Эмиссаром довольны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эмиссаром довольны

В ИНО пришел отчет А/243 о его встречах с Беседовским и Бурцевым:

«По приезде в Париж я встретился с Беседовским и отчитался о поездке. Он заявил, что очень беспокоился обо мне. Я рассказал о своем пребывании в Одессе и бесплодных попытках встретиться с указанным им человеком. На это Беседовский ответил, что уже два месяца от того лица, с которым я должен был встретиться, нет никаких известий. При этом он имел очень смущенный вид, и по всему было ясно, что такой персоны скорее всего вообще не существует, а он хотел пустить мне пыль в глаза или же, что менее вероятно, это была попытка проверить меня.

Мой доклад Беседовский выслушал с большим вниманием, и он лег в основу передовой статьи в газете. Без сомнения, он с энтузиазмом воспринял привлечение к сотрудничеству Вишневского и возможность переписки с ним. Он тотчас же написал теплое письмо агенту и дал свой обратный (условный) адрес. Открытый текст писал сам Беседовский, тайнопись исполнил я. Желательно, чтобы Вишневский ответил на это послание и вступил таким образом в переписку с Беседовским.

На явки в Москве и Одессе он обратил меньше внимания, ибо, не будучи специалистом, он в отличие от Бурцева мало учитывает их значение, а кроме того, деятельность его организации мало похожа на ту, которой потребовалось бы воспользоваться явками.

Бурцева же вопрос о явках очень заинтересовал. Он довольно долго расспрашивал об условиях работы в Москве. Интересовался также, какое впечатление произвело бы в СССР покушение на Сталина. Могло ли это вызвать общий переворот, либо только персональные изменения, или же, быть может, новый политический курс. Какие слои населения могли быть затронуты массовым террором, если бы таковой был объявлен после покушения. Задавал вопросы об образе жизни Сталина, охране Кремля, о маршрутах его передвижения, можно ли за ним следить и много ли для этого потребуется времени. Но все-таки все эти расспросы носили скорее абстрактный характер, ибо, по его же словам, денег нет и все ограничивается пока только обещаниями. Сейчас он старается найти сумму, необходимую для выпуска двух-трех номеров “Общего дела”, где снова будет пропагандировать идею “центрального удара” в еще более решительной форме, и тогда, по его мнению, он найдет 400—500 тысяч франков, необходимых для этого дела. Обещал, что тотчас же установит со мной контакт, ибо очень ценит мои способности».

В ИНО получено сообщение от Б/146, внедренного в окружение Бурцева, который пишет о своих наблюдениях за Лаго:

«Беседовский уже кое-кому сказал, что Лаго совершил успешную поездку в Москву по заданию группы “Борьба”. О ее цели он не говорит, и весь доклад о поездке Лаго сделал ему и Бурцеву строго конфиденциально. Но очень горд тем, что вырвался вперед по сравнению с другими эмигрантскими организациями и явно благоволит по этой причине к Лаго. Тот тоже надувается, говорит, что обогатился большими знаниями о советской действительности, хотя врет, наверное, так как был там на положении иностранного туриста. В своем кругу говорил об успехах в развитии промышленности в СССР, но в то же время отмечал бедность населения и вообще серость жизни.

Считает, что белая эмиграция какой-либо популярностью в России не пользуется. Был очень удивлен отсутствием религиозного чувства у большинства людей. По рассказам его собеседников, в Москве якобы даже разрушение храма Христа Спасителя, которое так волнует эмиграцию, произошло при полном равнодушии жителей. Ему возразили, что народ просто боится открыто выражать свое мнение, оттого и безмолвствует, в этом все дело, с чем рассказчик, кажется, согласился.

Он привез еще и мнение симпатизирующих белому делу людей в Москве о том, что деятельность эмиграции странным образом оказалась объективно полезной большевикам. Она превратилась в какой-то жупел для народа, который заставляют терпеть трудности перед лицом опасности реставрации старого режима и сдерживают таким образом проявления недовольства».

