Глава 15 Женщины на «Горе»

Глава 15

Женщины на «Горе»

Под покровом внешних приличий атмосфера Бергхофа была пропитана эротическим напряжением. Учитывая обилие незамужних машинисток, телефонисток, поварих и горничных, ставленники Гитлера со своими здоровыми инстинктами получали виртуальное «право первой брачной ночи» и пользовались им вовсю. «В Бергхофе постоянно кипели страсти. Там протекали многочисленные любовные романы — по крайней мере, просто романы; насчет любовных не знаю, — но все дышало чувственностью. Гитлер не был чувственным человеком, хотя, насколько я понимаю, с Евой Браун он имел совершенно нормальные отношения» [Гитта Серени, из интервью для фильма «Адольф и Ева»]. Геринг был похотливым развратником, бравшим любую женщину, какую пожелает, и мало кто осмеливался отказать ему. Почти все мужчины заводили любовниц, иногда с ведома жен. Герда Борман, мать десятерых детей, терпела откровенные связи мужа с его секретаршей и с актрисой Магдой Беренс. Чета Геббельс имела относительно маленький дом на «Горе» и редко туда приезжала, предпочитая свои роскошные владения на полуострове Шванензее возле озера Ваннзее. Отчасти, возможно, потому, что Йозеф Геббельс со своей богатой личной жизнью старался держаться подальше от взыскательного взора Гитлера. Отвечая за пропагандистские фильмы, он непрерывно наслаждался «постельным кастингом». Кандидатки в актрисы, ищущие его расположения, знали, что придется с ним спать. Любовницы сменяли одна другую в бурном водовороте адюльтера. Когда актриса Лида Баарова заняла постоянное место, его жена Магда изводилась от ревности (хотя сама крутила в то время роман с Карлом Хенке, личным секретарем Геббельса). Прекрасная Баарова чуть не разрушила брак Геббельсов, но в конце концов Гитлер выгнал ее, дав двадцать четыре часа на сборы, и приказал Йозефу и Магде сойтись вновь и наладить отношения, нацистские лидеры, особенно имеющие по нескольку детей, не обременяли себя семейной этикой, которую проповедовала партия.

Не всякий мужчина на «Горе» пользовался своим высоким положением, чтобы наслаждаться чередой внебрачных афер. Альберт Шпеер не позволял себе подобного. Несмотря на то, что женщин к нему тянуло словно магнитом и что жену свою он встретил в возрасте шестнадцати лет, он оставался верен Маргрет до конца жизни. Также и доктор Брандт, один из личных врачей Гитлера (его рекомендовала Ева, справедливо подозревавшая в шарлатанстве доктора Морелля, втершегося в доверие к вождю). Николаус фон Белов, любимый адъютант фюрера, женатый на красавице Марии фон Белов, — тоже нет. Их гордые молодые жены не простили бы супружеской измены. По всей видимости, эти три брака, по крайней мере, были «настоящими», и супруги действительно хранили друг другу верность, невзирая на удушливую атмосферу, в которой они жили. Мария фон Белов говорила:

Жизнь наша, конечно, протекала довольно обособленно. Мы полностью зависели друг от друга, в социальном и эмоциональном отношении. <…> Видите ли, находясь в Бергхофе, мы не воспринимали его как гостиницу. Мы всегда были общиной. Повар Гитлера готовил для нас, его горничные заботились о нашей одежде, о починках — и, как бывает во многих семьях, живя там, мы нигде не могли уединиться, кроме как в собственной спальне.

Жены приближенных Гитлера находились почти в такой же ловушке, как и Ева, но у них, по крайней мере, были мужья и дети, дающие душевное равновесие и ощущение, пусть и ложное, что за гитлеровской пантомимой у них продолжается нормальная жизнь. Только немногих, вроде Маргрет Шпеер, угнетало отсутствие интеллектуальной свободы, не говоря уже о культурном содержании, в их пресной разговорной диете: «Беседы велись только о людях, обычные сплетни, да о пьесах, фильмах и концертах — мы часто обсуждали артистов. Ну, еще можно было поговорить о детях».

