Глава 9 В Озерской землянке

Глава 9

В Озерской землянке

Первого января 1943 года мы поселились в землянке, построенной на возвышенном месте, по обеим сторонам которого длинными верстами тянулись трясины. С большой осторожностью ступали мы по ним. Несмотря на большие холода, здесь были топи, которые не промерзли, и можно было утонуть.

Землянка была занесена снегом. Над ней темнели редко разбросанные деревья и торчала антенна, опутанная проволокой. В этом диком месте радио было единственной связью с миром. Мы слушали вести с фронта, музыкальные концерты. Этим создавалась иллюзия, что ты член цивилизованного мира, а не живешь в доисторическую эпоху — как предки в пещерах.

Нас было уже не двенадцать, а сорок еврейских партизан. В результате наших беспрерывных нападений на полицаев мы добыли столько оружия, что смогли увеличить нашу группу и превратить ее в активную партизанскую силу. В связи с назначением Мисюры в штаб командиром нашего отряда был назначен Эфраим Бакальчук. В январе нашей группой под командованием Эфраима были осуществлены нападения на земскую больницу в Вичевке, на немецкие фермы в селах Золотое и Воробино, на немецко-венгерский гарнизон в Хиночах. Все операции прошли успешно, без потерь. На ферме в Золотом мы захватили 150 коров, 20 лошадей и много мешков с хлебом. Коров мы раздали другим партизанским группам, невооруженным евреям, а также крестьянам, симпатизировавшим и помогавшим партизанам. Захваченными трофеями мы обеспечили себе питание на всю зиму.

Воробинское поместье принадлежало богатому польскому помещику графу Платеру. Оно представляло собой целый комплекс предприятий. Этим поместьем управляли польские служащие под наблюдением немцев. Продукция отправлялась в Германию. Там производились и отличные ликеры, и водка; сарненский гебитскомиссар отправлял их в Берлин для нацистских заправил.

Нападение на это поместье наши партизаны совершили ночью. Гарнизон состоял из венгров, которые сразу же сложили оружие. Мы погрузили на помещичьи подводы ящики с маслом, мешки с сахаром, бочки со спиртом и другое добро. В этой операции активно участвовал доктор Эрлих, первым ворвавшийся в поместье с группой партизан, разоружившей охрану у главных ворот.

Большие убытки понесли немцы в Хиночах. Там мы подожгли здания станции, зерновые склады и много стогов сена.

Вокруг землянки в Озерском лесу были сложены мешки с зерном, сахаром, бочки с водкой, стояли на привязи коровы и лошади в полной упряжке. Лошади ржали, коровы мычали, точно у нас был фольварк богатых помещиков. Теперь и у невооруженных евреев было достаточно продуктов для питания и обмена у крестьян на одежду. Мы помогали продуктами цыганам, находившимся в Озерском лесу. Они бежали от немцев, которые их истребляли наравне с евреями.

Из Вичевской больницы привезли свыше двадцати ящиков с медикаментами. Доктор Эрлих остался в нашей группе. Он наряду с больными и ранеными партизанами лечил и крестьян. Я уже упомянул о боевом пыле доктора Эрлиха. Он участвовал в каждой нашей операции. Я ему говорил, что так поступать не следует, так как он — единственный врач и в случае гибели в бою некем его заменить. На это он мне ответил, что он — фаталист, верит в судьбу и то, что должно случиться, неизбежно случится, если он даже останется в землянке.

Радиосообщения я принимал и записывал по ночам в землянке — рядом с тяжелораненым Бобровым. Землянка наша была в заброшенном диком месте, подобном Горам Тьмы, о которых говорится в сказках о дьяволах и злых духах. Припоминаю я ночь, когда через окошечко землянки я увидел огни на болотах, они приближались к нам. Вначале я думал, что это немцы или полицаи. Но Бобров успокоил меня, сказав, что это волки, учуявшие запах забитых волов, развешанных на деревьях. Когда рассвело, я вышел из землянки. Вокруг землянки и на болотах были видны волчьи следы. Интересно, что волки ничего не тронули.

Состояние здоровья Боброва ухудшалось с каждыми днем, и он скончался. Он был одним из наших самых смелых партизан и лучшим стрелком в нашей группе. В последние дни ему захотелось поиграть на скрипке. Мы достали скрипку, и по вечерам он играл на ней трагические мотивы, словно предчувствуя, что это его последние дни.

