4. «ПИР» И «ЧУМА»
4. «ПИР» И «ЧУМА»
То были годы, когда идеология и страх изменяли нормы и принципы человеческого поведения, когда единомыслие и единогласие представлялись высшими проявлениями свободы и совести, когда подлинная действительность воспринималась многими людьми в преломленном, нереальном свете, по предписанному истолкованию. Но в то же самое время шла привычная, повседневная жизнь со своими у каждого человека заботами, целями, успехами, радостями и трудностями.
И все эти сложности, искаженности советского бытия так или иначе выражались в поведении Зощенко, благополучного советского писателя и советского человека тех лет.
Сразу по возвращении из четырехдневной поездки на Беломорканал его избирают председателем групкома ленинградских драматургов. Его имя постоянно присутствует в газетной хронике литературной и политической жизни. У него часто берут интервью. Одна из обширных бесед с ним в «Литературном Ленинграде» озаглавлена «О моей трилогии». А его выступление в Доме писателя в связи с идеологической «дискуссией о формализме», как уже говорилось, было напечатано в этой газете под броским заголовком «Литература должна быть народной». Здесь же подробно освещается ход обсуждения его повести «Возвращенная молодость». В составе делегации Союза советских писателей он возлагает венок и стоит в почетном карауле у гроба С. М. Кирова, члена Политбюро, первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б), члена ЦИК СССР. Зощенко подписывает коллективное письмо «Писателям революционной Испании».
После убийства Кирова в декабре 1934 года, тотчас объявленного злодейским актом троцкистов, вал политических репрессий в стране быстро достиг своей наивысшей силы и жестокости. В Ленинграде проводились массовые аресты. А в 1936 году начались организованные судебные процессы над крупными деятелями из так называемой «ленинской гвардии», в которых Сталин видел своих возможных соперников или считал их недостаточно близкими и преданными лично ему. Громогласное одобрение процессов и обнародованных на них обвинений проходило повсеместно — на собраниях во всех трудовых и профессиональных коллективах, в учреждениях и учебных заведениях. Требование везде было единое — «Никакой пощады!».
И Зощенко также выступает на общем собрании ленинградских писателей в январе 1937 года — вместе с М. Чумандриным, А. Прокофьевым, Л. Соболевым, В. Саяновым, Б. Лавреневым и многими другими, — газетный отчет о котором дается под шапкой «Смерть троцкистским извергам — изменникам родины». В отчете приводятся и его гневные слова: «Ни о какой жалости не может быть и речи! Я, считавший себя знатоком человеческой совести, никогда не предполагал, что можно совместить столько подлости и грязи, сколько совмещали в себе Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и другие фашистские наймиты». И под резолюцией собрания с требованием «расстрелять всю фашистскую шайку» стоит его подпись. И в том же номере «Литературного Ленинграда» — его отдельная статья: «Суд сурово покарает преступников». В ней Зощенко пишет: «История не знает примеров более тягостных. Границы между троцкистом, диверсантом и фашистом окончательно стерлись. Поражает полная аморальность участников блока. У них даже нет и не было спайки между собой». Все это говорится и пишется им, как и всеми другими, до суда, только с подачи официального агитпропа…
Однако наряду с этими общественными выступлениями он вместе с Верой Владимировной оказывает помощь попавшим тогда в беду людям.
В 1936 году в Ленинграде был арестован Н. К. Авдашев, секретарь Петроградского райкома ВКП(б), тот самый «большевичок», с которым у Веры Владимировны несколько лет продолжался наиболее приятный из ее романов. Авдашева осудили и отправили в лагерь за «троцкистский уклон». Как вспоминает одна из его дочерей — Нинель (названная так в честь Ленина), Зощенко тогда пригласил жену Авдашева к себе и старался ее поддержать, ободрить. Но через год арестовали и ее. У Авдашевых было трое детей. Двух несовершеннолетних девочек, как детей «врагов народа», отправили, по тогдашней практике — разлучив, в детские дома. Шестнадцатилетний мальчик остался один. «И вот семья Зощенко не побоялась „пригреть“ врага. А нам, его сестрам, посылались посылки, деньги, не проходило месяца, чтобы мы не получали от Веры Владимировны письма», — вспоминает Нинель. И когда она «отбыла свой срок в детском доме и вернулась в Ленинград», ее снова приняли в семье Зощенко и поселили на только что купленной в 1939 году новой даче, где они и сами жили тем летом. Все обиды и сложности во взаимоотношениях с женой, шедшие от ее связи с Николаем Авдашевым, не помешали Зощенко принять участие в судьбе его детей.
Волна арестов 1937 года не обошла и писательский дом на канале Грибоедова. Целый ряд литераторов попали в ГУЛАГ, а переводчик Валентин Стенич, близкий друг Зощенко, и поэт Борис Корнилов были в заключении расстреляны. О смерти Стенича тогда, в 1938 году, Зощенко не знал: в официальной справке значилось, что он осужден на 10 лет дальних лагерей без права переписки. Указывалась и точная дата высылки из Ленинграда — число, месяц, год. А в действительности Стенич был расстрелян за двое суток до этой даты. Но Зощенко, веривший, что Стенич еще жив, в 1940 году, когда вал репрессий снизился, обратился в НКВД с письмом, в котором просил о пересмотре его дела: «Было бы справедливо вернуть его к его работе. Я не сомневаюсь, что он был бы ценным и полезным членом среди советских литераторов»… Помогал Зощенко в это время семьям даже тех писателей, с которыми до того был мало знаком. Так, узнав об аресте поэта Николая Заболоцкого, он пришел к его жене и принес ей деньги.