Обновление Бергхофа завершилось в 1936 году. На фотографиях Гофмана он выглядел уютным загородным домом фюрера, но на самом деле являлся центром огромного комплекса. Бергхоф был сердцем Оберзальцберга, но постепенно вокруг вырастали частные дома, принадлежавшие высшим должностным лицам партии. Одни старые традиционные фермы расширялись и перестраивались в роскошные шале для них и их семей, в то время как другие сносились, уступая место помещениям для сотен охранников, чиновников, сельскохозяйственных рабочих и прочего обслуживающего персонала. Дом Геринга, до отказа забитый награбленными произведениями искусства, был шикарнее самого Бергхофа, как и Каринхалль, названный в честь его первой жены, и еще больший дом в пригороде Берлина. Геринг жил в Оберзальцберге со своей второй женой Эммой и невероятно избалованной дочерью Эддой, для которой слуги привязывали яблоки к ветвям деревьев в разгаре зимы. Только Геббельс, забравший себе шале, принадлежавшее раньше семье Бехштейн, и не слишком часто посещавший его, а также Шпеер, чей дом стоял на самом краю комплекса, имели относительно скромные жилища. Обо всех этих привилегированных соратниках, их семьях и домах заботились десятки слуг, готовивших, убиравших, стиравших, приглядывавших за детьми, оставляя женам прорву времени на болтовню и сплетни за чашечкой кофе.

Женщины делились на три весьма несхожие группы. Первую составляли жены партийной элиты, обычно молодые и красивые на момент замужества, но со временем расплывшиеся от изобилия хорошей еды и слишком частых родов. Они входили в ограниченное число обитателей Оберзальцберга, прекрасно знавших о роли Евы, но Гитлер запрещал ей навещать их, а им — приглашать ее. Среди них главенствовали Магда Геббельс (мать семерых детей), язвительная, высокомерная Эмма Геринг и Герда Борман (мать десятерых). Герда, дочь нацистского судьи, в молодости высокая и привлекательная, опустилась практически до уровня племенной кобылы. Нервная и издерганная, она не любила жизнь на «Горе», отчасти потому, что Борман безобразно с ней обращался. Шпеер описывал ее как «скромную и несколько забитую домохозяйку». Тем не менее она была такой фанатичной нацисткой, что писала мужу по поводу его любовницы Магды Беренс: «Следи, чтобы один год рожала она, другой год — я, так чтобы у тебя всегда была пригодная к делу жена». Герберт Дёринг вспоминал: «Она существовала только ради деторождения. Ничто не могло вызвать у нее улыбку. Он иногда ужасно бранил ее. Я узнавал об этом от няни, сетовавшей на злобный нрав Бормана». Справляться с постоянными беременностями и так было нелегко. Жена Генриха Гиммлера Маргарет, несчастное создание, заработала военный невроз, пока служила сестрой на фронте, и старалась избегать светского общения. Жене доктора Морелля Ханни и второй жене Генриха Гофмана Эрне тоже не разрешалось принимать у себя любовницу фюрера. И Ильзе, супруги Рудольфа Гесса, это касалось, хотя к 1936 году она успела подружиться с Евой. Ильзе, судя по ее воспоминаниям, в какой-то мере сочувствовала двусмысленному положению девушки: «С 1933 года она была его любовницей, но ей, наверное, ужасно тяжело приходилось оттого, что он ее так прячет. Я вам скажу, на кого она походила: на Гели. Как раз во вкусе фюрера». Фрау Гесс попала в опалу в мае 1941 года, когда ее муж отправился с самовольной миротворческой миссией в Шотландию, и ее тут же выселили из их дома на «Горе». Оставшаяся пятерка — Магда, Герда, Эмми, Ханни и Эрна — глядели на Еву сверху вниз, полагая, что стоят выше ее на социальной лестнице. Для них она оставалась маленькой мюнхенской пустышкой, и их возмущало, что Гитлер избрал ее своей любовницей. Магда Геббельс и жена Геринга Эмми соревновались за первенство в негласной иерархии и не упускали случая очернить Еву. Малейшие признаки превосходства приобретали огромное значение, как расположение кресел герцогинь в Версале. Садовник приносил свежие цветы дамам на «Горе», и фрау Геринг испытывала необыкновенное удовлетворение от того, что ее цветы меняли каждый день, а у Евы — только через день.

