БАЙКА ШЕСТНАДЦАТАЯ, «дюже сумнительна» — про странствие батьки Касьяна в Святую землю и про то, что с тем было связано
БАЙКА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
«дюже сумнительна» — про странствие батьки Касьяна в Святую землю и про то, что с тем было связано
Ближе к старости батько Касьян подружился со станичным попом — отцом Димитрием и часто с ним чаевничал, а по праздникам, бывало, и бражничал, баловался скромной трапезой, как говаривал тот священник, укрепляя дух и грешную плоть… «Батько Мытро», как его именовали станичники, был из себя мужчина видный, — рослый, плечистый, с могучими руками и дремучими патлами.
— Священник обязан быть статным, — подчеркивал дед Игнат, — без стати и конь — корова, и казак — рохля… А тем более — поп! Вин же, як це кажуть: олицетворяе! И не шо ныбудь, а образ и подобие! «Батько Мытро» был казацкого роду-племени, и «як людына грешна», любил охоту. Правда, однажды вместо зайца застрелил бродячего кота, «хай ему грэц!», чем ввел в зубоскальство весь свой приход. Однако прихожане забыли ему скоро то прегрешение, потому что любили своего «батьку-попа», охотно отпускавшего им грехи не только по долгу пастырской службы, но и по доброте своей и мудрости. Был он весьма начитан в святом писании, и с ним было интересно «побалакать» не только про наше «житьтя», но про что-нибудь божественное, а то и вовсе заумное, потустороннее. Скорее всего, именно под влиянием батьки Мытра наш Касьян и решился на поездку в Святые места и к самому Гробу Господню.
А тут еще подвернулся Касьяну один зажиточный болгарин-огородник, у которого он изредка покупал на катеринодарском базаре семена и рассаду, а больше «балакал-калякал» про дела огородные и житейские. Разговорившись как-то с болгарином, наш Касьян проведал, что тот собирается отправиться в Святую Землю, да хотел бы иметь напарника, хоть чуть-чуть ему знакомого. Не задумываясь, Касьян предложил себя, болгарин согласился, и обещал выправить все волокитные бумаги, что и сделал наилучшим образом. Переговорив с кем надо, записал напарника Касьяна куда полагается, и в следующий его приезд в город сообщил, что с собой брать, когда и откуда отправляться.
С болгарином Касьян совсем сошелся после того, как у того, раззявы, украли оклунок с харчами и они ели Касьяновы станичные припасы-подорожники. Народу на пароходе было много, но сдается, что оклунок стянул кто-то из матросов, «хай ему икнется!». Не может же отправляющийся к Гробу Господнему и целыми днями молящийся паломник пойти на такой грех — обездолить своего же брата-паломника. Хотя, оно как рассуждать: ведь если не согрешишь, то не покаешься, а не покаешься — Царствия Небесного будешь лишен напрочь. Всяко могло быть, тут уж воля Божья. И как говорят, не зевай, Хома, на то — ярмарка…
С болгарином батько Касьян потом крепко знался, встречался с ним не только на катеринодарском рынке, но и посещал его хутор где-то под Анапой. Болгарин теперь ему семена так давал, приговаривая:
— Касьян, мы с тобой як два брата. Ты меня от голодухи выкормил, и я тэбэ забыт нэ будэ…
Но это дела больше «огородные», а не «горние»…
Про свое паломничество в «Святу землю» батько Касьян старался подробно не рассказывать. «Ну був, тай був… Помолился… Свечку запалил на Христовой могиле…». Отец Димитрий посоветовал ему «языка пидризать и не смущать людей», да и сам Касьян к тем воспоминаниям относился задумчиво и неуверенно, как будто бы он и не был живовидцем того, что есть на той Святой земле.
Но кое про что он все же проболтался, особенно в первые дни после своего возвращения. Да и потом, нет-нет, да забывшись, выдавал какую-нибудь подробность из святоземельской жизни. Шила в мешке не утаишь, правду от людей не схоронишь… Так что домашние в основном знали о его приключениях-злоключениях.