Несомненно, в той химерической действительности, пронизанной страхом и ожиданием беды, когда каждый человек, не ведая за собой греха, прислушивался по ночам к «громыханию черных марусь», как написала потом Анна Ахматова в своем «Реквиеме», Михаил Зощенко понимал, что и в его дверь может раздаться злосчастный стук. Невзирая на «смену литературного курса», у него оставалось еще немало критиков. И в биографии были компрометирующие пятна — бывший офицер царской армии, дворянское происхождение. И хотя сам он после Октября воевал в Красной армии, но его брат Владимир оказался в белой, а затем и за границей, где-то на Балканах. В 1927 году Владимир написал ему два отчаянных письма с просьбой помочь вернуться в Россию. Зощенко начал было тогда добиваться такого разрешения, но переписка вдруг оборвалась, и ничего больше о судьбе брата Зощенко не знал. Теперь, во второй половине 30-х годов, этот факт представлял для него реальную опасность. И еще одна заграничная угроза висела над ним дамокловым мечом. В 1927 году в дневнике Веры Владимировны была сделана следующая запись слов Зощенко: «Говорил он еще о том, что приехавший из Парижа Слонимский сообщил о том, что за границей огромная популярность Зощенки, что эмигранты считают его единственным писателем, дающим настоящее, неподдельное и отвратительное лицо Советской России, что там устраиваются вечера „Уважаемых граждан“». (Подчеркнуто Верой Владимировной.) Никаких политических обвинений по этому поводу тогда не воспоследовало. Теперь, десять лет спустя, популярность у «белоэм и фантов» могла быть инкриминирована ему как связь с ними и подпольная враждебная деятельность, шпионаж и все прочее. Так что весь этот груз прошлого Зощенко постоянно надо было держать в уме…
И в середине 1937 года он печатает в «Ленинградской правде», органе обкома ВКП(б), большую статью «Четыре письма А. М. Горького» — о письмах Горького к нему, Зощенко, с публикацией самих текстов. В момент девятого вала репрессий он, видимо, счел необходимой такую защитную публикацию. Вкупе со всеми другими обстоятельствами она, наверное, также помогла ему остаться в неприкосновенности.
И весной 1938 года он с триумфом приезжает в Москву. «Писатель Мих. Зощенко сегодня утром „Красной стрелой“ приехал в Москву. Михаил Зощенко рассказал нашему сотруднику о своих творческих планах…» — сообщила «Вечерняя Москва». В Московском клубе писателей устраивается вечер в его честь, его приветствуют А. Толстой, С. Кирсанов, П. Павленко. А ленинградские писатели выбирают его в этом году в новый президиум своего Союза. Затем, в феврале 1939 года в газетах публикуется Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении советских писателей». В их числе — Зощенко, награжденный орденом Трудового Красного Знамени.
И снова — его творческий вечер в Ленинграде, сообщения о литературных концертах, на которых знаменитые Игорь Ильинский и Владимир Яхонтов читают его знаменитые рассказы, опять интервью, встреча с партийным и комсомольским активом, где собралось более 700 человек…
Конечно, он широко издается. Переиздаются и его прежние рассказы. В июне 1940 года «Литературная газета» даже сообщает: «В ближайшее время поступит в продажу юбилейное издание рассказов Мих. Зощенко „Уважаемые граждане“, выпущенное издательством „Советский писатель“. Книга включает лучшие произведения Зощенко и является как бы творческим отчетом писателя за пятнадцать лет работы — с 1923 по 1938 г. Издание прекрасно оформлено и иллюстрировано автолитографиями Евг. Кибрика». Поразительный факт — вновь «Уважаемые граждане»! А из его новых произведений для детей отметим вышедшую книгу «Рассказы о Ленине». О ней он говорил на Ленинградской комсомольской конференции: «Я попробовал свои силы в труднейшей теме — написал 12 рассказов о Ленине. Причем рассказы эти написаны по фактическому материалу. В каждом рассказе показана та или иная черта характера великого человека. Сложенные вместе, рассказы эти должны были дать образ великого человека».
Но несмотря на его новые произведения, на глубокомысленные «Возвращенную молодость» и «Голубую книгу», на идеологически выдержанные биографические повести, несмотря на пьесу «Опасные связи», в которой органы НКВД разоблачают «врагов народа» из антипартийной оппозиции, — ореол изумительного юмориста и сатирика стойко сопровождал Зощенко повсюду и в 30-е годы. Все помнили его заразительно смешные рассказы 20-х годов, их отсвет ложился на все последующие его сочинения и на него самого. И какую бы «положительную» книгу 30-х годов ни обсуждали читатели на вошедших в общественный обиход читательских конференциях, они шли посмотреть на автора тех рассказов. Сложны, причудливы, противоречивы повороты и переплетения нашей жизни. И, может быть, все, что он сочинял в 30-е годы, имело также своей функцией прикрыть написанное в 20-е… Однако тут неизбежно возникает вопрос о цене прикрытия. Но — вся страна была охвачена пандемией страха, гнездившегося в людских душах, вирус которого образовывал самые различные «штаммы».
Он подошел к Великой Отечественной войне, сделав, казалось, все, что делали завзятые советские писатели. Обстоятельства окружающей действительности, миропонимание, здоровье, надежды, заблуждения, страх, самообман, потребность стабильности, желание успеха, чувство самосохранения — сколько внешних и внутренних сил своим одновременным воздействием правят человека в ту или иную колею… Единственное, что Зощенко не смог или не успел тогда сделать, это сочинить книгу о Сталине.
И все-таки была у него одна работа, одна рукопись, которую он не сумел закончить в это свое советское десятилетие. Которая не поддалась ему в тот срок, увернулась от него тогдашнего, отложилась в той суете, осталась в столе. Называлась она тогда «Ключи счастья». А впоследствии стала повестью «Перед восходом солнца», которую он полагал своей главной книгой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.