, и таким образом город получил в стортинге депутата-социалиста.
Уже нет сомнений, что волны перемен, поднятые мировой войной и революциями в европейских странах, ударили и в норвежские берега. Мать и отец Тура отчаянно боялись Красной Армии — они опасались, что русская революция распространится и в Норвегию, и всячески ограждали от революционных настроений сына. К примеру, запретили Туру-младшему пойти 1 мая на демонстрацию рабочих{43}. Но, справедливости ради, никаких других примечательных следов политическая борьба, шедшая в стране, в доме Хейердалов не оставила. Тем более, что, несмотря на экономический кризис, дела в пивоварне шли прекрасно. Впрочем, дальновидный Тур-старший находил время для бесед со своими рабочими и старался их не обижать.
Мысли жены тоже, в общем, были далеки от политики. Она делила свое время между воспитанием сына и изучением по-прежнему почитаемого Дарвина. Из его учения Алисон сделала вывод, что человечество с каждым поколением должно становиться умнее. Поэтому она была уверена, что горький опыт сражений на западном фронте положит конец всем войнам, а люди будут решать свои проблемы посредством возрастающего уважения к достижениям науки.
Кроме того, Алисон была занята устройством собственной жизни, поскольку ее совместная жизнь с мужем зашла в тупик. Что же до устройства общественной жизни, то наиболее подходящей ей казалась английская модель — как она ее помнила.
Туру, едва он оказался вне надежных стен родного дома, пришлось испытать на себе давление со стороны общества даже в большей степени, нежели отцу и матери. И не только потому, что он был самым младшим в классе и ему приходилось противостоять объединившимся против него старшим мальчикам. Это было связано еще и с тем, что он происходил из богатой семьи, — у него была мать, установившая для себя в школе особые правила и бравшая его в поездки, о которых одноклассники, в большинстве своем дети из рабочих семей, могли только мечтать. Он вообще сильно отличался от одноклассников — даже говорил не так, как они. Всем своим поведением Тур демонстрировал, что он не такой, как все.
Положение усугублялось и тем, что мать откровенно не доверяла преподавателям. Неудивительно, что жизнь становилась для мальчика совершенно невыносимой. Школа превратилась в сплошное мучение.
Идея отправить сына сразу во второй класс оказалась неудачной. Впрочем, чрезмерное высокомерие Алисон не мешало ей быть реалисткой; она оценила серьезность ситуации и поняла, что потерпела поражение. Тем не менее, о том, чтобы вернуть Тура в первый класс, не могло быть и речи. Спасение она увидела в домашнем обучении{44}.
Однако и это поначалу не принесло облегчения. Туру не понравилась молодая учительница, которую выбрала мать. Он попробовал устроить бунт, но учительница — надо отдать ей должное — не поддалась капризам упрямого и избалованного мальчика и не только постепенно склонила его на свою сторону, но и помогла ему обрести уверенность в себе. Учительница воспользовалась простыми средствами: во-первых, обходилась без нравоучений, а во-вторых, выстроила программу обучения согласно интересам мальчика. Тур хорошо рисовал, и она занималась с ним рисованием. Затем, когда он научился бойко читать и писать, главный упор был сделан на естествознание. Тур рылся в материнских книгах; особенно ему нравились иллюстрированные издания на английском языке — одна из его любимейших книг «Человеческие расы» рассказывала о коренных народах мира. Картинки, изображающие плывущих в пирогах полинезийцев, произвели на него неизгладимое впечатление{45}, и он стал придумывать истории о жизни на южных островах Тихого океана.
Но больше всего Тура интересовали животные. Он выучил латинские названия многих из них и построил собственный «естественный музей». Когда взрослые спрашивали, кем он собирается быть, когда вырастет, Тур отвечал: «Человеком, который изучает животных»{46}.
Было видно, что он обретает уверенность в себе, и мать решилась вернуть его в школу. Прежний опыт не прошел для Тура даром: мальчик попытался наладить отношения с одноклассниками и даже попробовал передать им свои увлечения, придумав «охоту на диких зверей» в лесу Бокескуген. Кроме того, он понял, что для того, чтобы быть принятым в компанию, нужно говорить на одном языке с детьми рабочих. С этих пор в школе и на улице он переходил на особый уличный «диалект». При этом, правда, юный Тур строго следил за собой, чтобы, не дай Бог, не употребить этот язык за домашним столом.