Дело было в том, что Касьян не обрел ожидаемой благодати или душевного просветления. Батько Касьян ждал чуда, пусть небольшого, «малэсэнького», но его не оказалось. И он, судя по всему, жалел об этом всю оставшуюся жизнь. Почти все виденное им в том путешествии оказалось обыденным, простым, порой даже слишком скромным, приземленным…
— Все, шо прописано в Святом писании, — говаривал Касьян, — все там есть, це правда… — И помявшись, махал рукой: Но оно зовсим не таке, як малюють, или як мы про то думаем!
— Чого там богато, так всяких храмов, — говорил он и качал головой. — Куда не глянь, все церкви, церкви, храмы, соборы, часовни. Велики церквы, малы часовни… Куды не плюнь, прости Господи, скризь Божья хата! А може, краще було б, як бы одну храмину спроворилы, но чтоб — ну, не до самого неба, а блызь того! И было бы добре, — мечтал он, — в такой бесконечно высокой храмине — да лестницу («драбыну») от яруса к ярусу, и чтобы так вот за облака, «за зиркы» (за звезды), далеко-далеко ввысь, «до самого-самого», а может, еще выше… До неба не нужно, того Бог не допустил бы, как в Вавилоне, а то будет наказание и поношение человеков… А куда-то туда, откуда, может, одинаково и до земли и до неба, ибо там, скорее всего, и есть что-то такое, чистое, справедливое, близкое к совершенству и равенству…
Купались паломники в самой Иордани, да только речка та была «не ширше нашего ерика, ричка, як ричка!»… Море Галилейское — «зовсим не море, а так… Ну, хай, велика плавня! С одного боку в ту плавню Иордань влывается, с другого — вылывается… дуже текуча та Иордань, так наша Кубань — ого-го яка текуча!». По морю же тому, говорят, Христос ходил, «яко по суху», и то — знатное чудо, «та только давно це було… дуже давно…».
Сама Христова могила, по его словам, оказалась «невеликим закутком, обнесенным каменьями», а в том закутке — «дырка»… Не понравился ему и каменный «пуп земли», который паломникам всерьез показывали в Иерусалиме. «Отож, як есть пуп, — рассуждал Касьян, — значить здесь тут поблизости и все остальное, шо непотребно…».
Святая Земля представлялась Касьяну земным подобием рая, увидел же он гористую полупустыню, пески, колючие бурьяны. По слухам, на Святой Земле родилось жито, высотой в сажени полторы-две, с зерном, как лесной орех, а то и более того. Касьян в тайне лелеял надежду не только увидеть то чудо-жито, но и прихватить с собой «жменьку» его зерен на развод. И уже представлял себе, как колышутся под ласковым кубанским ветерком святоземельские колосья. Сначала небольшая грядка, а потом и нива, где-нибудь вдоль Ангелинского ерика… Но о таком жите в Святой Земле никто ничего не знал.
По касьяновым приглядкам, люди здесь жили бедновато, если не сказать — скудно. Вместо хлеба (ах, какие у нас на Кубани «паляныци»!) пекли лепешки, вроде черкесских чуреков, про борщ и не слыхали, сала не ели. Все это никак не вязалось с воображаемой картиной земного рая. Про вареники, по словам деда Игната, там тоже ничего не знали. Действительно, что это за рай — без вареников, без сала, прости нас, Господи! Ну, а живут там люди как люди, азиятские христиане, а также множество людей разных других вер.
Особенно возмутили Касьяна многочисленные торгаши, роящиеся «як пчелы» вокруг всех святынь, и чего только не предлагающие паломникам «за гроши и тильке за гроши».
— Это же надо додуматься, — возмущался Касьян, – слезы Богородицы продають! Абож — «Господне дыхание»! Ось такая склянка, як у нас из-пид касторки, а там — оцэж само «дыхание»! И дурни люды купляють! Видно, не зря Господь повыгонял тех менял и торговцев из храма, да только они далеко не пошли, а тут же около храма и осели! Бога не боятся, людей не стыдятся, да нам то не в зависть.