Напряжение и соперничество между членами сей заносчивой группы хорошо видны при внимательном рассмотрении фотографий в альбомах Евы. Фрау Гиммлер и фрау Геринг появляются на них редко. Становится жаль Еву, пытавшуюся лавировать среди этих рифов: кто свой — кто чужой, кому можно доверять — кому нельзя? Как при любом дворе, вращающемся вокруг абсолютного монарха, каждый зависел от благосклонности Гитлера, и люди не смели выражать вслух свои истинные мысли.

Вторая группа на «Горе» состояла из сестрички Гретль (она почти не расставалась с Евой, будучи кем-то вроде камеристки и наперсницы) и друзей обоего пола, которых Ева приглашала из Мюнхена на выходные составить ей компанию или развлечь Гитлера. Особенно часто это случалось в начале, когда она, окруженная завистью и честолюбием, нуждалась в их моральной поддержке. Она представила Герту Остермайр (незамужнюю в то время) Гитлеру еще в 1933 году, и та ему понравилась: она была как раз из таких благопристойных, привлекательных мюнхенских девушек, к которым его тянуло. Выйдя замуж за Эрвина Шнайдера в 1936 году, Герта с детьми во время долгих отлучек супруга по делам военной службы проводила немало времени в Бергхофе. Семье Шнайдер даже отвели потом отдельные апартаменты в одном из близлежащих домов, вообще-то предназначенных для почетных гостей. Герта оказывала на Еву благотворное влияние; чуткость и мудрость этой спокойной, здравомыслящей женщины в значительной степени компенсировали иллюзорность жизни в Бергхофе. Она не следовала моде, никогда не меняла прическу и не пользовалась косметикой, зато ее привязанность к давней школьной подружке и поддержка были непоколебимы.

Еще одна подруга, Марион Шёнман, завоевала восхищение Гитлера своим умом и связями в мире искусства. Уроженка Вены, она имела отношение к Венскому оперному театру. Гитлер даже, в виде исключения, готов был выслушивать ее суждения о музыке, а не только выкладывать свои собственные. Марион вышла замуж за господина Тейссена 7 августа 1937 года, и Ева с огромным удовольствием взялась организовывать их свадьбу, а затем большой пышный прием в Бергхофе — вечерние туалеты обязательны. Ева сидит в переднем ряду групповой фотографии и выглядит не то чтобы печальной, но, несомненно, задумчивой.

Эта вторая группа общалась с немногими женами из Бергхофа, которым нравилась Ева: Анни Брандт, прелестной юной Марией фон Белов и, позже, Маргрет Шпеер. (Они были лучшими из компании, и тот факт, что они стали ее друзьями, позволяет высоко оценить Еву.) Моложе и миловиднее высокомерных матрон, они были лишь чуть старше Евы. Последней к ним присоединилась кокетливая белокурая фрейлейн Зильберхорн, телефонистка в доме для гостей, часто сопровождавшая Еву на прогулки по окрестностям Бергхофа и ставшая потом очередной любовницей Бормана. Женщины нуждались в союзницах при коварном дворе Гитлера, и эти четверо, а также Гретль, поддерживали и защищали Еву. Без них злословие и остракизм прочих жен были бы невыносимы. Две группы — жены нацистов и подруги Евы — сосуществовали в условиях негласного соперничества и взаимной неприязни, и лишь единицы ладили и с теми и с другими; пожалуй, только Анни Брандт и Мария фон Белов, неотразимые в своем обаянии и дружелюбии.

