Глава 13 Тучи сгущаются

Глава 13

Тучи сгущаются

21 февраля 1955 года у входа в Кнессет восторженная толпа приветствует появление Бен-Гуриона и Паулы. Загорелый, пышущий здоровьем, он одет в костюм цвета хаки и пальто с воротником. Его возвращение в министерство обороны отмечается как победа: никогда еще его популярность не была столь велика. Но он не разделяет всеобщей радости. «Если бы не обеспокоенность военным положением, — писал он другу, — меня не вытащили бы из Сде Бокера и сотней бульдозеров».

Накануне возвращения к нему приехал Шарет. Бен-Гурион в рабочей одежде и премьер-министр в пиджачной паре обменялись перед газетчиками приличествующими случаю улыбками, затем мужчины ушли в дом и приступили к яростному обсуждению межминистерских отношений. На следующее утро Бен-Гурион отправил Шарету жесткое письмо с требованием четко разграничить компетенции премьер-министра и министра иностранных дел.

«Поскольку в настоящий момент оба эти поста слиты воедино, то обмен мнениями с министром иностранных дел являет собой обмен мнениями с премьер-министром. Но узнать точку зрения министра иностранных дел — это одно, а постоянное вмешательство МИДа и его сотрудников в вопросы обороны — совсем другое. Ничего подобного я не потерплю. Если в ближайшем будущем я узнаю, что МИД вмешивается в вопросы обороны […] и что премьер-министр как глава правительства Это одобряет, вам придется взять себе портфель министра обороны или найти кого-нибудь на мое место».

Шарет расценивает это письмо как «достойное сожаления» и отвечает; «Неужели у нас действительно мало надежды договориться и прийти к общим выводам?». Вернувшись, Бен-Гурион доверительно говорит секретарю правительства: «Шарет порождает поколение трусов. Но я этого не допущу. Враг стоит на тропе войны, и мы снова прячемся от страха. Этого я тоже не допущу. Нынешнее поколение должно, быть боеспособным».

В ночь на 23 февраля египетская разведгруппа переходит границу в районе сектора Газа, проникает в Государственный научный институт и захватывает все документы, находящиеся в караульном помещении. Вслед за тем убит еврей-велосипедист, случайно наткнувшийся на засаду, которую устроила та же группа. В перестрелке с израильским патрулем убит один из членов группы. При нем обнаружены сведения о грузообороте на дорогах южной части страны. Через четыре дня Бен-Гурион и Даян отправляются в Иерусалим на встречу с премьер-министром и предлагают провести акт мести: напасть на египетскую военную базу около Газы. Даян полагает, что число жертв со стороны противника не должно превышать двенадцати человек. Шарет соглашается.

Операция «Черная стрела», в которой участвуют 149 парашютистов под командованием Ариэля Шарона, приобретает непредвиденный размах в связи с неожиданным прибытием египетских сил подкрепления. Египетская армия терпит серьезное поражение, но израильский диверсионный отряд оставляет на поле боя восемь трупов. На следующий день Каирское радио сообщает о потерях египетской стороны: 38 убитых и 30 раненых. «Возмущенный» Шарет находит отчет об операции «удручающим» и отправляет Бен-Гуриону записку, в которой сообщает о своем беспокойстве. Больше всего премьер-министр опасается реакции ООН и США. Ответ министра обороны резок и оскорбителен: «Наша изоляция не является следствием боевой операции. Наша изоляция возникла раньше, когда мы еще были невинны, как голуби».

Эта военная вылазка вызывает резкую эскалацию напряжения между Израилем и Египтом. Египетское руководство опасается, как бы враг не готовился к массовой атаке. Впоследствии Насер заявит, что «ночь кошмаров» в Газе вынудила его принять два решения с тяжелыми последствиями: создать диверсионные отряды смертников для проведения рейдов на территорию Израиля в районе Газа и закупить в большом количестве современное вооружение. Нападение на базу в Газе он расценивает как «поворотный момент» в египетско-израильских отношениях, который уничтожил всякую надежду на мир. Однако тщательный анализ политической и военной обстановки того времени позволяет усомниться в достоверности такого простого объяснения. В действительности, событие, побудившее Насера обратиться за поддержкой к странам Восточной Европы и закупать вооружение за «железным занавесом», произошло в Багдаде 24 февраля 1955 года, за четыре дня до нападения израильтян на египетскую военную базу в Газе. Речь идет о подписании договора между Турцией и Ираком — основном моменте Багдадского пакта, который при участии Великобритании и с благословения США станет «западным заслоном» против советской экспансии. Насер всегда был ярым противником этого договора, заключение которого вынудило его изменить свою политику. Нападение на Газу только ускорило поиск Египтом новых союзников и новых поставщиков оружия.