Вблизи землянки вырыли мы глубокую могилу и похоронили его. Брат Боброва — Матус, которого сейчас уже также нет в живых, прочитал поминальную молитву — кадиш. У могилы мы все поклялись бороться против гитлеровцев и местных фашистов и дали слово позаботиться о его девятилетнем сыне Натане. Как только установилась связь с центром, мы на самолете переправили его в Москву, где он находится и сейчас.

За несколько дней до смерти Боброва к нам в отряд прибыли медицинские сестры Тамара Гройбарт и Матильда Хаина. Тамара была женой погибшего во Львове учителя школы имени Борохова[27] в Пинске. Тамара и Матильда находились в столинском гетто, их вместе со всеми евреями вывели на площадь, чтобы угнать за город на расстрел. Гебитскомиссар вызвал из рядов Тамару и Матильду, как медицинских сестер, в которых нуждалась больница. Матильда была незаменимая операционная сестра, немецкий врач добивался ее возвращения. Матильда была родом из Пултуска (Польша) и во время войны вместе с родителями оказалась в Столине. Она не хотела покидать своих родителей на соборной площади. Но родители велели ей уйти, чтобы остался в живых хоть кто-нибудь из их семьи. Тамара и Матильда продолжали работать в больнице, но чувствовали, что раньше или позже их убьют. Они договорились с крестьянином из Бутовских хуторов, приехавшим в больницу за своей дочерью, и он увез их к себе домой. В его доме медсестры находились только ночью. Днем же, несмотря на сильные морозы и снег, они находились в лесу. Случайно мимо проезжал Эфраим Бакальчук, увидел их и привел в нашу землянку.

Наша землянка в Озерском лесу была центром притяжения для всех партизан из ближайших лесов. У нас был радиоприемник, мы раздобыли две пишущие машинки, одну с русским шрифтом, другую — с польским. Мы уже тогда выпускали воззвания и бюллетени. У нас имелась аптека и медицинский персонал. Хотя штаб размещался в Сварыцевичском лесу, мы были центральным пунктом, и наша группа была наиболее активной и инициативной в боевых действиях.

Штаб находился под непосредственным влиянием Корчева. Он диктовал, и его слово было законом. Он был необычайно самолюбив и настолько нервозен, что мог застрелить ослушавшегося, даже если это был его старый друг. Поэтому невозможно было спорить с ним. Корчев — украинец, из Сум, побывал в немецком плену и бежал оттуда. Он никогда ни с кем не говорил о своей жизни в плену. Как коммунисту, ему было неприятно, что люди знают об этом. Возможно, именно поэтому он стремился показать перед Москвой свою активность в партизанских лесах. Для нас, евреев, он был особенно тяжелым человеком, потому что и он не был свободен от антиеврейских настроений.

В один прекрасный день он потребовал отстранить Эфраима Бакальчука от командования нашей группой, мотивируя это тем, что тот расстреливает крестьян без оснований. Это обвинение было совершенно несправедливо. В одной деревне были схвачены и расстреляны три селянина, которые охотились за евреями. За премию в несколько килограммов соли они погубили в Замрученьском лесу много евреев, бежавших из Домбровицкого и Высоцкого гетто.

Вместо Эфраима Корчев хотел назначить к нам командиром молодого парнишку Васю, выдававшего себя за бывшего советского летчика. Фактически он являлся одним из окруженцев, которые, чтобы не попасть к немцам в плен, рассеялись по деревням и батрачили у крестьянок, мужья которых были на фронте.

У Сергея Корчева была явная тенденция отстранять евреев от руководящих постов в партизанских группах. Так он поступил в Домбровицкой группе. Он отстранил еврея Пинхуса Наймана от должности командира и на его место назначил Федьку Маслова. Мы сопротивлялись его требованию об отстранении Эфраима Бакальчука, который являлся инициатором создания нашей партизанской группы. В конце концов Сергею удалось отстранить Эфраима. Корчев неправильно информировал Дядю Петю, и поступило распоряжение откомандировать Эфраима к Дяде Пете, где он стал командиром диверсионной группы. Вместо Эфраима командиром был назначен отважный партизан Нахман Зильберфарб. Это был компромисс со стороны Сергея и с нашей стороны. Прежний кандидат на должность командира — Васька — был преступным типом. Однажды, ночуя у нас, Вася увидел у одного из наших партизан часы, память отца. Он попросил дать ему часы, чтобы убедиться действительно ли они на двадцати камнях, и убежал с ними. Зная, что Вася был любимцем Сергея, об этой истории мы умолчали. Но через несколько дней Вася ограбил в лесу двух евреев, а еще через несколько дней он на Бутовских хуторах убил еврея из Городно. Мы потребовали от Сергея выдать Ваську для расстрела, но он отправил его к Дяде Пете в Озерцы, где Васька и был расстрелян.

