1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

В тот день на пляже проходил конкурс красоты. Девицы в купальниках шествовали по трамплину, принимая эффектные позы. Как раз в это время туча самолетов с красными опознавательными знаками стремительно атаковала. Ничего не понимающие американские моряки размахивали руками, приветствуя сошедшие с ума самолеты. Они думали, что проходят маневры, очень похожие на настоящую войну.

Рука мисс Гавайи, поднятая в горделивом приветствии, вдруг улетела в сторону моря, словно потерянный винт самолета. Венок из цветов, который ей только что надели на шею, осыпался, роняя обожженные лепестки. Игроки в гольф бросились врассыпную с клюшками в руках. Это было воскресенье 7 декабря 1941 года, и священник, устанавливавший алтарь на открытом воздухе, чтобы отслужить мессу, увидел, как изображение Христа разлетелось вдребезги у него в руках. Отборные силы американского военно-морского флота пошли ко дну на рейде Пирл-Харбора…

Многие аргентинцы обрадовались, узнав о бойне в Пирл-Харборе. В Буэнос-Айресе это побоище было воспринято как победа танго над джазом.

Через восемь дней после этого разгрома создалось впечатление, будто Аргентина втянулась в эпопею сближения с фашизмом по той простой причине, что янки были только что поражены в самое сердце. Аргентинский президент Рамон Кастильо объявил, что Буэнос-Айрес находится на осадном положении. Таким образом он ориентировал свою страну на «Ось» под давлением верхушки армии, где почти все офицеры были связаны с тайным обществом ГОУ, ожидавшим развития событий. Офицеры, входившие в ГОУ, пили шампанское 8 декабря 1941 года, на следующий день после Пирл-Харбора. Нападение японцев воодушевило военных, словно сообщение об их собственной победе. Они ожидали, что Соединенные Штаты будут поставлены на колени, исчезнут. Офицеры восприняли гитлеровский идеал не только потому, что он олицетворял собой захватывающее мужество, но и потому, что надеялись в один прекрасный день покорить Северную Америку, а главное — Соединенные Штаты, престиж, нахальство и блеск которых порождали у них комплексы не то чистильщиков сапог у богатых хозяев жизни, не то наемных танцоров — партнеров престарелых дам. Они тоже были американцами, но это слово лишь напоминало о безудержных и восторженных восхвалениях других американцев, тех, что находятся этажом выше.

В 1889 году появилось понятие «панамериканизм». С тех пор, стремясь внедрить свою цивилизацию и свой образ жизни на южноамериканском континенте, Соединенные Штаты всегда наталкивались на Аргентину, независимо от того, было ли это стремление бескорыстным или эгоистическим. Аргентина бряцала своей военной мощью и своей собственной теорией «американисмо», направленной на создание южноамериканского блока, возглавляемого Аргентиной.

Когда в 1940 году Соединенные Штаты предложили военную помощь Бразилии, аргентинские забияки были уязвлены. С 1940 года военная аргентинская элита с нетерпением ждала победы Гитлера, чтобы под его эгидой стать во главе южноамериканского континента, который должен был послужить плацдармом для Гитлера при завоевании страны дяди Сэма.

Человек, которому предназначалось начать эту операцию, уже сдувал в полумраке пылинки со своей униформы гитлеровского гауляйтера. Это был статный моложавый офицер, приятный в обхождении и чрезвычайно ценивший хорошие манеры. Он с необыкновенным достоинством преподносил исповедуемые им гнусные теории фашизма. Так метрдотель пальцами, пропахшими чесноком, подает сахарницу с видом человека, отдающего свое сердце. Этого сторонника тайной нацистской армии в Аргентине, именуемой ГОУ, звали Хуан Доминго Перон.

* * *

Аргентинские военные всегда были верными слугами бывших крестьян, которые владели миллионами голов скота и необозримыми пастбищами. Землевладельцы и представляли собственно Аргентину. Их патриотизм измерялся количеством гектаров земли, которой они владели.

Радикальная партия, впервые в аргентинской истории пришедшая к власти в 1916 году, воплощала реванш большого города по отношению к сотне фермеров-аристократов, издавна управлявших нацией под вывеской «консерваторов». К несчастью, представитель новой власти в Каса Росада, лидер радикальной партии Иполито Иригойен, пообещавший руководить страной по-новому в противовес прежним торговцам скотом, сразу же почувствовал упоение властью и отгородился от народа, наслаждаясь преимуществами своего положения.

