3

3

К ее иссиня-бледным губам подносят микрофон. Она живет теперь только для этого микрофона, за который она уцепилась на Радио-Бельграно после провала в Голливуде. С микрофоном в худой руке, как со свечой Апокалипсиса, Эвита шепчет, не в силах подняться:

— Сегодня, 18 октября, я встала с одра болезни, чтобы отдать долг благодарности Перону и трудящимся. Для меня не имеет значения, что заплачу я за эту честь остатками моей жизни…

Она читает текст как сомнамбула. Надеется ли она вновь обрести в этой словесной дребедени чудесное прошлое, время большого прыжка вперед?

Перон, поочередно мучимый апатией, безразличием или ощущением травли, на время повторных выборов объявил чрезвычайное положение. Он боялся собственной тени. Перон произнес всего четыре речи по радио. Это было почти гробовое молчание по сравнению с тем, что он прежде изливал в радиоволны по малейшему поводу. Перон продолжал усиленно заискивать перед армией. Он наградил тайного командующего тех людей, которые больше не хотели знаться с властью, генерала Анхеля Солари. Но сорок восемь часов спустя, опасаясь, как бы его поступок не сочли за проявление слабости, отправил его в отставку. Перон блуждал меж двух огней, не зная, какому святому молиться. Он уволил двадцать пять полковников, заподозренных в нелояльности, но в качестве предлога использовал их неприятие кандидатуры Эвиты. Перон надеялся таким образом не столько заглушить угрызения совести, сколько убедить в своей верности больную Эвиту, продолжавшую наводить на него ужас со своего страдальческого ложа. Следовало успокоить ее, усыпить…

С того момента, как Перон воздал жене должное, объявив 18 октября днем Святой Эвиты, он надеялся получить какую-нибудь передышку и упоминал об Эвите лишь вскользь, в сообщениях таких же туманных и расплывчатых, какой стала она сама в его жизни. Он заявил группе перонистов:

— Изнурительный труд подорвал хрупкое здоровье…

Это было месяц спустя после выдачи дипломатического паспорта доктору Джорджу Пэку, известному хирургу, оперировавшему раковых больных. Доктор Абель Каркано, самый крупный аргентинский специалист-онколог, отправился за ним в Нью-Йорк. Действительно, аргентинские медицинские светила ничего больше не могли сделать для спасения Эвиты.

4 ноября Эвита появилась в клинике президента Перона, и два дня спустя открыто заговорили об опухоли матки. Доктор Пэк попытался провести серию операций. Во время одной из таких операций какой-то человек открыл дверь операционной и бросил:

— Государственный контроль… Учтите, эту операцию провел доктор Альбертелли.

Альбертелли был аргентинцем. Один из иностранцев, которых не в первый и не в последний раз проклинали с балкона Каса Росада, не мог прооперировать королеву дескамисадос. Да и сама она так же часто выплескивала свою ненависть к американцам, предателям из Голливуда. Необходимо было дать понять это персоналу клиники.

Трюкачество пропитало всю жизнь Эвиты вплоть до ее тела… Эвита, разрезанная на кусочки «гангстером доллара»…