Вернувшись на пост главы министерства обороны, Бен-Гурион направляет все свои силы на увеличение военной напряженности не с целью спровоцировать расширенный конфликт, а, наоборот, в надежде его предотвратить. Он полагает, что если Израиль будет должным образом отвечать на провокации, Египет испугается и станет вести себя более сдержанно. Однако после рейда израильских парашютистов инциденты в секторе Газа заметно участились. В ночь на 24 марта вооруженные люди переходят границу и, минуя иммигрантские поселения в северной части Негева, продвигаются на пятнадцать километров в глубь израильской территории. Вдали слышатся пение и смех: это курдские иммигранты из деревни Патиш празднуют свадьбу на открытом воздухе. Террористы подходят ближе и внезапно бросаются вперед, поливая автоматными очередями и забрасывая людей гранатами. В секунды радость сменилась ужасом, криками боли и отчаяния. Один из деревенских полицейских обращает нападавших в бегство. Когда воцаряется спокойствие, подводят итог: один человек убит и двадцать два ранены. Одни жители деревни, замерев, стоят в луже крови; другие, обезумев от страха, разбежались в разные стороны.

Вскоре после этой трагедии один известный журналист спрашивает Бен-Гуриона, почему он одобрил политику репрессий. Старик отвечает, что одна из причин — это стремление устрашить врага.

«Но есть и другая причина, — добавляет он, — причина нравственная и воспитательная. Посмотрите на этих евреев. Они приехали из Ирака, Курдистана, из Северной Африки. Они приезжают из стран, где их кровь осталась неотмщенной, где разрешалось жестоко обращаться с ними, мучить их и бить… Они всегда были… беспомощными жертвами… Мы должны показать им, что… у еврейского народа есть государство и армия, которые не допустят, чтобы с ними и впредь обращались так же грубо… Мы должны дать им возможность разогнуть сгорбленные страхом спины… и доказать, что их мучители не останутся безнаказанными, что ответственность за их жизнь и безопасность берут на себя граждане независимой страны».

Нападение на свадьбу в Патише глубоко возмутило Бен-Гуриона. 25 марта он предлагает Моше Шарету план, последствия которого невозможно предугадать: немедленное проведение боевой операции «для изгнания египтян их сектора Газа». Шарет возражает, но министр не сдается и выносит проект на обсуждение кабинета. Некоторые, как и Шарет, возражают против проекта, объясняя это политическими и военными причинами, другим явно не понравилось бы внедрение на израильскую территорию значительного числа арабов. 3 апреля план, вынесенный на голосование, не принят большинством голосов. Бен-Гурион и его сторонники внезапно оказались в меньшинстве. В течение нескольких месяцев Старику придется сдерживать себя и подчиняться воле коалиции умеренных во главе с Шаретом.

То, что план не был принят, задушило в самом зародыше милитаристские идеи Бен-Гуриона и положило конец хрупкому перемирию между ним и Шаретом. Их взаимоотношения ухудшаются, а разногласие становится общеизвестным, когда Старик весьма агрессивно выступает в защиту позиций, противоречащих убеждениям премьер-министра. Когда взбешенный Шарет напоминает, что неоднократно просил его строить свои выступления по-иному, он парирует: «Я выступил не так, как ты советовал, потому что слова, которые тебе хотелось бы услышать, мне не по душе». Чувство обиды, охватившее премьер-министра, нарастает еще и потому, что Бен-Гурион не скрывает своих намерений, которые с полной откровенностью излагает своему оппоненту:

«Поскольку приближается время выборов, я, рассмотрев вопрос задолго до этого, решил время от времени публично излагать свое мнение по основным проблемам нашей внешней политики (не подвергая критике точку зрения правительства и не возражая против твоих общественных позиций); возможно, в определенных условиях мне придется взять на себя формирование правительства, что я и сделаю; я чувствую себя обязанным проинформировать нацию о тех силовых политических линиях, которые я намерен проводить».