В качестве буфера между ними выступала третья группа, состоящая из четырех личных секретарш Гитлера и его особой поварихи-диетолога Констанце Манциарли. Секретари, далеко не все молодые и хорошенькие, выбирались не только за свои профессиональные качества, но и за то, что Гитлеру нравилось их общество. Одна из них — Герда Кристиан (урожденная Дарановски, отсюда ее прозвище Дара) — выглядела просто сногсшибательно, ein tolles Weib[19], предмет вожделения любого мужчины. Ева тоже к ней ревновала. На год моложе Евы, она поступила на службу к Гитлеру в 1939 году. Фрау Кемпка, вторая жена шофера Гитлера Эриха, терпеть ее не могла. На допросе после войны она сказала: «Горячая была девица. Спала со всеми, кто хорошо ей платил». Траудль Юнге описывала ее более доброжелательно: «Она выглядела очаровательно со своими темно-каштановыми кудрями, полная юного задора, воплощение самой жизни. Ее блеск был неотразим, ее смех звучал как серебряный колокольчик. Независимо от того, замечал ли Гитлер ее женские прелести, она отлично справлялась с обязанностями секретаря. Я редко видела, чтобы кто-то так быстро и аккуратно печатал». Криста Шрёдер, старший секретарь, работавшая на Гитлера с 1933 года, не любила Еву и намекала Гитлеру, что та его недостойна, но он не обращал внимания на ее колкие, язвительные замечания. Правда, как-то раз, нахваливая добродетели другой женщины, она заключила: «Будем откровенны, мой фюрер, Ева совсем вам не подходит!» — на что Гитлер отрезал: «Меня она вполне устраивает».

Фрау Шрёдер, умная женщина с характером, не боялась своего грозного начальника. Однажды она осмелилась упрекнуть Гитлера за то, что он возражал против курения молодых солдат. За этот faux pas[20] с ней не разговаривали несколько недель.

Альберт и Маргрет Шпеер старались избегать затягивающего водоворота гитлеровского окружения. Они являлись во многих отношениях необычной парой, например, были добры к Еве, игнорируя запрет на общение с ней. Шпеер шел своим путем и делал что хотел, но на редкость застенчивая Маргрет больше занималась воспитанием детей, чем все остальные жены на «Горе», поручавшие заботу о своих чадах кормилицам и няням. Замкнутой молодой матери весьма строгих нравов нелегко было признать любовницу Гитлера. По старомодным понятиям, Ева не заслуживала уважения. Но вопреки своим предубеждениям, Маргрет все же подружилась с ней, хотя считала, что иногда Ева важничает: «С нами, женщинами, знаете ли, она вполне осознавала свое положение. На пикниках она старательно изображала хозяйку. Если Анни Брандт предлагала прогуляться, но Ева Браун хотела купаться, то мы шли купаться, и точка». На что Шпеер, несомненно, отвечал: «Но ведь она и есть хозяйка, не так ли?»

Гитлер очень тепло относился к его жене, которую называл «моя прекрасная фрау Шпеер». Узнав, что Альберт и Маргрет бездетны, он пришел в ужас. Шпеер описывал его реакцию:

Он [Гитлер] спросил: «Как давно вы женаты?»

Я ответил: «Шесть лет, мой фюрер».

Тогда он спросил, сколько у нас детей, и я сказал, что нисколько. [Шпееру тогда не хотелось говорить, что Маргрет находится на пятом месяце беременности.]

«Шесть лет женаты, и нет детей, — удивился он. — Почему же?»

Все, о чем я мог думать в тот момент, — что мне хочется провалиться под пол… Впрочем, после этого у нас родилось пять детей чуть ли не друг за другом.