Решительности его, однако, не хватило на то, чтобы бороться за место в футбольной команде. Он в принципе не мог правильно попасть по мячу, который после его ударов все время летел куда-то в сторону. Это значительно снижало его шансы на то, чтобы утвердиться в мальчишеской компании.
Была у Тура и еще одна ахиллесова пята: он боялся воды. Вырасти в Ларвике и при этом бояться воды… в этом было что-то неестественное! Летом, когда прогретая вода во фьорде сверкала синевой, мальчишки только и делали, что прыгали с полированных камней, — да еще старались так, чтобы летело побольше брызг. Один Тур сидел в сторонке на берегу. Он мог зайти в воду по пояс, но потом, как побитая собака, опустив голову, выбегал обратно. В воде было прохладно, но он, конечно, боялся не холода. Причиной его страха было воспоминание о том, как он попал под лед в пруду Херрегорд. Но мальчишки этого, конечно, во внимание не брали и дразнили его изо всех сил.
Тур-старший все это видел и переживал из-за того, что его сына считают тюфяком. Он даже попытался платить сыну за то, что тот будет учиться плавать. Но и это не возымело действия, хотя десять крон были для Тура целым состоянием. Он буквально цепенел, как только вступал в воду.
Снова родителям пришлось прибегнуть к частному преподаванию — на этот раз Туру наняли опытную учительницу плавания. Но если бы даже она оказалась лучшей пловчихой в мире, уроки ее, скорее всего, не принесли бы мальчику никакой пользы. Тура невозможно было затащить в воду даже силой.
Однажды он отправился с друзьями в Церковную бухту. Бухта пользовалась дурной славой. С двух сторон окруженная крутыми скалами, она врезалась в гранит скал. На ее берегу находилась церковь, построенная почти двести пятьдесят лет назад. На шпиле церкви скрипел ржавыми петлями флюгер. Ходили слухи, будто неподалеку от нее какая-то несчастная бросила в воду своего незаконного мертворожденного ребенка. А совсем недавно во фьорд со скалы соскользнул и утонул ровесник Тура — сын дворника ларвикской пивоварни.
Страшно, но заманчиво! Церковная бухта притягивала мальчишек, как запретный плод. Они сбежали вниз меж могильных камней у церкви, на мысу у фьорда скинули штаны и рубашки и очертя голову бросились в море; только бедный Тур, добежав вместе со всеми до воды, остался стоять на берегу.
Купание было только началом мальчишеских развлечений; вдоволь наплескавшись, они начали прыгать с одной невысокой круглой скалы на другую, затем в качестве последнего номера программы устроили соревнования, кто скорее перебежит по узкому мостику на маленький остров, где стояла купальня.
В «беговом упражнении» у Тура появился шанс доказать товарищам, что и он кое-что может. Он первым бросился к мостику и с разбегу прыгнул на мокрые доски. Но поскользнулся, не удержался и, размахивая руками и ногами, полетел вниз, в воды Церковной бухты, где его подхватило и закрутило в водовороте течение.
Потом мальчики увидели, как Тура выбросило на поверхность, — они знали, что он не умеет плавать, но не представляли, как ему помочь. Собственно, если бы он и умел плавать, плыть ему было бы некуда — берег состоял из округлых камней, скользких от водорослей, и даже опытный пловец едва ли взобрался бы на них{47}. Мальчишки стояли в нерешительности — их сковал страх, и они были не в состоянии что-либо придумать.
Однако один из них все-таки сумел стряхнуть оцепенение. Он был самым младшим в компании, товарищи неизвестно почему называли его американцем. Сломя голову американец понесся в купальню, где висел спасательный круг с веревкой, притащил его и бросил Туру, который, к счастью, еще продолжал барахтаться на поверхности. Тур крепко вцепился в круг, а американец с помощью других мальчиков потащил его к берегу.
Отец Тура подарил за это американцу блестящий серебряный ножичек, и находчивый герой носил его на поясе, чтобы видели другие мальчишки. Самому Туру было строго наказано не ходить больше в Церковную бухту. Кроме того, родители еще сильнее ограничили его свободу, потребовав, чтобы он докладывал обо всем, что делает и где бывает.
Итак, Туру пришлось пережить очень сильное потрясение. Уже во второй раз за свою короткую жизнь он чуть не утонул. Тур вконец разуверился в том, что когда-нибудь научится плавать, и решил никогда больше не пытаться сделать это{48}. После случая в Церковной бухте он стал одинаково бояться «как глубокой воды, так кладбищ и зубных врачей»{49}. У него так и осталось впечатление о глубоком море как о «вратах в царство мертвых»{50}.