Результаты парламентских выборов, состоявшихся в конце июля, отражают натиск «активистов» и характеризуются неодобрением миротворческой политики Шарета. 12 августа Бен-Гурион официально приступает к формированию нового правительства. И если это решение отражает радость Рабочей партии Израиля, то Шарет, напротив, в ярости, поскольку убежден, что Старик выберет другого министра иностранных дел, —

«безропотного и покорного, дипломированного функционера, роль которого сводится к выражению, разъяснению и подтверждению политики, проводимой его хозяином-тираном… Разве я мог согласиться с этим решением? Мог ли я позволить растоптать мое достоинство, поступиться своей совестью? «Впервые я понял, что в кабинете Бен-Гуриона для меня места нет».

Тем не менее слова — это одно, а дело — совсем другое. Когда Бен-Гурион предлагает ему эту ненавистную должность, он сопротивляется недолго, но премьер-министр выдвигает ультиматум: он останется на посту премьер-министра только в том случае, если министром иностранных дел станет Шарет.

Однако перед тем как он вновь взял бразды правления в свои руки, на границе случается серьезный инцидент. Египетские солдаты, заняв укрепленную позицию, открыли огонь по израильскому патрулю, контролирующему приграничное шоссе. Патруль дал отпор, убив троих солдат. Египтяне ответили тем, что заслали отряд коммандос-смертников на сорок километров в глубь израильской территории, где они уничтожили шесть гражданских лиц, напали на военные машины и попытались разрушить радиопередатчики. По мнению Даяна и Бен-Гуриона, Израиль больше не может бездействовать. Но, зная, как Шарет противится всяким репрессивным рейдам, Даян предлагает Совету министров провести операцию с ограниченным радиусом действия: разрушить мосты на главной магистрали сектора Газа. Получив согласие правительства, военные отряды уже двинулись в путь, когда поздно ночью Шарет их отзывает и отменяет операцию.

Моше Даян тут же подает заявление об отставке на имя министра обороны, то есть Бен-Гуриона, который, будучи полностью с ним согласен, передает заявление начальника главного штаба Совету министров: «Либо линия Шарета, либо линия Бен-Гуриона, поскольку следование попеременно то одной, то другой принесет только вред». Шарет капитулирует и в этот же день вновь созывает заседание правительства, которое одобряет на этот раз широкомасштабные репрессивные действия, предложенные Данном. После долгого бездействия армия приступает к боевой операции — самой значительной после нападения на египетскую базу в секторе Газа.

Ночью израильские десантники взрывают штаб-квартиру палестинской бригады, дислоцированной в секторе Газа, уничтожив при этом 37 египетских солдат. На следующий день египтяне высылают подкрепление, и граница превращается в театр длительных военных действий. Вражеские самолеты проникают в воздушное пространство Израиля, и израильские истребители сбивают два «Вампира». 12 сентября Насер принимает неожиданные меры: он закрывает Тиранский пролив для движения судов в сторону расположенного на берегу Красного моря израильского порта Эйлат, закрывая тем самым и воздушное пространство.

Политическая напряженность достигает предела, когда Израиль узнает ошеломляющую новость: Каир заключил с Чехословакией контракт на поставку вооружения. Переговоры растянулись на несколько месяцев, хотя начались на конференции в Бандунге, где, воспользовавшись случаем, Насер обратился к премьер-министру Китая с просьбой помочь приобрести оружие в СССР. Москва не упустила возможности расширить свое влияние в регионе, который до этого являлся заповедной зоной западных держав. Через несколько недель Чжоу Эньлай сообщает Насеру о получении принципиального согласия Кремля. Сами переговоры с участием советского посла начинаются 21 мая в Каире, затем продолжаются в августе, но уже в Праге, поскольку Советский Союз хочет, чтобы страной-поставщиком выступила Чехословакия. Через месяц контракт на поставку вооружения был подписан.

Западные столицы огорчены, но волна «радости, граничащей с бредом» охватывает арабский мир, для которого Насер становится «добрым гением», вступившим на их защиту после долгих лет унижений империалистическими державами. Миллионы людей надеются, что теперь благодаря ему падение Израиля неминуемо: количество обещанного вооружения полностью нарушает эфемерное равновесие сил на Среднем Востоке. Перечень заказанного довольно впечатляющий для того времени: около 200 истребителей и бомбардировщиков (МиГ-15 и Ил-28); 230 танков; 230 боевых машин пехоты (БМП); 100 самоходных пушек; 500 пушек различных других моделей; противолодочные корабли и эсминцы; 6 подводных лодок.