Этот старик с маниакальными наклонностями стал заложником своих секретарей, которые требовали тысячи песо за организацию встречи с президентом. Бородатого коррупционера на президентском посту прозвали в народе «Пелудо» — Крот.

Он провозглашал одну философию: «Хорошие должности для всех!» — было от чего прийти в восторг нации, радостно ринувшейся на завоевание «положения в обществе». Радикальное движение превратилось в бюро по трудоустройству, поощряя всеобщую погоню за портфелями, что до сих пор было прерогативой, ревниво охраняемой землевладельцами-аристократами.

Тогда консерваторы привели в действие армию, так как выяснилось, что чистка необходима. В 1930 году Крот, погрязший в махинациях и делишках с предоставлением незаконных льгот, увидел, как гипсовый бюст его собственной персоны сбрасывают на плиточный пол резиденции Каса Росада.

«Революция» вломилась в открытую дверь. Старый привратник, такой же хилый, как и изгнанный президент, без возражений отдал ключ от Дома Правительства военным, которые повелительно потребовали ключи, возвышаясь над ним на своих лошадях.

Генерал Хосе Урибуру занял место Крота.

Консерваторы, вновь пришедшие к власти, повели себя так, будто не лишались этой власти на шестнадцать лет. Они вновь обрели свои прежние привычки, за которые их изгнал когда-то глас народа. Плохое правление Иригойена не подтолкнуло их подвергнуть что-либо справедливому пересмотру, откорректировать устаревшие методы погонщиков скота, не обремененных сомнениями.

Национальной сторожевой собакой стал генерал Урибуру, восхваляющий фашизм, а затем другой генерал, Хусто, разделяющий эти же идеи. Позже консерваторы добровольно решили поставить у власти радикала, опасаясь, что народное движение снова сметет их, но в тени президента от радикальной партии оставить вице-президента консерватора. Ортис, богатый адвокат радикальных убеждений, стал президентом, а консерватор Рамон Кастильо — вице-президентом. Однако Ортис, увидевший во время своей избирательной кампании детей, родители которых никогда не имели возможности купить мяса, и землянки, служившие жилищами многочисленным семьям, по возвращении в Буэнос-Айрес заявил, что все это нужно изменить, посеяв тем самым панику среди тех, кто помог ему вскарабкаться на вершину власти, рассчитывая сделать президента своим послушным орудием.

Консерваторы все же получили его голову, не убивая его, что не представлялось возможным, и не провоцируя еще один военный поход на Каса Росада, а устраивая банкет за банкетом. Ортис слишком любил поесть. Диабет заставил его покинуть пост в 1940 году, и тогда Кастильо взял власть в свои руки. Тур избирательной кампании снова был выигран.

Но в 1943 году правящий класс собственников начал задумываться о гитлеровской неразберихе.

Власть имущие приготовили даже кое-какие любезности в адрес будущих победителей по той очевидной причине, что, не уничтоженные и не смещенные немцами, они оставались старыми добрыми партнерами…

Партия консерваторов, хотя ее члены и были нацистами в душе, дела ставила превыше всего. Кастильо был вынужден изменить характер своих публичных деклараций и не начинать больше речи призывами к всеобщему мужеству. На его штабной карте с контурами европейского поля битвы черные булавки изображали Германию, противостоящую красным и синим булавкам — России и англосаксам. Теперь эти булавки начинали колоть ему пальцы, стоило дотронуться до них. После безудержного бахвальства по поводу немцев и их крестового похода он публично заявил, что нейтралитет для Аргентины будет лишь благом.

Для ГОУ наступил подходящий момент для того, чтобы по приказу Фаупеля, немецкого генерала, тайно доставленного в Буэнос-Айрес на подводной лодке, появиться на сцене, ужесточить ситуацию и завладеть командными рычагами наперекор всем…

Впервые в истории Аргентины военные становились у руля власти без горячего одобрения крупных землевладельцев, аристократии, которая хотела считаться не только самой древней, но и самой элегантной и самой могущественной аристократией современности…