Звучит так, будто они завели детей ради Гитлера, заметила я [Гитта Серени]. Шпеер пожал плечами:

«Можно и так сказать. Пожалуй…»

Первая дочка Шпееров Хильда родилась в июле 1934 года; шестой и последний сын Эрнст — в сентябре 1943 года. Гитлер считал себя вправе распоряжаться личной жизнью окружающих и не однажды подталкивал молодых женщин к поспешным и преждевременным свадьбам, предпочтительно с кем-нибудь из своих красивых, преданных адъютантов. Он хотел, чтобы его юные арийские герои обзавелись детьми, пока не погибли. Как показывает история Шпеера, он ничуть не стеснялся вмешиваться в супружеские дела — и даже гордая, независимая чета Шпеер подчинилась его воле.

Шпеер редко приезжал в Бергхоф после 1934 года, то есть после своего назначения в двадцать девять лет личным архитектором Гитлера. С тех пор он большую часть времени проводил в Берлине, претворяя грандиозные замыслы Гитлера в архитектурные проекты, которые по одобрении фюрера (они проводили вдвоем долгие часы, самозабвенно изучая чертежи) воплощались в колоссальные здания, предназначенные простоять не меньше, чем сооружения древних греков или римлян. Между Гитлером и Шпеером, несмотря на шестнадцать лет разницы в возрасте, завязалась крепкая дружбы, походившая больше на любовь, только, разумеется, без сексуальной составляющей. Альберт Шпеер признался своему биографу, что Карл Хеттлаге, работавший с ним над берлинским проектом и хорошо его знавший, сказал ему летом 1938 года: «Вы — несчастная любовь Гитлера». Шпеер добавил: «И знаете, что я тогда почувствовал? Радость. Счастье».

Альберт Шпеер производил глубокое впечатление на всякого, кто с ним встречался. Он казался совсем не таким, как большинство ползающих на брюхе ротвейлеров и лизоблюдов, окружавших Гитлера. Шпеер добился расположения без видимых усилий. Он был чуть ли не единственным человеком, не льстившим и не лгавшим фюреру. Карл Хеттлаге описывал его так: «Вот он, очень молодой, невероятно могущественный человек, но ничто не выдавало в нем осознания своей власти. На вас смотрел некто предельно обходительный, спокойный, дружелюбный, остроумный и скромный». Лени Рифеншталь, чрезвычайно падкая на красивых мужчин, называла его: «Другой. Он выделялся; он был тихим, даже немного застенчивым, но так проявлялась не робость, а сдержанность. Он был чист. Немыслимо, чтобы он мог поступить нечестно». Она полагала его «самым важным — и, безусловно, самым интересным — человеком в Германии после Гитлера». Но Хью Тревор-Ропер оказался не столь доверчив. Он пришел к выводу, что именно потому что Шпеер казался таким порядочным, он и являлся одним из самых опасных людей в свите Гитлера, создавая иллюзию легитимности вокруг этой дьявольской шайки.

Еве сразу же понравился Альберт Шпеер, но какое-то время она держалась в стороне, не только потому, что ей не полагалось общаться с высокопоставленными нацистами, такими, как чета Шпеер, но, возможно, и потому, что ей казалось несколько бестактным, будучи любовницей Гитлера, дружить с его молодым архитектором, раз двое мужчин состояли в столь близких отношениях. На самом деле Гитлер, похоже, не возражал. Возможно, оттого что его самого неудержимо тянуло к Шпееру, он легко мог понять это влечение. Кроме того, он достаточно хорошо знал Шпеера и был уверен, что ни о чем неподобающем и речи быть не может. Впоследствии Гитлер даже поощрял ее ездить со Шпеерами на лыжные курорты, и со временем Альберт стал ее ближайшим — и единственным — другом мужского пола на «Горе». Видимо, Ева проявляла должную деликатность, так что взаимоотношения трех участников этого эмоционального треугольника оставались теплыми и платоническими.

