НАСЛЕДНИКИ
НАСЛЕДНИКИ
— Тоже мне Арраго! Считать надо уметь! — орал Макс под бурные аплодисменты.
Цирк понял, что его не разыгрывают, что на двадцатом месте третьего ряда партера вопит нечеловеческим голосом не подсадная утка, а похожий на клоуна настоящий гений быстрого счета. Макс сдержал обещание: мнемотехник Хорошевский был повержен, представление было сорвано. Купив водки и закуски, Макс вел своих молодых друзей в гостиницу «Волга», где он снимал номер-люкс всегда, когда приезжал в командировку в родной Саратов.
Фокусы Макса были нам давно известны, да и сам Макс Николаевич Ритов тоже уже два года не был для нас загадкой.
Я познакомился с ним в доме своего товарища и одногруппника по физфаку профессора Иманюэля Рабиновиц, университет Альбукерке, Нью-Мексико, США, а в те годы — Мишки Белова-Рабиновича. На самом деле дома никакого не было, а была маленькая двухкаморная квартирка в ветхом клоповнике, правда, в самом центре города. Через сорок лет трещавшее уже в шестидесятые годы здание сломали, и на его месте возвели памятник Столыпину. Мы не без оснований называем его памятником Рабиновичу, тем более что усы и борода усиливают сходство.
Меня, на то время бездомного, приютили по доброте душевные Мишкины родители Моисей Юдлович и Роза Соломоновна, интеллигентные люди старой закалки. Круг их друзей был не таким широким, но значимым: от знаменитого физика-весельчака профессора Степуховича, Розиного однокашника, до поэта Бориса Белова, родного Розиного брата. Степуховича звали Александром Давидовичем, а Солженицына Александром Исаевичем. Женой сидящего Солженицына была аспирантка Степуховича Наташа Решетовская. И однажды она перепутала адресатов: новогоднюю открытку с Кремлевской башней получил в бараке будущий великий романист, а треугольное письмо на тетрадном листке — на кафедре вольняшка-профессор. Обоих вызвали в одно и то же время и, хотя и по разным адресам, в одно и то же место. Писатель от вещдока так возревновал, что впоследствии, уже на свободе, с письмописательницей развелся. Профессор же в последущей жизни хвастал почти адюльтерным знакомством с великим зэком.
Чем занимался на своем заводе старший Рабинович, я не припоминаю. А вот неоценимый вклад Моисея в международное рабочее и национально-освободительное движение производился на моих глазах. Дело в том, что, как и библейский тезка, наш тоже был пророком. Каждое утро нэпмански лысый, вальяжный Моисей Юдлович будил нас с Мишкой раскатистым горловым бульканьем, что означало конец утреннего туалета, и емкой короткой фразой, всегда новой.
— Морис Торез! — басил он прочищенными связками.
И через неделю вождь французских трудящихся играл в ящик.
— Пальмиро Тольятти! — рокотал злодей.
И через считанные дни уходил в название города на Волге лидер итальянской компартии.
За короткое время моего обитания на Острове провидения на нечистой совести пророка Моисея среди прочих: вождь восточных немцев Отто Гротеволь, хинди-руси бхай-бхай Джавахарлал Неру и, в порядке оплошности, ни в чем не повинный начальник ООН Даг Хаммаршельд.
Мы с Мишкой пытались заказать у Кассандра наших коммудил, но тот в вежливой форме, но твердо отказывался, помня о лично пережитых тридцать седьмом годе и деле врачей-вредителей. Случай с отставкой Никиты-кукурузника Моисей на себя не брал, так как случайные отклонения от генеральной линии в свой актив не засчитывал, а уместное и желанное «хру-хру» объяснял чисто профилактической прочисткой гласа божьего.
Старый друг семьи Макс Ритов работал главным специалистом того министерства, которое ведало в стране строительством мостов и тоннелей, а Макс в этой конторе ведал расчетом этих мостов и тоннелей. Точнее, проверкой этих расчетов. Проверки Макс Николаевич производил не на работе, а в спальном купе скорого поезда с момента сдачи проводнику билетов до подачи чая перед прибытием на станцию назначения, где строился подозрительный объект. Расчеты проверялись в уме без привлечения каких-либо вспомогательных средств: Макс был чудо-счетчиком.
Простые граждане того времени с линейками и таблицами логарифмов, да и теперешние господа с суперкалькуляторами должны сначала пройти курс молодого бойца, чтобы, как говорят члены партии власти, «вписаться в вопрос».
Хотите узнать, чему равен корень пятой степени из 248832? Пожалуйста — 12.
А девятой из 8589934592? Конечно же, 8.
