АЛЕША ДЖАПАРИДЗЕ: босыми ногами на Ушбе...
АЛЕША ДЖАПАРИДЗЕ: босыми ногами на Ушбе...
Наша группа на рассвете стала готовиться к выходу.
Мы очень сожалели, что не подоспел Гио Нигуриани, который, согласно уговору, должен был подняться в лагерь до рассвета. Участие в нашей экспедиции уроженца этих мест имело большое значение. Вся Верхняя Сванэти с большим интересом встретила группу и особенно известие о том, что в ней участвует Гио.
Мы уже окончательно утратили надежду на то, что он придет, и собрались выходить, когда вдруг на тропинке, ведущей к лагерю, показался человек. Через несколько минут перед нами стоял стройный парень, сильные, эластичные движения которого напоминали движения тигра. Это был Гио Нигуриани.
Мы задержались примерно на полчаса и ровно в половине седьмого вышли из базового лагеря.
Снежный кулуар, по которому мы поднимались, оказался сравнительно удобным. На всем его протяжении нам не встретилось ни лавин, ни ледопадов, которые надо было бы обходить. Не понадобилось и рубить ступени. Когда мы были здесь в 1930 году, приблизительно в средней части кулуара, где его сжимают с боков скалы, нам преградили путь большая поперечная расщелина и огромный снежный обвал, переходить через которые было весьма и весьма опасно. Тогда этот обвал вынудил нас подняться с высоты 3250 метров на высоту 3400—3450 метров и пройти по высящимся слева боковым скалам, на вершине одной из которых из-за наступления темноты нам пришлось заночевать. Теперь не было необходимости ночевать на скалах, ведь мы вышли рано утром и, если бы не возникло никаких неожиданных отклонений, вполне могли рассчитывать, что в первый же день сможем подняться на 4000 метров, где намечалось установить лагерь II.
...Выйдя на высоту 3650—3700 метров, мы достигли самого крутого и опасного участка кулуара. Здесь сопровождавшие нас два носильщика категорически отказались идти выше. Делать было нечего, я разрешил им оставить груз и возвращаться.
Каждый из нас тащил на себе более двадцати килограммов. Распределять еще и этот груз на всех поровну я не счел целесообразным, но и оставлять его здесь было нельзя, потому что ночевать в лагере II без палатки, без примуса, без керосина и без спирта было если не невозможно, то, во всяком случае, очень трудно. Груз разделили между собой я и Сандро Гвалиа. Иагор и Александра помогали нам веревками, а Гио и Леван Маруашвили пошли вперед, чтобы, придя раньше на назначенное место, приискать подходящую площадку для лагеря.
***
...К нашему удивлению, Жан Франко протянул нам руку для энергичного рукопожатия и поздравил с победой:
— Молодцы, друзья, замечательно! Сколько смельчаков пыталось сразиться с Северной стеной, но никому не удалось ее одолеть за тридцать часов. Это невероятно!..
Если минуту назад мы со Славой стояли как в воду опущенные, сейчас счастливее нас, наверное, не было никого на свете.
Все поздравляли нас с победой, пожимали нам руки.
...И снова дразняще улыбаются вершины!.. После Франции мы отправлялись на Памир, поэтому начали подготовку здесь же, не теряя времени. Для предварительной акклиматизации мы решили совершить восхождение на Монблан (4810 метров).
Погода в тот день резко изменилась. Небо заволокло тучами, опустился туман. Видимость была довольно скверная, но все это не произвело на нас дурного впечатления, и планы наши не изменились. Вероятно, нас окрылял успех Гран-Жораса. На восхождение мы затратили всего пять часов и вернулись домой в отличнейшем расположении духа. В вестибюле отеля встретился Жан Франко.
— Не огорчайтесь, ребята,— обратился он к нам бодрым тоном,— ничего не поделаешь, такова наша альпинистская жизнь, то повезет, то нет... Впрочем, вам попросту помешала погода.
Жан Франко хотел утешить и подбодрить нас, но, когда мы сказали, что были на вершине и идем оттуда, он не смог скрыть своего изумления и восторга.
Маршрут, пройденный Михаилом Хергиани и Славой Онищенко по Северной стене Гран-Жораса, в их честь был назван «Советским вариантом». Его и поныне никто еще не повторил.