Исповедь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Исповедь

Наконец Богомолец решился на шаг, к которому готовил себя психологически все последнее время. Он попросил тассовца передать записку в советское посольство, в которой обратился к компетентной службе с просьбой, если это возможно, вступить с ним в контакт, подчеркивая, что делает такое предложение по соображениям морального порядка.

24 мая 1945 года состоялась встреча представителя советской разведки с Богомольцем. Он заявил, что, являясь русским патриотом, испытывает желание искупить свою вину перед родиной, приносит повинную за все свои грехи перед нею и исполнит все, что ему будет приказано. Готов дать подробную информацию о своей работе на английскую, польскую и румынскую разведки в Стамбуле, Бухаресте, Риге, Париже, Лиссабоне. То обстоятельство, что англичане отобрали у него британский паспорт, прокомментировал фразой: «пользуя меня в течение 15 лет, они теперь намерены выбросить меня как ненужную ветошь или заставить работать на них в роли заурядного агента». Подчеркнул, что пришел не как провокатор, намерен доказать это конкретными делами, если, разумеется, в его услугах нуждаются.

В качестве условия любых переговоров с ним Богомольцу было предложено подробно письменно изложить все о его личной работе и известные ему данные о деятельности иностранных разведок против СССР.

Он дал на это согласие и приступил к составлению подробной записки. Ему предложили указать установочные данные, характеристики и другие сведения на известных ему сотрудников иностранных разведок и их агентуру. Вместе с тем Центр не снял полностью сомнений в отношении действий Богомольца, не исключая пока, что правдивые сведения о его прошлой работе могли быть даны им и по указанию англичан, которые, конечно, допускают, что после прихода наших войск в страны, где он работал, в наши руки могли попасть документы о деятельности Богомольца в интересах СИС.

После нескольких встреч с Богомольцем из загранаппарата в Центр пришло оперативное письмо, в котором указывалось: сведения о нем и его поведение во время бесед не свидетельствуют о том, что побудительными мотивами его намерения работать с нами является провокация. Оказавшись, по существу, за бортом, он ищет пристанища у других разведок, но, естественно, желал бы, чтобы хозяевами его стали мы, так как знает, что работать против нас ему будет крайне трудно или почти невозможно.

С того момента Богомолец стал информировать советскую разведку обо всех своих контактах в Каире, в том числе с англичанами, которые эпизодически обращались к нему с различными просьбами. С ним разговаривал сотрудник СИС, некто Шилдс, интересовавшийся его мнением о том, как лучше организовать наблюдение за советской работой на Среднем Востоке. Богомолец ограничился общими замечаниями, которые, однако, англичанину понравились. Шилдс сказал, что их работа в этом направлении поставлена слабо, надо выправлять положение, именно с этой целью из Лондона приехал полковник Дженкинс. Шилдс считает, что их осведомители, среди которых есть русские эмигранты, сколько-нибудь ощутимой пользы не приносят. На выраженное Богомольцем удивление, что такой человек, как бригадный генерал Робертс, осуществляющий, насколько ему известно, руководство секретными операциями в регионе, не может справиться с этой задачей, тем более что слывет специалистом по России, родом из Одессы, знает русский язык, Шилдс ответил, что генерал — большой профессионал, у него широкие планы, но сейчас их некому осуществлять: нет толковой агентуры. В следующий раз Шилдс пришел с написанной на бумажке фамилией корреспондента одного из советских журналов, работавшего в Каире, и спросил, что он собой представляет. Богомолец ответил, что, насколько ему известно, это египтолог, проявляет интерес к различным сферам жизни египетского общества, имеет широкий круг общения, но о его перспективности с точки зрения интересов СИС ничего определенного сказать не может. Информация была использована для предотвращения возможного вербовочного подхода английской разведки к советскому работнику.

        

Вид на жительство во Франции Б. Ф. Лаго

      

Б. Ф. Лаго

        

В. В. Богомолец (справа) с коллегой

     

Германия 30-х годов.

Бесконечные марши штурмовиков внушали В. В. Богомольцу опасения за семью

     

В. В. Богомолец (слева) с помощником

     

Б. Ф. Лаго и В. В. Богомолец с супругой

     

В.В.Бурцев(сидит), Г.В.Беседовский (слева)

     

Поручительство редакции, выданное Б. Лаго перед поездкой в Германию

     

Таким Лаго увидел здание ОГПУ по приезде в Москву. 1930-е годы

     

В.Р.Менжинский

     

А.Х.Артузов

     

Париж с высоты птичьего полета. После посещения лавки букиниста на набережной Сены работник Центра Штейнберг направился на квартиру Богомольца

    

Матус Озарьевич Штейнберг, помощник начальника ИНО

    

Нарком просвещения РСФСР А. С. Бубнов.