Все это лишило его даже мысли о том, что от игры в воде можно получить удовольствие. Он и смотреть не хотел на фьорд, который для его товарищей был настоящим земным раем. Они не только вовсю купались, но и ходили под парусом, набивали себе мозоли греблей — можно сказать, что море занимало центральное место в их играх, а Тур боялся близко подходить к берегу и поэтому чувствовал себя абсолютным неудачником.
Ему доводилось переживать не лучшие моменты не только в общении с детьми. Время от времени и в отношениях взрослыми случались неприятные ситуации, которые заставляли его испытывать чувство унижения. Однажды он вдруг почувствовал сильную боль в животе, и перепуганные родители повезли его в больницу. Врачи посчитали, что у него аппендицит, и вскоре Тур оказался на операционном столе. Медсестра надела на него маску и, когда у него поплыли круги перед глазами, в последнем проблеске сознания он услышал, как сестра сказала: «Он очень симпатичный, но разговаривает совсем как маленький ребенок»{51}.
Сказать, что он разговаривает как маленький ребенок! Как она могла! Обида была безграничной — она имела для Тура куда большее значение, нежели сама операция и всё, что с нею было связано. При этом он осознавал, что медсестра права. Ведь он в своем классе всех меньше ростом, всех слабее и всех глупее.
Когда Тур очнулся от наркоза и способность соображать к нему вернулась, эти слова все еще сидели у него в голове. Он разговаривает, как маленький ребенок! Смягчающим ситуацию обстоятельством стало то, что сестра сдержала слово — после операции, как он просил, вручила ему аппендикс в банке со спиртом. Таким образом, ему удалось пополнить свою естественно-научную коллекцию{52} и немного поправить свое реноме в глазах одноклассников, которые приходили поглядеть на такое чудо.
Однако следующая неприятность была не за горами. Обследование показало, что Тур был близорук. Ему нужно было носить очки{53}.
Тур подумал, что его будут дразнить, и наотрез отказался от очков — дескать, он прекрасно видит. Он представил себе, как мальчишки набросятся на него, когда он зайдет на школьный двор с очками на носу. Он слышал, как других, носивших очки, дразнили «очкариками». Не дай Бог, чтобы кто-то назвал «очкариком» его!
У учительницы были подозрения на этот счет, но родители ее не послушали. Почему-то они без лишних выяснений поверили сыну.
Сам Тур на зрение не жаловался, хотя с трудом мог разглядеть написанное на доске. Но мальчик до смерти боялся, что кто-то заметит, как он мучается, и делал вид, что все в порядке.
Дело закончилось тем, что после очередного обследования окулист вынес решение: ему можно обойтись без очков. Этот врач вдруг определил, что интенсивные занятия Тура по изучению мелких существ из его Дома животных всего лишь ослабили глазные мышцы и зрение нужно восстанавливать с помощью тренировок. Все, вероятно, было не так просто. Появлению этого диагноза, похоже, способствовал сам Тур, обнаруживший, что зрение улучшается, если он определенным образом прижмет глаз большим пальцем. Осознание того, что он действительно близорук, добавило мальчику еще один комплекс. Родители уже не могли не замечать, что он буквально излучает неуверенность, находясь в обществе других людей. Именно поэтому, дабы придать ему раскованности, они решили отправить его в танцевальную школу. Но даже фрёкен Дёделяйн не смогла помочь Туру-младшему. Танцам он не научился, зато обнаружил в себе еще один недостаток — он начинал потеть от волнения, когда оказывался рядом с девочками.
Тур чувствовал себя хорошо только в Доме животных и старался проводить там все свободное время. Его экспонатам стало тесно в комнате в тот год, когда он пошел в школу, и позже отец разрешил ему расположить свои коллекции в хозяйственной постройке.
В ней было два этажа, выкрашена она была в красный цвет{54}. На втором этаже жил дворник с семьей, на первом находились прачечная, дровяная и конюшня, оставшаяся с тех времен, когда у хозяина был экипаж. В конюшне имелась большая и светлая комната, которой никто не пользовался, — там Тур и обосновался со своим музеем.