А еще батько Касьян прослышал, что кроме священного Писания, оказывается, есть писание несвященное. Попутчик-монах — «людина письменна и умна» — поведал как-то ему про Евангелие от Хомы. И тот Хома, да простит ему Бог, описывал детские годы Господа нашего Иисуса Христа, поворачивал дело так, будто Иисус был не такой уж всемилостивый и справедливый. Играл он, к примеру, с ребятами-погодками на берегу речки, лепил из мокрой грязи птичек и тут же оживлял их. А один из игравших с ним хлопчиков поломал прутом те комья грязи. И тогда Иисус превратил его, того пацана, в сухую деревину… А когда другой мальчишка толкнул его, а может и «по вязам зъиздыв» (ударил по шее), чего не бывает в детских играх, то маленький Иисус умертвил его, а его родителей, с плачем пришедших к названному отцу Иисуса — ослепил…
Оно, конечно, и в святом Писании Иисус сказал, что принес людям не мир, а меч, но то было как бы предупреждение о наказании за неверие и грехи, а вот детские проказы смущали Касьяна своей неоправданной жестокостью.
«Батько Мытро», закадычник Касьяна, терпел рассказы-байки вернувшегося из дальних странствий дружка, но терпел до времени. Евангелие от Хомы он все же категорически отверг, объяснив другу, что «може воно и було», но коли не освящено соборами, то это значит, что его как бы и не было вовсе. Так, один соблазн и блуканье. Брехать, не макуху жевать. Мало ли чего он слыхал. Человечьей брехни на свинье не объедешь. И лучше, если все, что про то набалакано-набрехано, — будет забыто-закопано… А чего он, Касьян, не постиг или не понял, не проникся и не просветлел духом, то на то воля Божья, и его, Господне таинство, неизреченная и непостижимая для человеков мудрость. «Отож тебе, старого недотепу, бес подпер… Шож ты хотив, дурношап, в рай надурницю въйихать? А раз встряв в святэ дило, будь его достоин… Так что забудь, Касьяну, о тех побрехушках монаха-развратника, брехали его батька свиньи, забудь до конца дней своих…». Тут и были сказаны те самые слова о «подрезании язычка», что ввели нашего Касьяна в длительные раздумья.
И не одну чарочку-пляшечку осушили друзья в том обоюдном сумнительном раздумье, ибо даже на охоте бывает, что вместо законной дикой худобы-зайца попадает на мушку «свийский» кот-котович, а что уж тут говорить о делах и целях возвышенных.
Ну, а чтобы бес не смущал, то батько Мытро посоветовал: если явится наваждение какое, или вспомнится то непотребное лжеевангелие от Хомы или еще от кого, «то скрути им дулю. Не знаю я, як от “фиги”, а от дули и от тех речений наваждение незамедлительно исчезает…».
Нужно сказать, что «кручение дули», по убеждению деда Игната, помогает и во многих других случаях. Например, при неприятном разговоре: кто-то тебе говорит что-то непутевое, а ты не спорь, скрути ему в кармане дулю, глядишь, и все наладится. И от сглазу: хвалит языкастая соседка твою «детину» или еще что-нибудь — скрути тайно дулю… Надежное средство! Жаль вот только, что его стали забывать, пьют «от нервов» валерианку и тому подобное — не помогает… А скрути вовремя дулю — все наладится наилучшим образом…
Батько Касьян, судя по всему, к этому средству прибегал регулярно, потому, может, и умом не тронулся от своих раздумий… Мудрый был тот отец Димитрий, что и говорить. Батько Касьян же с годами махнул рукой на отсутствие земного рая — «ну, нема, так нема, шож тут скажешь…». И как видно, лучше нашей родной кубанской земли ничего на свете нет. Заберется, бывало, на свою башню-«бикет», сядет у самовара и вздохнет: «Великий город — велика держава, велика держава — велика смута… А наш хутор — рай!».