Телефонный звонок

Телефонный звонок

В год, когда Юра умер, я уже работал в «Литературной газете». Помню, мы — Евгений Богат, Аркадий Ваксберг, я — собрались в нашей 433-й комнате в здании «Литгазеты» на Цветном бульваре. Обсуждалось что-то крайне важное и интересное, мы были с головой поглощены очередной увлекательной газетной идеей. Все, что как-то отвлекало — кто-то заглянул в комнату, раздался телефонный звонок, — нас невероятно раздражало.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку. Звонил Юра Бразильский. «Юрочка, — сказал я, — прости ради Бога, если у тебя ничего срочного, позвони через полчаса. Мы в дикой запарке». «Да, да, — сказал он. — Конечно, извини…» Он не позвонил, а я тоже забыл ему отзвонить.

Это была пятница, из редакции я поехал на дачу. Там кто-то мне сказал, что Юру сегодня положили в больницу.

Я подумал: как нехорошо. Видимо, он звонил сообщить мне. Решил, что в понедельник непременно его навещу. А в понедельник узнал, что в ночь с субботы на воскресение Юра умер. Ночью он вышел из палаты в уборную, но не дошел. Ему, наверное, стало плохо, и он сел на стул в коридоре. Здесь его утром и нашли — мертвого.

Я не знаю, что он хотел сказать, позвонив мне в тот день. Может быть, просто объяснить, что в больницу его берут в пятницу, потому что в конце недели освобождаются места. Пошутить, в трудные минуты он всегда старался гордо шутить. Попросить не рваться к нему, он не собирается долго залеживаться в больнице. А я его не дослушал. Очередная статья в газете казалась мне в тот момент важнее всего на свете.

Уже потом, когда он умер, я подумал, что Юра в последнее время стал звонить мне реже, чем прежде. Наверное, сами того не замечая, работая в «Литературной газете», игравшей тогда особую роль в нашем обществе, мы, «литгазетчики», ощущали свою некоторую избранность. Свою силу, если угодно. Другим нельзя, а нам можно. Пусть говорим не всю правду, пусть полуправду, — но в той атмосфере глухоты и недомолвок и она звучала на всю страну.

Юра без сомнения ощущал эту мою высокую самооценку. Не спорил, не возражал, он вообще был на редкость терпимым человеком. Но она была ему чужда. Ему вообще была чужда всякая исключительность в людях. Он просто тихо, молча ее сторонился.

А тут вдруг взял и позвонил.

Значит, ему было очень нужно в тот день мне позвонить.

А я не откликнулся. Не по злой воле. Не от равнодушия. Важные дела вершились. Товарищ подождет.

Не подождал. Ушел.

Сколько лет прошло, но до сих пор болит сердце.