Наследие и «наследники»

Наследие и «наследники»

Значение Толкина и «Властелина Колец» в истории жанра фэнтези несомненно. Значение позитивное очевидно для всех. Успех Толкина дал мощнейший импульс развитию фэнтези вообще и эпического фэнтези в особенности. История фэнтези разделилась на два этапа — «до» и «после». Если «до» количество фэнтезийных эпосов исчислялось единицами, то «после» исчисляется сотнями, если теперь уже не тысячами. Но было и другое, не столь однозначное воздействие. Причем Толкин, строго говоря, тут виноват разве что своей эрудицией и одаренностью. Именно «Властелин Колец» сформировал те шаблоны эпического фэнтези, о которых не говорил и не писал только ленивый критик. «Эпическое фэнтези», «высокое эпическое фэнтези», «блестящий образец эпического фэнтези»… Частая приманка на книжных лотках, магически воздействующая примерно на ту же аудиторию, что и ни к чему давно уже не обязывающее определение «достойный наследник Дж. Р. Р. Толкина».

И дело тут не в проблеме «подражательства» или «эпигонства», даже не в ожиданиях невзыскательным будто бы читателем массовой литературы исключительно «под Толкина». Конечно, многие читатели, подобно толкиновским хоббитам, действительно «предпочитают книги про то, о чем и без того знают». Но корень проблемы — в том, что ничего, кроме «эпигонства», западноевропейским и американским «наследникам Толкина», по сути, и не осталось. Толкин сам решительно перекрыл путь приумножениям своего «наследства». Он столь щедро, во всю мощь образованности, зачерпнул из «Котла Волшебных Историй» западного мира, что вычерпал его до дна. Не во «Властелине Колец», так в других толкиновских публикациях, прижизненных и посмертных, нашлось место всему, что со времен романтиков составляло Легенду Западной Европы. И падение Атлантиды, и Первая Война на Небесах, мотивы артуровских и каролингских романов, кельтские и германские сказания о богах и героях, и многообразие сохраненных деревенскими поверьями нечеловеческих «народцев»… Не суть даже важно, любил ли Толкин, скажем, кельтские мифы или французские эпические поэмы (не любил), но знал их, а значит, использовал, сам позднее удивляясь этому.

«Наследникам» не осталось ничего иного, кроме как нести крест обвинений в «подражательстве». Даже обратившись снова к толкиновским первоисточникам, можно было получить лишь похожий на толкиновский результат. А «нетолкиновских» источников на Западе не осталось. Кое-кто, конечно, смело рискуя деньгами издателей, сдабривал тексты восточной (славянской, ассиро-вавилонской, китайской…) экзотикой. Иногда получалось замечательно. Но по определению несравнимо с подразумеваемым оппонентом — хотя бы одним откликом в читательских умах. Так что сознательное, открыто заявляемое «подражательство» Профессору даже для создателей вполне оригинальных фэнтезийных миров превратилось постепенно в хороший тон. Такова У. ле Гуин, чье Земноморье отстоит от Средиземья гораздо дальше, чем иные миры, создатели которых с жаром отрицали роль «учеников Толкина».

О чем и говорить, если даже «Космическая трилогия» и «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса, друга и соратника Толкина по кружку «Инклингов», подчас воспринимаются массовым читателем едва ли не как довесок к трудам старшего коллеги. И это при том, что дарования и познания двух патриархов фэнтези были вполне сопоставимы, а названные циклы на самом деле демонстрируют возрастающие расхождения между ними — творческие, эстетические, в некотором смысле даже идейные. Можно сказать, что «Властелин Колец» и «Сильмариллион» лучше и логичнее смотрелись бы как итог развития фэнтези, чем как его импульс. Совершив в лице Толкина рывок в Большую Литературу, фэнтези в его же лице отведенное место в ней и заняло. Для других мастеров простора почти не осталось (Льюис — чуть ли не единственное явное исключение).

Итак, история фэнтези, особенно эпического фэнтези, четко делится на две эпохи — «до» и «после» «Властелина Колец».

Последняя продолжается доселе. Проблема «эпигонства», как ясно уже из вышесказанного, здесь просто неотступная данность. Талантливый фэнтезийный автор может сотворить действительно оригинальный и запоминающийся мир даже из одних шаблонов. Признанная «королева» американского фэнтези А. Нортон едва ли могла быть сочтена свободной от «подражательства» (отнюдь не только Толкину). Но созданные ее фантазией миры и мифы вовсе не «клонированы» и неизменно имеют заслуженный успех у читателя. Умение оригинально скомбинировать мотивы — может быть, главное при создании современного «вторичного мира».

Конечно, есть авторы, которые принципиально отказываются быть чьим бы то ни было «наследником». Но в открытую бросая вызов первообразу, они оказываются едва ли не в большей зависимости от образца, чем его «ученики». Наиболее закономерная и продуктивная реакция на проблему «эпигонства» и освобождение от нее — осмеивание фэнтезийной эпики. Столь же закономерно и читательское признание подобных текстов. Грандиозный успех откровенно пародийного «Плоского Мира» Т. Пратчетта — лучшее тому свидетельство.

Что же до полемики, то она может вестись как самими «учениками» (и ведется — от У. ле Гуин и С. Дональдсона до Т. Уильямса), так и теми, для кого эта роль абсолютно неприемлема. Благо толкиновский или льюисовский «консерватизм» дает новой эпохе немало поводов для оппозиции.