Так писал в своем донесении закордонный агент советской разведки, никоим образом не посвященный в работу Лаго. Здесь все вроде бы было в порядке. Но поступали и другие сообщения, которые заставляли Центр еще и еще раз обращать внимание загранаппарата на предельную осторожность в работе с Лаго и тщательное инструктирование его самого.

Пришли донесения от Б/145 и Б/149, которые были внедрены независимо от Лаго в окружение Беседовского.

Первый докладывал, что на квартире Беседовского назначено совещание, на котором будет заслушано сообщение Лаго о его поездке в СССР. Якобы по его результатам будет окончательно принято решение по вопросам организации террористической группы для отправки в Советский Союз. Имеется в виду определить и людей, которых предполагается привлечь в нее. Одним из них, возможно, будет некто Яковлев — эмигрант, сотрудничающий с польской разведкой, проживающий в 16-м округе Парижа, по улице Никколо, 3.

Второй сообщил, что Беседовский посылал в СССР своего эмиссара с болгарским паспортом. Он посетил Ленинград, Москву, Харьков, Николаев и Одессу. Человек этот недавно вернулся и теперь пишет доклад о поездке. По оценке этого посланца, делать ставку на рабочий класс или Красную армию совершенно нереально. Возможно, какой-то эффект могут дать террористические акции против видных коммунистических деятелей. Что касается Беседовского, то у него, судя по всему, людей для таких дел нет, да он, видимо, особенно их и не ищет.

В загранаппарат сообщается, что от одного из источников в окружении Беседовского поступили сведения о том, что Лаго после возвращения в Париж якобы пропагандирует террор как средство борьбы с большевиками. Если это так, надо немедленно запретить ему это занятие. У него есть указание выполнять лишь первую часть задания Беседовского — Бурцева, то есть подбирать явки. Этим и надо ограничиться.

Из бесед с Лаго выяснилось, что такая интерпретация его высказываний была слишком вольной. Указания приняты им к исполнению.

Через некоторое время поступило еще одно сообщение. В нем говорилось, что Беседовский очень доволен поездкой Лаго. Он считает, что «путешествие было вне подозрений ОГПУ», но повторение этого опыта, по-ви-димому, исключается, потому что скрыть эту поездку теперь уже невозможно. «Надо понимать, — заметил Беседовский, — что она нужна была прежде всего как реклама перед меценатами, чтобы получить денежную поддержку».

Источник ИНО доносил, что «кристаллизовались и конкретные материальные прикидки». Речь теперь идет не о мифических суммах, с помощью которых можно было бы взорвать весь Кремль. Теперь предполагаемое финансирование операции сводится к относительно скромной цифре, а цель — к устранению одного Сталина. Планируется заложить взрывное устройство в туалете того этажа здания, где находится кабинет вождя. Чертежи помещения якобы хранятся в сейфе Беседовского в его квартире на авеню Марсо, 55, где помещается и редакция «Борьбы», если они не изъяты оттуда из-за опасения налета ГПУ, возможно уже вошедшего в связь с консьержем дома, где живет господин Беседовский.

Другой источник сообщил, что присутствовал на застолье в одном из ресторанов в районе площади Бастилии, на котором были Беседовский, Боговут, Махно2 и еще несколько человек, завсегдатаев редакции «Борьбы». Баламутили до ночи, ели лангусты и много выпили, языки развязались.

Махно нападал на Беседовского за его связь, по его мнению, с чуждыми организации лицами. Он имеет в виду и реакционера Бурцева, и весьма подозрительного Лаго-Колпакова. Он, Махно, считает, что Беседовский не ведет активной борьбы со сталинской диктатурой и отталкивает от себя истинных революционеров, способных в случае необходимости на самопожертвование, к каковым, очевидно, Махно причислял и себя.

Беседовский, однако, защищал Лаго, говорил, что своей нелегальной поездкой в Москву он сделал много полезного для организации. Махно настаивал на своем. Разгорячившись и вспомнив, вероятно, прошлые свои дела, он заявил, что Лаго вообще надо убрать, заманить с помощью его хлопцев в Венсенский лес и ликвидировать так, чтобы и следов не осталось. Его успокаивали.

Всю эту информацию приходилось учитывать и продолжать вести линию на еще более прочное вживание Лаго в эмигрантскую среду.