5

5

Перон, освободившийся от своей тревоги, от этой Эвиты, которая толкала его на самоубийственный поступок, ошеломленный сценой неистового бешенства, овладевшего его «подругой», с готовностью усаживается в военную машину.

Гёнерал Авалос без лишних проволочек устраивается в Каса Росада и присваивает себе функции министров иностранных дел, внутренних дел и обороны. Одного из своих коллег, моряка, он назначает министром военно-морского флота, финансов, правосудия и национального просвещения.

На катере «Индепенденсия» вдовца Перона доставляют не в тюрьму общего режима Вилла Девото, как он патетически требует, а на остров Мартин-Гарсия в тридцати километрах от Буэнос-Айреса, в открытом море. Перон счастлив, как будто уезжает на каникулы. Теперь он чувствует, что просто получил отставку и не подвергается опасности. Он насвистывает, окидывая взором невероятно голубое море. Перона не постигла судьба Гитлера или Муссолини. Без труда удается ему отогнать от себя картину грузовика, нагруженного трупами, который направляется в Милан с презренным грузом повергнутых властителей.

Стоя на мостике «Индепенденсии», Перон предается мечтам… Сначала лицо его серьезно, потом сквозь суровость проглядывает улыбка, широкая улыбка от всей души…

* * *

Толпа считала, что все военные заодно, и тот факт, что Авалос сместил Фарреля и Перона, потонул во мраке. К тому же, Авалос старательно избегал публичных объяснений происходящего, иначе народу пришлось бы открыть слишком много тайных ходов, в которых скомпрометированы в большей или меньшей степени были почти все воинские начальники. Таким образом, Авалос робко водворился в правительственной резиденции Каса Росада почти как партизан. Он заслужил меньше славы, чем Перон в тюрьме для важных персон.

Вокруг Каса Росада слонялись толпы народа. Взбудораженные людские толпы ждали явления божества. Неважно какого, но требовалось оно им незамедлительно. У всех стран, освободившихся от нацистского притеснения, появились свои боги в лице победоносных генералов: Монтгомери, Эйзенхауэра, Де Голля, Тито. Аргентина, не участвовавшая в войне, не проливавшая ни крови, ни слез в борьбе за правое дело, не знавшая ни оккупации, ни сопротивления, ни бомбардировок, в течение пяти лет всемирного апокалипсиса процветала как никогда. Теперь Аргентина жаждала познать восторг наций, вымиравших от голода, заглушить угрызения совести, избрать свой миф, создать напыщенный образ, впиться в обожание, раствориться в спасителе.

Потребность в эпическом герое заставляет вопить толпы на улицах Буэнос-Айреса…

* * *

Хуан Перон вновь поднимает голову. Он копается в памяти, отыскивая какой-нибудь жест или слово, которые могли бы выразить его стоицизм бравого военного. Но этот великий полководец всего лишь любитель пофехтовать по воскресеньям. Обожая маленькие радости своей жизни, он думает лишь о том, как бы их сохранить. Он опасается, что с ним будут грубо обращаться, станут морить голодом, но встречает лишь подчеркнуто вежливое отношение. Он размышляет о Гитлере, который женился на Еве Браун в своем бункере, предварительно приказав расстрелять ее брата, намеревавшегося покинуть эту железобетонную мышеловку. Фюрер, как говаривал Гитлер, обязан соблюдать безбрачие. Побежденному, ему уже не было нужды колебаться, решая вопрос о женитьбе. Чиновников службы актов гражданского состояния привезли в бункер в бронированном автомобиле под грохот разрывов советских снарядов. Потом, после обряда, не имея под рукой никого из штабных, чтобы возложить на него освободительную миссию, Гитлер выстрелил в себя из револьвера, в то время как Ева обессиленно распростерлась на диване, приняв яд. Трупы были облиты бензином и сожжены.

Все это происходило далеко, на другом конце света. Хуан Перон в своей комнате-камере на острове Мартин-Гарсия ощупывает свою постель, матрас, одеяло. Постель мягкая, простыни приятны на ощупь. Солдаты охраняют дверь, они услужливы, как ординарцы.

Утром он обнаруживает, что форма его выглажена, ботинки начищены. И речи не может быть о побеге! Остров Мартин-Гарсия для Перона уже побег. Он просит передать Авалосу личное письмо:

«Генерал, прошу у вас разрешения покинуть эту тюрьму и уехать к брату. Я принесу стране больше пользы на ферме, чем в тюрьме. Я еще могу послужить своей стране, занимаясь грубым физическим трудом, чисто сельской работой…»

На это послание никакого ответа не последовало.

Он хочет снова заслужить уважение своих начальников. Как хотелось бы ему, чтобы Эвита отказалась от мысли снова работать на Авенида Коррьентес. Он надеется также, что она не станет подстрекать профсоюзных лидеров Борленги и Рейеса. Все ему опротивели, а больше всего рабочие, которых ему приходилось, скрепя сердце, прижимать к груди. Хуан Перон жаждет покоя. Он не хочет погибать ради того, чтобы осуществить замыслы Эвиты, единственного человека, который отныне представляет для него опасность. Из-за Эвиты он рискует навсегда испортить отношения с армией. Она стремится превратить его в козла отпущения, тогда как Хуан Перон хочет лишь следовать за перипетиями истории с ловкостью светского танцора, успевая лишь храбро переходить на сторону новых хозяев.

Но в это самое время Эвита обращается с речью к своим войскам из одного из самых жалких жилищ в квартале Бока Горда.