Затем началась новая серия придирок к евреям со стороны Сергея. За незначительное нарушение дисциплины он расстрелял еврейского партизана Матуса Боброва из Сварыцевичей. Терпение наше было на пределе. Мы намеревались расстрелять Сергея, но в последний момент передумали, опасаясь, что это может вызвать беспорядки, внутреннюю борьбу и отразится на положении невооруженных евреев. Из-за недостатка оружия число вооруженных евреев было невелико. Проблема оружия была наиболее трудной. Десятки евреев ходили без оружия. Это обстоятельство заставило нас закрыть глаза на ряд враждебных выпадов Корчева. Еще больше наше положение осложнилось, когда Корчев решил принять в ряды партизан полицаев. От полиции местечка Высоцк за подписью коменданта Фомина поступило письмо с просьбой принять полицаев в партизаны. Фомин, по кличке «Сотник», служил в деникинской армии. После разгрома деникинцев Фомин бежал в Польшу. Когда Польша была захвачена немцами, Фомин стал комендантом полиции в Высоцке, где он проживал до войны. Высоцкая полиция вместе с немцами провела «акции» против евреев в Высоцке и его окрестностях. Несмотря на наши возражения, Сергей встретился в доме Дмитрия с полицаями, и они стали партизанами, но с условием, что будут вести партизанскую работу самостоятельно и жить в отдельной землянке. Они обещали выполнять задания штаба, главным образом Корчева.

Нас это «родство» очень обеспокоило, тем более что некоторые полицаи были нам известны как убийцы наших близких и родных. Они построили землянку в трех-четырех километрах от нашей и стали нашими соседями. Их было около шестидесяти человек, вооруженных винтовками, немецкими револьверами и гранатами. Во всех отношениях они были сильнее нас. Мне приходилось часто бывать у них в землянке. По распоряжению Сергея я должен был их информировать о победах Красной Армии. Каждый мой визит к ним причинял мне большие страдания. Впоследствии я категорически отказался от этой миссии, мотивируя это тем, что они не проявляют никакого интереса к успехам Красной Армии и притворяются спящими, когда я читаю им сводки. Кроме того, они могли в любой момент меня подстрелить, когда я уходил из их землянки.

Все мы чувствовали, что нам грозит большая опасность со стороны этих бывших полицаев, а теперь партизан. Мы усилили нашу охрану, как дневную, так и ночную. Мы также установили наблюдение за их партизанской деятельностью и следили, куда они ходят. За целый месяц они ничего не сделали, заверяя Сергея, что готовят большое нападение на немецкий гарнизон. Партизаны нашей группы задержали одного полицая, Карпа, у которого были найдены немецкие документы. В них были указания полицаям, как совершить нападение на наш отряд. Им была обещана помощь. Нам и раньше было ясно, что немцы их специально послали в лес, чтобы нас уничтожить, но теперь это стало для нас очевидным. Карпа мы расстреляли, а документы отправили Сергею и Мисюре.

Сергей, видимо, понял, что если он будет и дальше настаивать на своем, его карьере будет положен конец. К тому же он боялся Дяди Пети. В эту же ночь была укомплектована партизанская группа, в основном из евреев, и землянка полицаев была окружена. Сергей вошел в землянку и заявил полицаям, что хочет посоветоваться с ними по очень важному делу. Питая к Сергею полное доверие, полицаи вышли из землянки без оружия. Они были немедленно окружены нашими партизанами, вход в землянку блокирован. Их было сорок с лишним человек. Почти все они были расстреляны. Двум-трем удалось бежать. Была расстреляна также женщина, выдававшая себя за жену «Сотника». У нее нашли удостоверение сотрудницы гестапо.

Через несколько дней немцы и полицаи напали на нашу землянку. Они численно превосходили нас. Завязался ожесточенный бой. Командир наш, Нахман Зильберфарб, отсутствовал, он участвовал в диверсионной операции на железнодорожной линии Кобрин — Пинск. Зильберфарба замещал Борух Маньковский. Он умело командовал нашей группой в этом упорном бою и вывел нас из окружения.

Полицаи и немцы захватили нашу землянку, раскопали могилы Берла Боброва и Велвела Туркенича, выбросили их тела на съедение воронам и диким кабанам.

Как потом выяснилось, привел немцев наш информатор Дмитрий, под опекой которого мы жили в Озерской землянке.