«Мы работаем вслепую»

«Мы работаем вслепую»

Я еще продолжал оставаться членом комиссии, но, видя, что ничего в ней не меняется, мы продолжаем быть удобной ширмой, опубликовал в «Литературной газете» статью «Милосердие выше справедливости». Привел в ней слова заместителя председателя Конституционного суда Тамары Георгиевны Морщаковой: «Человек, чье ходатайство о помиловании не дошло до президентской комиссии, а в рабочем порядке отклонено аппаратом, вправе обратиться в Конституционный суд… Установив, что существующая процедура… не исключает произвола, Конституционный суд может предложить законодателю заполнить правовую нишу и разработать закон, который обеспечивал бы единый правовой порядок при рассмотрении всех без исключения ходатайств о помиловании». В Государственно-правовом управлении президента было организовано обсуждение этой статьи. Выступили видные юристы, работники суда и прокуратуры, члены комиссии. Сохранилась магнитофонная пленка. Член комиссии Лев Разгон: «Мы работаем вслепую. Что мы знаем об осужденном? В справке, которую мы получаем, приводятся две строчки из характеристики, выданной ему администрацией колонии: человек исправился и достоин помилования, или же нет, наоборот, не исправился. Почему? Оказывается, одет был не по форме, усмехнулся, не так ответил начальнику. И этого уже достаточно, чтобы администрация рекомендовала отказать осужденному в помиловании». Директор общественного центра «Содействие» Валерий Абрамкин: «Ученые МВД делят заключенных на три группы — „отрицательные“, „нейтральные“ и „положительные“, то есть те, кто сотрудничает с администрацией зоны. Но это отнюдь не критерий исправления человека, это лишь критерий управляемости им. В тестах, которые проводят американские психологи, „хорошая приспособленность к жизни в тюрьме“ показатель, наоборот, отрицательный. Если человек хорошо приспособился к тюремной жизни, значит, ему очень трудно будет на воле… В таком деле никак нельзя доверяться только бумагам. Но пока вопрос о помиловании осужденных, рассеянных по всей России, решается здесь, в Москве, ничего другого не остается. В бумагу вы заглянете, а в глаза человеку — никогда». Выступающие говорили, что максимальная децентрализация этой системы, наверное, позволила бы как-то решить назревшие проблемы. Предлагалось также разработать специальный закон о помиловании. Разумеется, регламентировать, в каких случаях человека надо помиловать, а в каких — нет, нельзя, дело это чрезвычайно тонкое, сложное, советчиками тут каждый раз могут быть только профессиональный подход и отзывчивое сердце. Но установить единую процедуру рассмотрения всех ходатайств о помиловании — действительно необходимо. Как же иначе защитить человека, ищущего милосердия, от чиновничьего произвола?

Меня пригласил руководитель администрации президента Сергей Александрович Филатов. Скоро я получил проект распоряжения президента о создании специальной рабочей группы для изучения проблем, связанных с институтом помилования. А еще через некоторое время проект президентского распоряжения неожиданно был отозван. Уж не знаю, кто, но Филатову объяснили, что с помилованием у нас в стране все в порядке, менять ничего не следует.

Узнав, что Филатов отозвал проект президентского распоряжения, я понял, что оставаться в комиссии мне уже нет никакого смысла, и я из нее вышел. Вместе со мной оставил комиссию известный правозащитник, друг С. А. Ковалева — Михаил Михайлович Молоствов.

Так закончилась для меня эта история. Однако пути Господни неисповедимы. Тесная дружба Приставкина с чиновником, когда-то попортившим мне немало крови, тоже обернулась, в результате, их громкой ссорой. Что-то они не поделили, в чем-то крепко разошлись, Приставкин стал поносить его на всех углах и добился в конце концов, чтобы того убрали.

Впрочем, и с Мальгиным отношения у него сложились совсем не безоблачные. В той самой, опубликованной в «Дне литературы» переписке с Есиным («мы не антисемиты»), Мальгин сетует на то, что Есин проболтался о весьма нелестных отзывах Мальгина о Приставкине. «А семья Прис-киных, — прозрачно камуфлирует он фамилию, — очень опасная и коварная сила, которая в самый неожиданный момент может отыграться».

Скоро на книжных прилавках появилась и скандальная книжка Мальгина, герой которой назван, чтобы читатель уж никак не мог ошибиться, Игнатием Присядкиным. Отпустив все тормоза, автор не щадит здесь ни главного героя, ни жену его, ни даже пятнадцатилетнюю дочь, вываливает на них ушаты самой густой, черной грязи. И совершенно не тянет разбираться, есть ли в том пасквиле что-то списанное с натуры или здесь один сплошной вымысел, хочется поскорее отбросить дурно пахнущее произведение и почище вымыть руки.