Беспокойство Израиля нарастает, когда становятся известны подробности контракта. Опасность разгрома страны арабскими государствами неожиданно становится вполне реальной. Десятки тысяч израильтян жертвуют своими драгоценностями и сбережениями, чтобы подписаться на оборонный заем. Во все страны Запада направлены послания и эмиссары с целью добыть оружие для восстановления равновесия сил между Израилем и Египтом.

Шарет, стоящий во главе переходного правительства (Бен-Гурион еще не сформировал свой кабинет), выезжает в Европу на встречу с министрами иностранных дел Большой Четверки, которые собираются на конференции в Париже и в Женеве). Он надеется добиться отмены чешского контракта или переадресовать поставки вооружения в Израиль. Но он не добьется ничего, кроме обещания тогдашнего председателя Совета Эдгара Фора поставить в страну истребители «Mystere-IV» (отправка которых начнется хоть и с невольным, но опозданием).

Бен-Гурион открыто сомневается в успехе миссии Шарета и начинает действовать, не дожидаясь его возвращения. Срочно отозвав из отпуска начальника генерального штаба Моше Даяна, он просит его немедленно подготовить план военной кампании с учетом трех поставленных задач: оккупация сектора Газа; наступление на севере Синая; взятие под контроль Тиранского пролива с целью прорвать египетскую блокаду и обеспечить навигацию на Красном море, что особенно важно.

2 ноября 1955 года воинственно настроенный Старик поднимается на трибуну Кнессета, чтобы представить сформированное им правительство. Его очень жесткая вступительная речь, как и проведенные вскоре боевые операции против укрепленных позиций египтян на границе Негева, знаменуют собой начало смены политической и военной ориентации. Подписание контракта с Чехословакией, нарастающая угроза на южных границах и блокада Тиранского пролива создали ситуацию, которая приведет Израиль к развязыванию превентивных боевых действий. Бен-Гурион не упоминает о возможных последствиях, но все его действия за последние годы выражали стремление подготовить страну к вооруженному конфликту с Египтом, что, по его мнению, неизбежно.

С октября по декабрь 1955 года его буквально раздирают противоречия между принятием военного решения, предлагаемого армией, и развязыванием кампании за границей с целью приобрести достаточное количество оружия для того, чтобы уравновесить свои арсеналы с египетскими, что, по его мнению, позволит избежать превентивной войны. 9 ноября Белый дом публикует заявление президента Эйзенхауэра о том, что США намерены подвергнуть внимательному рассмотрению все просьбы о поставках вооружения «в целях обороны». Он начинает лелеять хрупкую надежду получить американское военное оснащение. Этим и объясняется его скрытность, с которой он 13 ноября встречает Даяна, прилетевшего самолетом в Сде Бокер для обсуждения деталей операции в Тиранском проливе, изначально намеченной на конец декабря. Бен-Гурион просит его отсрочить операцию на месяц. «Может быть, мы получим оружие у американцев», — поясняет он.

Однако Даян не дает себя уговорить и в начале декабря вновь поднимает этот вопрос. Наконец, 5 декабря Бен-Гурион представляет Совету министров план, разработанный начальником главного штаба. Совет министров считает, что момент выбран неудачно и «Израиль перейдет к активным действиям тогда и там, где он сочтет это целесообразным». Таким образом, военное решение проблемы временно откладывается. Бен-Гурион по-прежнему надеется на поставки вооружения западными державами и на союз с ними.

Еще задолго до заключения чешско-египетского контракта получение американской «гарантии» было одной из главных целей израильского кабинета. Вернувшись в правительство в феврале 1955 года, Бен-Гурион отстаивал идею о заключении с США «оборонного» договора. Абба Эбан, будучи сторонником этого замысла, приложил все усилия, чтобы убедить американцев в важности такового, и несколько месяцев вел в Вашингтоне переговоры на основе следующих положений: Израиль обязуется не прибегать к силе для изменения своих границ, а США обязуются оказывать ему помощь «в рамках конституционных полномочий президента». Республиканское правительство не собиралось брать на себя таких обязательств, но из этих переговоров извлекло определенную выгоду, попытавшись убедить Израиль согласиться с его политическими позициями.