Это его выкраденный портфель с секретными документами стал предметом повышенного интереса штаб-квартиры СИС

    

Б. Ф. Лаго в Харбине

    

Лицензия на врачебную практику Б. Ф. Лаго в Китае

    

П.М.Фитин

    

Письмо Г.Гибсона В. В. Богомольцу

      

Премьер-министр Великобритании Чемберлен и румынский кронпринц Михай. Английское влияние в Румынии имело давние корни...

     

Король Румынии Михай I на Бессарабском участке Восточного фронта

     

Экс-монарх Румынии Кароль II и госпожа Лупеску в Мексике

     

Гарольд Гибсон в служебном кабинете

      

Г. Гибсон в Турции

      

Г. Гибсон с друзьями на отдыхе

      

Г. Гибсон перед выездом на встречу с информатором. Прага

      

Г. Гибсон среди сослуживцев

      

Гарольд Гибсон в обществе президента Бенеша

     

Одна из последних фотографий полковника Гибсона.

Тридцать лет он находился в поле зрения внешней разведки СССР

      

Катюша Алфимова на занятиях в балетной школе

      

Вилли Леман («Брайтенбах»), ценнейший источник внешней разведки в гестапо

     

Избранница полковника Гибсона Екатерина Алфимова

     

Ким Филби, высокопоставленный офицер СИС, наш человек в Лондоне

На одной из встреч Богомолец сообщил, что его посетил младший брат его бывшего руководителя в СИС Гибсона Арчибальд, которого он многие годы знал как сотрудника СИС. Англичанин сказал, что в службе якобы больше не работает и в Каире находится проездом в Турцию и Грецию по заданию нескольких английских газет. Богомолец заметил при этом, что, по слухам, англичане создают в Афинах важный центр разведывательной работы на Балканах и, возможно, Арчибальд имеет к этому отношение. Из разговора Богомолец вынес впечатление, что о нем существует прежнее мнение как об антисоветски настроенном человеке, который не пошел и не может пойти на работу с русскими. Арчибальд рассказал, что его старший брат получил назначение в Прагу на должность первого секретаря британского посольства в Чехословакии. Он остался на секретной службе и имеет важные поручения по Центральной Европе, в частности по Польше, Венгрии, Австрии и Румынии.

Перед Богомольцем был поставлен вопрос: целесообразно ли возобновление активной работы на англичан, что в его положении выглядело бы вполне естественно, если с их стороны будет такое предложение. Принципиально он с этим согласился, однако во время более детального обсуждения темы подчеркнул крайнюю опасность такой комбинации, как работа на советскую разведку под английским прикрытием. Сказал, что на англичан он всегда работал честно, а теперь должен будет выступать в роли агента-провокатора. Он профессионал и не отказывается ни от каких ролей, если считают, что он может принести больше пользы в таком амплуа, он готов выполнять и эту роль, но нужна предельная осторожность. Он считает, что без разрешения Лондона, которое сомнительно, здешний резидент его на достойную, то есть самостоятельную, работу не возьмет, а быть на побегушках ему не хотелось бы.

После отъезда Шилдса из Каира связь с Богомольцем от СИС временно осуществлял его преемник, который, судя по некоторым наблюдениям, пришел в разведку из армии и не имел опыта оперативной работы. Поэтому он стал частенько обращаться за информацией к такому «зубру», как Богомолец, которого хорошо знают как бывшего сотрудника СИС, хотя и обиженного англичанами. Богомолец оказывает офицеру кое-какие услуги. По его мнению, англичане не делают никаких попыток восстановить с ним связь в прежнем объеме. Богомольцу дано задание все же продолжать добиваться возвращения своего британского паспорта, в положительном случае можно было бы рассчитывать на то, что английская разведка вновь станет его использовать как опытного агентуриста.

Но надежды получить паспорт тают с каждым днем. Самое большое, на что Богомолец может, видимо, рассчитывать, это на получение временного документа, который позволил бы ему въехать во Францию. За последующее английские власти никаких обязательств на себя, естественно, не возьмут. В Каире у него нет даже формального вида на жительство, и он оказался в двусмысленном положении нелегально проживающего. Малейшего движения со стороны англичан достаточно для того, чтобы его юридическим статусом заинтересовались египетские власти. Правда, он считает такое маловероятным по той причине, что визы в Египет были даны ему как лицу, едущему по поручению британского правительства.