Шпеер был величайшим исключением среди приспешников Гитлера, и можно бы предположить, что ему было скучно с кем-то вроде Евы Браун. Однако его привлекало в ней не просто что-то легкое, а что-то доброе. Ева Браун, как ни странно это прозвучит, была, по всей видимости, хорошим человеком. Любопытно, что можно отозваться так об особе, столь близкой к Гитлеру. Очень любопытно. Это в очередной раз доказывает, что черного и белого не существует. [Гитта Серени]

Ева не только общалась со старыми и новыми друзьями, но и постепенно восстанавливала отношения с родителями. К тому времени, как она года два прожила вдали от дома, разрыв начал стягиваться. Фанни очень горевала из-за разлуки с двумя младшими дочерями, особенно когда Ильзе вышла замуж и уехала жить в Берлин. Она старалась приучить Фритца к мысли, что если ситуацию нельзя изменить, то почему бы ее и не принять. Уже на Троицу 1935 года (если только Ева не перепутала даты, подписывая фотографии, что ей очень даже свойственно) Фанни навестила свою блудную дочь в Оберзальцберге. После этого ни аполитичность Браунов, ни их неодобрение поведения дочери не помешали им принимать ее приглашения погостить в Бергхофе, где Гитлер принимал их чуть ли не с распростертыми объятиями и демонстрировал подчеркнутое уважение, даже почтительность. Он сочувствовал негодованию Фритца — любой порядочный немецкий отец ощущал бы то же самое — и, пусть не собирался жениться на Еве, но явно старался дать ее родителям понять, что она в хороших руках: забавная иллюстрация его мелкобуржуазной морали, полностью противоречащей его чудовищной политической этике. Скоро вся семья стала проводить отпуска за границей за счет Гитлера. Тогда еще — последние дни — простая немецкая семья, даже семья Браун, могла исхитриться не вступать в нацистскую партию и не понести за это наказания. Ева никогда не состояла в партии, как и остальные женщины Браун. Фанни твердо заявила Нерину Гану: «Нам и не нужно было: мы же семья». Фритц — прежде убежденный противник нацистов и их идеологии — в конце концов стал членом партии в мае 1937 года, несомненно, не без давления со стороны подручных Гитлера.

Весной 1936 года Ева и Гретль с матерью в качестве дуэньи отправились в поездку по Италии, первую из многих, в сопровождении группы друзей, в том числе сына Гофмана Хайни, с которым у Гретль на какое-то время завязался легкий роман. Серия моментальных снимков освещает самые яркие моменты их путешествия. Они фотографировались на пляже возле озера Гарда, перед собором в Милане, снова на море в Виареджо, потом во Флоренции, Болонье и Венеции (площадь Сан-Марко с голубями — как же без голубей!). Им, вероятно, и в голову не приходило, что их визит санкционирован Министерством иностранных дел Италии и что за ними ненавязчиво приглядывают. А если бы и знали, что им с того? Семья Браун состояла из неутомимых туристов. В четвертом альбоме Евы есть несколько фотографий, где они все вместе отдыхают в Германии два года спустя, в 1938 году. Они ехали вереницей, Ева — в черном «мерседесе» с номерным знаком IIA-51596, полученным от Гитлера, выпрямившись на переднем сиденье рядом с водителем. (Она и сама научилась водить, но Гитлер боялся, что она будет гнать и разобьется, так что в длительные поездки просил ее брать шофера.)

Летом 1938 года, заложив фундамент нового завода «Фольксваген», Гитлер достал Еве один из первых прототипов «народного автомобиля» (аналог «Модели Т» Генри Форда), позволившего рядовым немцам путешествовать по новым дорогам, уже прорезавшим сельские долины. Машина стала очередным его подарком Еве, хотя вряд ли он платил за нее сам — скорее всего, Борман снова провернул сделку от его имени. У матрон Бергхофа не могло остаться сомнений, что, как бы они к ней ни относились, Гитлер был Евой доволен и щедро вознаграждал ее.