С этого времени его занятия приобрели систематический характер. Насекомых и бабочек он сажал на булавки и помещал в коробки со стеклянной крышкой. Пресмыкающиеся, в том числе змеи, находили последний приют в банках с формалином. В углу он устроил маленький пляж с песком, водорослями и кусочками топляка, выловленными во фьорде, по нему рассыпал разнообразные ракушки, высушенных на солнце маленьких морских звезд, крабов и морских ежей. Родители купили ему аквариум, куда были помещены ящерицы и лягушки, — Тур наблюдал, как они откладывают яйца и размножаются. Для сороконожек и жуков был сооружен террариум.
Отцу 50 лет. Туру пять лет, ему тоже разрешили быть на празднике
Вместе с отцом рано утром, когда приходили рыбаки, он ходил на пристань. Среди трески, сайды и макрели время от времени встречались очень странные создания, которых он забирал с собой в хозяйственный домик. Когда отец возвращался из многочисленных заграничных поездок, он всегда старался привезти для юного зоолога чучела животных, редких бабочек или хотя бы раковину.
Размер коллекций рос. Тур научился систематизировать свои экспонаты, он зарисовывал их, записывал свои наблюдения, читал книги, чтобы набраться новых сведений. Он постоянно задавал родителям вопросы, и им приходилось постараться, чтобы не ударить в грязь лицом перед своим любознательным сыном. В школе Тур — что вряд ли шло ему на пользу — открыто презирал учителей, которые не знали подробностей жизни осьминогов или не помнили латинское название камбалы.
Тур Хейердал окончил начальную школу в 1927 году. К этому времени окружающие стали называть его «Человек, который изучает животных».
Родителям нравилось усердие, с которым Тур работал в своем музее. Вместе с сыном они радовались, что коллекция вызвала всеобщий интерес, — время от времени посмотреть на нее приходили целые школьные классы. Однако небо над Туром было отнюдь не безоблачным. Он очень беспокоил отца, который видел, что Тур отстает от сверстников в физическом развитии и тушуется при общении с незнакомыми мальчиками и девочками. Когда, несмотря на все усилия, попытки научить Тура плавать не увенчались успехом, отец начал опасаться, что сын никогда не станет настоящим мужчиной. Поскольку мать ничего в таких делах не понимала, инициативу Туру-старшему пришлось взять на себя. Он раз за разом отставлял в сторону дела и отправлялся с сыном в район вблизи шведской границы. Здесь они поднимались на лесистые склоны.
В горном лесу Тур-младший забывал о своей водобоязни. Словно лес ставил заслон, через который не могли пробиться тяжелые воспоминания о происшествиях на пруду Херрегорд и в Церковной бухте. Тур бегал по лесным тропам, наблюдал за животными, некоторых из них пытался поймать. На плато, где только синий горизонт ограничивал обзор, он мог дать свободу фантазии, которая, как черный ворон, летела вдаль на воздушных крыльях. Отец старался не мешать ему.
Летом и осенью они отправлялись в походы с топорами и с удочками, отец иногда брал с собой ружье. Сам Тур никогда не охотился — он не любил убивать животных. Зимой они катались на лыжах — неслись наперегонки, так, что только снег летел из-под палок.
В четырнадцать лет в сознании Тура произошел перелом — ему надоело быть рохлей. Он решил сделать все возможное, чтобы стать членом футбольной команды. А для этого нужно было стать ловким и сильным, и Тур сказал себе, что должен сделать это самостоятельно, без посторонней помощи. А ведь физкультура всегда была для него самым страшным предметом — учителя лишь по доброте своей ставили ему удовлетворительные оценки.
Тур начал заниматься бегом — порой по несколько часов в день. Он бегал и бегал — и в городе, и в лесу. Причем делал это в полном одиночестве — никто не составил ему компанию, друзей у него было.
Традиции. Мать хорошо одевала своего сына
Он старался изо всех сил — и чуть позже, в дополнение к бегу, начал заниматься гимнастикой. Отец как мог способствовал его новому увлечению — он соорудил в саду турник, подвесил кольца и канат. Тур тренировался до боли в мышцах. Не исключено, что при этом он представлял, как удивятся однажды мальчишки, когда увидят, что он может висеть на кольцах, держась только пальцем. Упражнения были самые разные — порой он просто, как пишет Якоби, сидел и изо всех сил ударял кулаком по ребру столешницы, не меняя выражения лица{55}.
Алисон все еще боялась, что Тур-младший упадет и получит травму, или что он попадет в дурную компанию. Но и она понимала, что сыну нужно развиваться, чтобы он смог стать таким, как ей хотелось. Почти неожиданно и не сознавая, что она делает, Алисон тоже способствовала увлечению сына дикой природой.