А 123456 умножить на 654321? А что тут такого — 80779853376.
А сколько слов в написанном выше тексте? 493.
А букв? 2910.
А если это вам говорят через три секунды, ни разу не ошибаясь? Не слабо?
А если вы горстями из двух рук кидаете горох на скатерть, и вам говорят сразу, что 138 остались на столе, а 22 скатились, и вы полчаса проверяете ответ, считая эти чертовы горошины по одной, штука за штукой, и ищете на полу эти подлые 22? Как вам это?
Да вот так: это десятая часть фокусов Макса. Кроме этого, напоследок, покажешь ему на мгновение разворот телефонного справочника, а он все номера телефонов с фамилиями, инициалами и адресами, не закрывая глаз, повторяет. Только успевай следить!
Ошарашенный циркач из начала повествования до неожиданного провинциального фиаско зарабатывал деньги на этой самой штуке, но не знал, что ученики великого Арраго водятся в такой глуши.
— К Роману Семеновичу меня привели в московский цирк прямо после войны, — хвастался Ритов. — Старик уже перенес инсульт, но на арену выходил. Я продемонстрировал в уборной всю его программу, и дед сказал: «Юноша, даю вам путевку в жизнь». Взял свою афишу и написал на ней: «Максу Ритову, калькулятору высшей пробы и моему наследнику на арене. Роман Арраго (Левитин)». Но в нашей семье меня осмеяли и засунули в автодорожный институт. Работа не пыльная, и досуга много — соревнуюсь с вычислительными машинами на ВДНХ и во Дворце пионеров. Выставка дает мне грамоты, а пионерская организация зачислила в почетные пионеры с вручением алого галстука и медной трубы. Остались лишь испытания на огонь и воду — вот жалкий жребий мой, жребий гения, признанного гением! И я справляюсь с судьбой! По-своему.
Непризнанным гением Макс считал себя лишь в педагогике. Он был абсолютно уверен, что его необычайные способности есть результат усердной и многолетней работы над собой и могут быть переданы любым ученикам средних способностей и усидчивости. Мы, молодые бездельники последующего поколения, и служили ему бесплатным подопытным крольчатником.
В своих уроках-проповедях Ритов был неподражаем. До перехода к обучающим системам Трахтенберга и Гольдштейна Макс Николаевич садился за пианино на винтовой стульчик, который почти полностью скрывался под его необъятными рыхлыми ягодицами, ерошил свои негритянские кудри и во всю мощь шепеляво орал под три аккорда оперетту:
Моль — ядовитая букасечка,
Моль — это слая таракасечка,
Моль — это маленький сверек.
На субку скок. На субку скок!
Причем его тестообразная задница выдавала такие балеты, что публика просто валилась на пол. Тут Макс резко останавливался и как вождь и учитель произносил речь:
— Дорогие братья и сестры по разуму! К вам обращаюсь я, человек, который всему научился сам, и может и хочет научить вас. Первое — это тренированная память. Кто из вас помнит Краткий курс истории ВКП(б)? Никто. А как это объясняют? Зачем мне эта чепуха нужна? А мне она нужна, по-вашему? Нет. Но эта книга была везде в нашей стране, как Библия в американском мотеле. И я проверял на ней свои успехи. И до сих пор она со мной. Откройте ее на любой странице и прочитайте первое попавшееся предложение. И если вы меня не остановите, я наизусть и без ошибок прочту всю книгу до конца. Что это, врожденное? Нет. Мои папа и мама до моего зачатия эту херню в глаза не видели. Я выучил этот текст. И вы можете его выучить. Приступим к занятиям. Пять, четыре, три, два, один. Пуск! Так сколько слов в сказанной мною речи?
Из вежливости мы потакали гуру и называли наугад числа. Макс не отчаивался, приговаривая: «Уже лучше, уже лучше!» Мы тоже радовались столь легкой учебе. Тем более что часовой тренинг всегда оканчивался двух-трехчасовой выпивкой уготованной гению судьбою огненной воды. Ритов считал, что крепкий алкоголь расширяет мелкие сосуды головного мозга и способствует развитию памяти.
Грушевидный жизнелюб Макс Николаевич был записным обжорой, набивая свое немалое пузо странными сочетаниями: водку он пил под пирожные, а чай закусывал селедкой. Быть может, это его и погубило — он умер, не прожив и половину положенного срока. Но мы — те, кто не считает генетику продажной служанкой буржуазии, — знаем, что Макс и ныне жив в осуществленном виде.
Его родной внук Максим Длуги, президент американской шахматной федерации, является чемпионом мира по БЫСТРЫМ шахматам!