Глава 27 В Восточном Полесье

Глава 27

В Восточном Полесье

В конце октября 1943 года мы оставили Озеры и вышли в Восточное Полесье, в направлении аэродрома на большой поляне недалеко от местечка Лельчицы. Этот аэродром функционировал с лета 1942 года, и немцы его не обнаружили. Советские самолеты здесь часто приземлялись, доставляя оружие и боеприпасы для партизан в Дубницких лесах. Аэродром был в ведении Соединения генерала Сабурова, но пользовались им и другие соединения.

Дорога к лесу, где находился аэродром, была свободна, и никаких сюрпризов не следовало ожидать. Это была партизанская территория в полном смысле слова. Летом 1942 года немцы здесь прочесывали лес от дерева к дереву, от куста к кусту, сжигали деревни и расправлялись с гражданским населением. Деревню Старое Село сожгли вместе с ее населением. Они окружили деревню, согнали всех — мужчин, женщин, стариков и детей — в церковь и подожгли ее. Перед уходом отравили колодцы. В этой деревне мы видели на каждом колодце надпись: «Партизаны и граждане! Не пейте здесь воду. Немецкие гады ее отравили!» Немцы проводили карательные операции большими силами, но не смогли ликвидировать партизанское движение.

Мы продвигались спокойно по этим лесам. Партизан в одиночку мог спокойно пройти здесь десятки километров, не боясь нападения. Еврейский партизан, старшина Пинхус Найман, один разъезжал по заброшенным хуторам и деревням Восточного Полесья, собирая продукты для отряда. Из села Озеры мы отправили на аэродром несколько десятков раненых под охраной всего лишь нескольких вооруженных партизан и двух врачей.

Стояла хорошая погода. Дороги были сухие. Только в отдельных местах приходилось объезжать болота и трясины. Полесье ведь так богато ими. Когда-то это был край сплошных озер, бескрайних рек и торфяных болот. Полесская земля густо укутана разными травами, вербами, кустарниками, болотными березами и дубами, бескрайними хвойными лесами.

Мы перешли пограничную полосу бывшей польско-советской границы. На возвышенностях, в кустах еще сохранились обуглившиеся остовы бывших пограничных застав. То здесь, то там виднелись вышки бывшей пограничной охраны.

Мы ступили на Восточно-Полесскую землю. Редко где встречали мы уцелевшее село. Деревни пустовали, а большая часть домов была сожжена. Многие деревенские парни и девушки отправлены на работу в Германию. От евреев и помину не осталось. Прибывшие сотни лет тому назад на полесские земли из Пруссии и других германских государств евреи были полностью истреблены, как только немцы оккупировали советскую территорию.

Мы проезжали маленькие еврейские местечки, где евреи жили в течение столетий. В каждом полесском местечке вдоль тракта когда-то стояли два ряда домов с базаром и лавчонками в центре. Все было теперь разрушено. Двери выломаны, рамы вырваны из оконных проемов.

Только в одном еврейском местечке, в Березове, видел я целые дома. В одном доме были разбиты стекла. Я заглянул туда. Возле печи лежала большая груда книг. Я вошел в дом. На печи тоже были навалены книги, покрытые плесенью, корешки книг обгрызены мышами. Среди книг я увидел произведения еврейских классиков, а также труд Натана Ганновера[77] «Еван Мецоло» («Непролазная грязь»). В сторонке валялся томик стихотворений Бялика[78]. Шел дождь, и ветер заносил брызги в дом через раскрытые окна, перелистывал страницы книг. Случайно томик Бялика раскрылся на поэме «В городе резни»[79]. Я захватил в свой рюкзак томик И. Л. Переца[80], роман Онойхи[81] «Реб Абба» и «Еван Мецоло».

Крестьяне мне рассказали подробности резни в Березове. В это местечко собрали евреев со всех окрестных местечек под предлогом, что их пошлют на работу в Винницу. Через пару дней всех собранных евреев, включая березовских, вывели за местечко и расстреляли.

Я пошел к братским могилам. Увидел три продолговатых ямы в мокром песчаном грунте. Моросил дождь. У самых ям росли деревья. С них стекали капли, точно слезы.

Мало перемен заметил я среди крестьян Восточного Полесья в сравнении с дореволюционным временем. Мало в чем изменился за последние 25 лет внешний вид деревень. Над пыльной дорогой, у опушки леса или в окружении болот стояли разбросанные деревушки со своими деревянными избушками с маленькими оконцами. К хатенке прислонились сарайчик и амбар. Над соломенной крышей хатки торчал темный дымоход, из которого змеился дымок — единственный признак жизни. Этот дымок оповещал, что в деревне кто-то живет. Со времени немецкой облавы многие крестьяне бросили деревню и поселились в лесу в землянках.

По дороге мы останавливались в некоторых деревнях или в лесу возле землянок, где жили полещуки. Я имел возможность понаблюдать за их жизненным укладом. Они были обуты в лапти и одеты в типичные полесские свитки. На шеях болтались медные крестики. В хатке, в углу висели иконы. Христианская благочестивость еще не исчезла. Как когда-то, были в ходу словечки: «Боженька мой», «помогай Бог».