Тем не менее следовало думать и думать, что делать, коли на британском паспорте ставится крест. Прикрываться образом английского секретного агента в отличие от прошлых лет становилось немодным. Поэтому, рассуждал Богомолец, лучше сделать вид, что поссорился с англичанами и отношений с ними не имеет. Кто-то поверит, другие сочтут, что он просто замаскировался, но это уже не столь важно. Нужно создать благоприятное впечатление о себе. Пока же он всем говорит, что, как только ему позволят деловые соображения и семейные обстоятельства, он уедет в Париж.

В то же время он понимает, что в своих действиях серьезно ограничен незримым, но плотным наблюдением со стороны англичан. Да они и не скрывают, что продолжают держать его «под колпаком». Изредка интригуют многообещающими рассуждениями, но на самом деле никаких изменений в их отношениях нет, и, вероятно, со временем они вообще сойдут на нет. В его новой ситуации было бы предпочтительнее вырваться из английской зоны контроля, каковой ему представляется Египет. У него предчувствие и даже уверенность, что, как только он появится в Европе, к нему сразу же потянутся многие из его прежних коллег и осведомителей, которым, надо полагать, также приходится заново устраиваться. И главное, необходимо организовать себе надежное в правовом отношении прикрытие, что дало бы свободу рук и передвижения. А тогда, обретя какой-то определенный статус, можно поехать туда, где он более всего нужен.

Безопасности работы с советской разведкой Богомолец придает первостепенное значение. Малейший просчет в этом деле немедленно обернется крахом всей конструкции сотрудничества и его личной трагедией.

И вот, как и было договорено с Богомольцем сразу после установления им контакта с советской разведкой, он закончил и представил отчет о своей деятельности в эмиграции, который вполне можно назвать исповедью разведчика-профессионала. Передавая отчет, он сказал, что первый раз в жизни, говоря грубо, раздевается полностью и пишет откровенно то, что сам о себе думает.

           

Сообщение загранаппарата о документах, составленных В. В. Богомольцем

Такого раньше никогда не делал. Конечно, то, что он пишет, может кому-то показаться самохвальством, но иногда даже оно помогает человеку быть уверенным в себе, а это в наш век самое главное.

Этот документ Богомолец назвал «Докладом о моей разведывательной деятельности против СССР и работе с разведками английской, польской, румынской и другими с 1919 по 1945 год». Семьдесят четыре страницы убористого машинописного текста, фамилии, должности, звания, характеристики людей, имевших отношение к организации и проведению разведывательной работы против СССР. Операции разведывательных служб, детали взаимоотношений с руководящими и оперативными работниками спецслужб Англии, Польши, Румынии, Латвии и других стран. Приемы получения закрытой информации о внешней политике Советского Союза, состоянии его экономики, оборонной промышленности, деятельности органов государственной безопасности. Все указанные лица были сразу же поставлены на оперативный учет, а материалы на них использовались при планировании и проведении разведывательных операций за рубежом.

Ознакомившись с информацией, Центр сообщил в за-гранаппарат, что доклад Богомольца о своей работе соответствует действительности и представляет оперативную и историческую ценность. СИС много лет держала Богомольца под своим крылом уже после того, как вербовочный подход к нему советской разведки разрушил, казалось бы, всю конструкцию его сотрудничества с англичанами. Он много, очень много знал. Но если Интеллидженс сервис была заинтересована предотвратить утечку этих знаний, то точно в такой же, если не в большей, степени советской разведке желательно было их заполучить, что и произошло.

В качестве своих помощников Богомолец назвал Лаго, Гольца, Васильева, ряд других лиц из числа эмигрантов. Некоторые из них длительное время сотрудничали с советской разведкой, но рассказ о них уже выходит за рамки нашей темы. Богомолец написал, что от источников Лаго поступало много ценных информационных сообщений, которые направлялись в штаб-квартиру СИС, однако имен этих людей Богомолец не назвал. Его об этом не спрашивали, так как время раскрывать операцию «Тарантелла» тогда еще не пришло. Ограничимся констатацией факта, предоставив его толкование читателю. О Лаго сказал, что о его судьбе после высылки из Парижа ничего не знает. Гольц тоже исчез, написал, что уезжает в Латинскую Америку. Васильев, говорят, сотрудничал с немцами, он лично полагает, что по заданию англичан. О Беседовском после оккупации немцами Франции никаких известий не было.

