6

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6

В январе 1951 года тягостная нехватка средств становится национальным бедствием Аргентины. Перон вынужден отказаться от услуг герра Танка, проектировавшего когда-то боевые самолеты для Гитлера, и нацистского специалиста по взрывчатым веществам Фрица Мандла. У президента есть собственное мнение о причинах надвигающегося кризиса. Все складывается так плохо в Аргентине потому, что никак не начинается третья мировая война, которую Перон призывает всей душой, и которая должна спасти его, помочь удержаться в кресле президента, несмотря на разбазаривание казны. Пусть разгорится, наконец, тлеющий огонь между западом и востоком, и тогда Перон снова обретет и использует пресловутое аргентинское процветание, которое обеспечивает сказочно богатая и неиссякаемая пампа.

Оргия расточительности влечет за собой банкротство. Численность офицеров в аргентинской армии возросла в три раза при правлении Перона. Каждый год армия поглощает сорок процентов национального бюджета. Офицеры получают больше, чем университетские профессора. Государство закупает мясо и пшеницу в своей стране и перепродает с прибылью, часто составляющей двести процентов, тогда как владельцам эстансий платят по расценкам, едва покрывающим их расходы. Этому грабительскому процветанию пришел конец на исходе 1948 года, когда Европа обрела прежний ритм производственной активности, уничтоженный войной.

Тех, кто помогает ему, Перон просит быть поскромнее, хотя его собственная роль в это же время непомерно раздувается. Он всегда готов войти в положение собеседника. Для него это решающий аргумент. Миллион перонистов составляет когорту его чиновников, тем не менее аргентинцам, пожелавшим выйти из дому, даже если нужно всего лишь перейти через улицу, приходится иметь при себе семь удостоверений личности, в том числе и свидетельство о благонадежности, выдаваемое правительством. Начальник полиции Веласко упорно внедряет электрическую дубинку, которую применяют в загонах и на скотобойнях, чтобы оглушать быков. Теперь такая дубинка стала национальным инструментом убеждения.

Ложное величие, провозглашаемое при каждом восходе солнца, уже не маскирует неудачи и провалы генерала-президента. Самые жгучие проблемы не удается решить с помощью подачек. Перон растерян. Пусть Бог рассудит, читается в его маленьких глазках, а рот кривится от внезапно нахлынувшего беспокойства.

Гаучо с гор превращаются в полицейских и в новенькой мешковатой форме высыпают на ступени лестницы мятежного университета. Сыплются удары. Оборудование лаборатории медицинского факультета гибнет, растоптанное сапогами. Голытьба скандирует, проходя маршем: «Не надо книг, дайте башмаки!»

На президентской сцене царит напыщенность, окрашенная церемониальной мистикой. Но бесконечный праздник дает перебои. Сил полиции уже не хватает, чтобы поддерживать национальный дух на отметке, указывающей, как в барометре, хорошую погоду. Поля не обрабатываются и превращаются в целину, стада уменьшаются, армия чиновников кормится крохами с барского стола, а рабочий люд расплачивается за некомпетентность властей. Ежедневная промывка мозгов не помогает в борьбе с инфляцией, пожирающей зарплату. Поезда, медленно трогающиеся с места после трехмесячной забастовки, заставляют дрожать стены правительственной резиденции Каса Росада.

Итак, для латания брешей используется не изменение условий жизни, а раздувание мифа, чрезвычайно активное славословие, командует которым сам Перон, нажимая на кнопку с надписью «Человек-провидец». Перон ожесточается. Он больше не политик, оттачивающий каждое слово, а актер, следящий только за внешностью. Он распаляется при мысли о полутора тысячах новых школ, открытых им в Аргентине, в которых юные мозги рассовываются по бутылочкам. Тысяча пятьсот школ стали дополнительными кузницами культа, где фабрикуется идол с судорожным будущим.

Объятия Перона все так же широко распахнуты, но не для того, чтобы заключить в них Эвиту, которой ненависть заменила и тело, и кровь. Перон раскрывает объятия толпам избирателей, тем, кто идет на выборы как на мессу, в черных перчатках и с опущенной головой.

Боги улыбаются и ждут максимального количества голосов, отданных за них. Избирательные бюллетени должны снова надуть парус, обвисший на мачте. Эвита и Перон понимают, что нужно заранее принять меры… Поезда со скрипом, но двинулись по рельсам. Перон держит объятия раскрытыми. Эвита посылает забастовщикам комплекты приданого для новорожденных и бутылки сидра. Но дела идут плохо…

Тогда в конце февраля 1951 года Эвита во главе делегации женщин-перонисток вручает своему мужу золотые часы. Это подарок народа, утверждает она, сообщая заодно, что пользуется этой церемонией, чтобы попросить его — разумеется, от имени народа — выдвинуть свою кандидатуру на самый высокий пост в государстве, несмотря на то, что конституция запрещает президенту ходатайствовать о переизбрании.

Передавая Перону часы, Эвита просит также назначить выборы на год раньше. Перон, окруженный фотографами и кинооператорами, раскрывает объятия и прижимает Эвиту к себе…

Потом с широкой улыбкой заводит эти часы, представляя себе, как трепещет вся страна, отмеривая секунды на его запястье…