В апреле Шарет предложил Госсекретарю Джону Фостеру Даллесу следующий вариант: США гарантируют территориальную целостность Израиля и поставляют ему вооружение для уравновешивания поставок в арабские страны. Американцы не сразу отвергли эту инициативу, а выдвинули условия, ограничивающие израильский суверенитет. Поскольку Бен-Гурион являлся горячим сторонником альянса с США (он даже был готов предоставить им израильские военные базы), в течение всего лета велись активные переговоры с целью преодолеть эти препятствия, и только в середине осени от этой мысли пришлось окончательно отказаться.

Неудачные переговоры о заключении договора на поставку вооружения с целью укрепления обороны являются лишь одним из разочарований, которые США доставили Израилю. Даже после того как пресловутый чешско-египетский контракт стал достоянием гласности, Соединенные Штаты упорно отказываются поставлять ему военную технику, поскольку решили приступить к всеобщему урегулированию на Среднем Востоке, где политическая ситуация все больше напоминала пороховую бочку. В своей речи перед Американской ассоциацией внешней политики Даллес раскрывает амбициозный проект, предусматривающий международную ссуду, которая позволила бы Израилю компенсировать убытки палестинским беженцам; финансирование Соединенными Штатами работ по подводу питьевой воды и ирригации земель для стабилизации экономики; заручение американскими гарантиями по договорам о неиспользовании силы с целью изменения существующих границ; и, наконец, содействие американцев в решении пограничных проблем, «поскольку существующие в настоящий момент демаркационные линии никогда не рассматривались как окончательные границы государства». Через несколько недель Моше Шарет выступает перед Кнессетом: «Ни о какой односторонней территориальной уступке не могло быть и речи». Это не мешает британскому премьер-министру Идену, выступая со своей знаменитой речью, предложить израильтянам пойти на довольно серьезные уступки в рамках компромисса между планом раздела 1947 года и демаркационными линиями, обозначенными во время перемирия 1949 года.

Тем не менее США сильно обеспокоены постоянной угрозой проникновения русских на Средний Восток. Госдепартамент и советники президента полагают, что амбиции СССР можно разрушить соглашением между Израилем и Египтом, что повлекло бы за собой аннулирование чешско-египетского контракта и привело бы Египет в западный лагерь. Вот почему в январе 1955 года Эйзенхауэр тайно отправляет на Средний Восток высокопоставленного эмиссара с поручением попытаться примирить израильтян с египтянами.

Личный друг президента Роберт Андерсон выполнял обязанности секретаря при министерствах ВМС и обороны. Заручившись рекомендательными письмами президента к Насеру и Бен-Гуриону, он вылетает в Каир, где в условиях абсолютной секретности встречается с Раисом, затем частным самолетом с промежуточной посадкой в Афинах прибывает в Израиль. Там его визит окружен еще большей тайной: даже члены кабинета не знают ни о его приезде в страну, ни о встрече с премьер-министром.

Андерсон пересказывает содержание своей беседы с Насером, который заверил его в своем стремлении к миру, но для начала переговоров выставил два предварительных условия: урегулирование проблемы беженцев и соглашение по территориальным вопросам. Он просит или предоставить беженцам «свободу выбора» между компенсацией убытков и последующим возвратом на их земли, или территориальный коридор между Египтом и Иорданией, что подразумевает передачу Израилем части Негева арабам. Бен-Гурион не верит в искренность Насера как поборника мира и отказывается идти на любые территориальные уступки. Что касается беженцев, то он полагает, что «свобода выбора» вызовет «нашествие пятой колонны, которая разрушит государство Израиль изнутри». Однако он поручает Андерсону организовать тайную встречу Насера с ним самим или с Шаретом: «Если Насер лично будет участвовать в этом и если проблема будет рассмотрена во всей своей полноте И целостности, то решить вопрос о мире можно было бы в течение десяти дней». Он предлагает провести встречу в Каире, где легче обеспечить ее секретность. Американец настроен скептически: «У вас здесь все так быстро меняется, — осторожно говорит он, — что вам, конечно, виднее».

Андерсон прав. Когда 25 января он сообщает Насеру о своих беседах с израильтянами, египетский лидер сразу же начинает уклоняться от разговора и, наконец, признается, что опасается встречи тет-а-тет с Бен-Гурионом или другим израильским руководителем, поскольку «не хочет, чтобы его постигла участь Абдаллаха». Его позиция по основным вопросам остается неизменной.