Был ли Богомолец до конца искренен в объяснениях своего поступка или все же что-то недоговаривал и не раскрывал? Играя роль подставы, если даже такие мысли где-то и возникали, он был бы заранее обречен на полный провал. Любой шаг человека с такими знаниями и таким прошлым подвергался бы многократной проверке, а возможности для этого у советской разведки были, в том числе и непосредственно в Лондоне.

Можно допустить мысль о том, что у Богомольца возник расчет на склоне карьеры подзаработать. Он, конечно, прекрасно понимал, что от советской разведки в этом плане не получит по большому счету ничего, если не считать возмещения оперативных расходов, а должен будет рассказать все, что знает, и делать то, что ему будет велено. Для него, имевшего как-никак банковский счет в Лондоне, акции во французских промышленных компаниях, обладавшего репутацией человека удачливого, квалифицированного переводчика, знавшего несколько европейских языков, да еще со связями, устройство на работу не было такой уж неразрешимой проблемой. Сотрудничая с советской разведкой, он мог только получить моральное удовлетворение от того, что поступил по совести, как посчитал нужным, предпринял шаги сам, по доброй воле, без какого-либо давления извне.

Несмотря на его активную и длительную работу в интересах иностранных разведок, к Богомольцу со стороны органов госбезопасности СССР никогда не были применены крайние меры, которые обернулись трагическим исходом для тех деятелей белоэмиграции, кто реально занимался планированием и осуществлением диверсионнотеррористических акций. В отношении Богомольца это были классические методы разведки и контрразведки: внедрение агентуры в его окружение, получение информации о нем от источников в спецслужбах противника, подставы, перевербовка его людей, контроль переписки и ряд других.

«Антисоветчик» было привычным и расхожим определением той поры, но в отношении Богомольца оно ни разу не встретилось ни в одном документе ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, нигде и никогда он не был назван врагом, предателем или преступником. В разведке и контрразведке на Лубянке и тогда, в 30—40-х годах работали профессионалы, которые руководствовались оперативной целесообразностью в решении задач обеспечения государственной безопасности страны и были далеки от идеологических клише. Поэтому и само дело Богомольца пришло к такому финишу.

Неловко, кажется, говорить о гуманности в таком роде занятий, как разведывательная деятельность. Но даже и в этой сфере есть некие правила игры, которые можно назвать цивилизованными, если, конечно, желать их применять на практике. Богомольцу была предоставлена возможность совершить поступок, и он ею воспользовался. Виктор Васильевич где-то читал, что когда Чингисхан покорил Бухару, то его походную юрту поставили в цветущем персиковом саду, а великий хан повелел разжечь у полога огонь из аргала. Ему хотелось горьковатого дыма Отечества. Ностальгия у каждого проявляется по-своему.

Случившееся могло произойти и много раньше, но тогда Богомолец отклонил предложение помощника начальника ИНО Штейнберга о сотрудничестве. Теперь обстоятельства привели его к такому решению, и сделал это он по собственной инициативе. Что касается восприятия этого драматического излома в своей жизни, то мы лишь воспроизвели написанное самим Богомольцем.

Штейнберг, оставшись на Западе, во время Великой Отечественной войны и после ее окончания выходил на контакты со своими бывшими сослуживцами, но всякий раз уклонялся от их продолжения. В 1951 году он пришел в консульский отдел советского посольства в Берне, даже заполнил надлежащие бумаги для оформления въезда в СССР, но передумал. В 1956 году швейцарские органы юстиции установили, что г-н Мартен находится в стране по подложным документам, предоставленным ему в свое время советской разведкой, и по этой причине подлежит высьшке из Швейцарской Конфедерации. Штейнберг обратился в посольство с просьбой о возвращении домой. После принятых в таких случаях процедур разрешение на возвращение ему было дано. 23 сентября того же года Штейнберг самолетом прибыл в Москву, где, он это знал, его ждали арест и расследование. 17 марта 1958 года Военная коллегия Верховного суда СССР, рассмотрев в закрытом заседании материалы обвинительного заключения и следствия, на основании статьи 58 (пункт 16) Уголовного кодекса РСФСР приговорила Штейнберга М. О. к десяти годам тюремного заключения. В конце 1961 года он обратился к Первому секретарю ЦК КПСС с просьбой о пересмотре его дела, однако ему сообщили, что оснований для этого найдено не было.