Некоторые из оппозиционеров при этом создавали яркие, запоминающиеся и цельные миры, блестящие образцы фэнтезийной эпики, как «Плоская Земля» Т. Ли. Но «Новая волна» фэнтези — все-таки «Новая волна», не более и не менее. Прилагать к ней четкие поджанровые классификации рискованно. Духовный отец ее и лидер, М. Муркок, решительно смешивающий и выворачивающий наизнанку во всех своих многих десятках томов образы как эпического, так и героического фэнтези, — лучший тому пример.

Что же касается собственно «наследников» и «учеников», то основная масса саготворцев на особые литературные лавры не претендует. Фэнтези благополучно стало ветвью развесистого древа массовой культуры, и с этим едва ли можно и нужно что-то «делать». Однако среди не одной сотни благополучно и заслуженно забытых фэнтезийных королевств встречаются отдельные «вторичные миры», заслуживающие упоминания в летописи не только фантастического, но и «большой» литературы. Такие жемчужины в море эпического фэнтези, возможно, наперечет — но они есть. Есть уже не раз упоминавшаяся У. ле Гуин со своим «Волшебником Земноморья», теперь уже пенталогией. Есть также упоминавшийся уже С. Дональдсон, чьи «Хроники Томаса Ковенанта» — одно из немногих произведений, по праву сопоставляемых с прообразом-оппонентом, со «Властелином Колец», на основании и религиозно-философской глубины, и масштабности замысла, и литературных достоинств. Есть Т. Уильямс, чей мир «Памяти, печали, шипа» очевидно вторичен по отношению к толкиновскому — и в то же время не повторяет его, поскольку как раз вполне самостоятельно черпает из «толкиновских» источников.

И конечно, нельзя обойтись без упоминания Р. Джордана, который вошел в историю как автор самого объемного — и, увы, оставшегося неоконченным автором — фэнтезийного романа. Ведь непомерно-многотомное «Колесо времени», по справедливому признанию своего создателя, — единый роман, а не цикл романов. Эпос Джордана интересен очевидной попыткой превзойти подразумеваемый «прототип». Достаточно отметить, что на карте толкиновского Запада к моменту действия «Властелина Колец» — лишь около десятка государств и племен, тогда как у Джордана — раза в три больше, и автор ставил себе цель расписать историю и внутреннюю жизнь каждого…

Вослед классикам Британии и США подтягиваются «эпики» и других стран. Канадец Г. Г. Кэй, редактировавший некогда «Сильмариллион», в «Гобеленах Фьонавара» произвел на свет уже собственный «вторичный мир» — одновременно полемичный и подражательный по отношению к Средиземью. Развертывание миров Кэя привело его на дороги «параллельной истории» — бурно развивающегося направления, также относимого к эпическому фэнтези.

Историческое фэнтези начиналось с пересказов на новый лад артуровских сказаний. Здесь можно вспомнить поэмы Ч. Уильямса и, конечно же, «Короля былого и грядущего» Т. Х. Уайта.

Но если «артуровские» или «нибелунгские» сюжеты по определению вписываются в понятие эпического фэнтези, то историческое фэнтези в целом выходит за его пределы. Оно имеет дело чаще всего не с мифологическим, а с нашим «первичным миром». Реальная история его уже написана и, как правило, не нуждается в авторском повторении, хотя есть примечательные исключения. Иное дело «параллельная» (не альтернативная) история, при которой реальные в целом исторические события происходят с вымышленными народами и государствами. Здесь перед автором широкие возможности — и потребность — творить «вторичную», литературную реальность. И большое искушение создать развернутый эпос. Ярчайший пример здесь — К. Кёртц с циклом «Дерини».

Охватить на последних страницах этой книги все богатство эпического фэнтези невероятно, да и не стоит. Поэтому — в заключение — несколько слов о России. Здесь традиции описываемого направления формировались загодя — и «Сказаниями о титанах» Я. Э. Голосовкера, и в известной степени визионерской эпикой Д. Л. Андреева. Но вал переводного фэнтези, конечно, перенаправил многие векторы, превратив лучшие образцы русского фэнтези (вообще и эпического в частности) в парадоксальное, подчас удачное сочетание классических и отечественных литературных традиций с импортированным в готовом виде жанром. Пионерами русскоязычной фэнтезийной эпики стали в середине 1990-х Н. Перумов и Г. Л. Олди, а в «историко-эпическом» (может быть, наиболее перспективном для русской культуры) варианте — Е. Хаецкая и Д. Трускиновская. Скорее парадоксально, что собственного эпоса в полном смысле слова не породила пока давшая немало хороших образцов героики «меча и колдовства» славяно-киевская ветвь русского фэнтези — отдельные попытки в этом роде, как правило, проходили не слишком заметно. Как бы то ни было, на сегодняшний день фэнтезийные эпосы в России уже исчисляются десятками, и на их титулах немало ярких имен. Видимо, эпическое фэнтези в России ждет неплохое будущее. И может быть (все задатки для того есть) русские авторы, даже в массе, окажутся оригинальнее и свободнее западных коллег. Может быть, когда-нибудь кто-нибудь именно из них создаст свою «мифологию для России»…