Андерсон вновь через Афины возвращается в Израиль и 31 января передает ответ Насера Бен-Гуриону и Шарету. Преодолевая разочарование, Старик принимает примирительный тон и предлагает прекратить военные действия в секторе Газа, закрепив их прямыми контактами между командующими. Он снова торопит Андерсона организовать встречу на самом высоком уровне и обещает, что если ему удастся встретиться с Раисом, он предложит ему «что-то такое, о чем он и не мечтает. Что-то очень важное». Шарет, со своей стороны, высказывает желание добиться соглашения с Иорданией по разделению суверенитета в Иерусалиме.

Вернувшись в Вашингтон, Андерсон представляет президенту отчет о командировке. Он привез записку от Бен-Гуриона, в которой тот выражает разочарование отказом Насера вести прямые переговоры и, ссылаясь на чешский контракт, повторяет просьбу о поставке вооружения в целях укрепления обороны. Эйзенхауэр признает, что «как вы и предполагали, встречи, проведенные моим эмиссаром на Среднем Востоке, не продвинули вперед решение стоящих перед нами проблем», и уклоняется от обсуждения вопроса о поставках вооружения.

Когда Андерсон возвращается в Каир для проведения «второго раунда», Насер проявляет еще большую непреклонность: он категорически отказывается от любых прямых контактов с Израилем, занимает еще более непримиримую позицию по другим вопросам и требует обязательного выполнения двух выдвинутых им ранее предварительных условий — «свобода выбора» беженцам и территориальные уступки — до начала любых переговоров. В Иерусалиме посредник встречается с Бен-Гурионом. Признав свою миссию неудавшейся, он добавляет: «Господин премьер-министр, я сделал все, что мог… Я никогда не видел его столь непоколебимым, каким он проявил себя в вопросе о прямых контактах, и никаких гарантий встречи в обозримом будущем дать не могу». Единственное пожелание Андерсона — продолжать выполнять обязанности посредника между двумя правительствами.

Шарет и Бен-Гурион горько разочарованы провалом попытки сближения с Египтом, тем более, что за два дня до приезда Андерсона им стало известно, что Эйзенхауэр отклонил их просьбу о поставке военной техники. Бен-Гурион вновь возвращается к этому вопросу при посредничестве Андерсона и пишет в адресованной ему записке: «Предположим, что после того как вы вручили свой отчет, мы не получили никакого ответа или отрицательный ответ. В этом случае у нас будет только одна обязанность — сохранение собственной безопасности. Ничто другое не будет нас интересовать». В этих словах содержится зародыш превентивной войны, которую Израиль начнет с Египтом.

По правде говоря, именно неумение американской дипломатии предвидеть возможные последствия подтолкнуло еврейское государство развязать военный конфликт, которого Бен-Гурион старался избежать.

Несомненно, что Соединенные Штаты несут ответственность за обострение ситуации на Среднем Востоке весной 1956 года.

С приходом весны в небе над Средним Востоком вновь скапливаются грозовые тучи. Три участка израильской границы полыхают огнем. На севере снаряды сирийцев обрушиваются на рыбацкие лодки и сторожевые катера, курсирующие по Тивериадскому озеру. На восточной границе напряженность возрастает из-за беспорядков в Иордании, где набирают силу пронасеровские элементы. И, наконец, египетские войска ведут непрекращающийся обстрел сектора Газа. В начале марта египтяне сосредоточивают войска на севере Синая и увеличивают число инцидентов на границе. Затем они развязывают артиллерийскую дуэль через границу сектора Газа, в результате чего несут жестокие потери. Стремясь отомстить за поражение, они вновь засылают на израильскую территорию отряд смертников, который сеет разруху и смерть. Война с Египтом может разразиться в любой момент, и Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд на встречах с Бен-Гурионом и Насером отчаянно пытается не допустить начала военных действий.

Этот период является одним из самых трудных в карьере Бен-Гуриона. С одной стороны, он не может рассчитывать на решения кабинета, большинство министров которого поддерживают своего коллегу из МИДа, противника решительных действий; с другой стороны, он должен сдерживать воинственно настроенного начальника главного штаба Моше Даяна, который стремится развязать превентивную войну пока не поздно. Однако слабый лучик надежды пробивает густые тучи в небе над Израилем именно в тот момент, когда инциденты на границе с Египтом приобретают все более серьезный характер: на военный аэродром садятся двенадцать самолетов «Mystere-IV». Открывается новый — который вскоре станет главным — источник поставок вооружения: это Франция.

Основные шаги, предпринятые Израилем с целью получения французского вооружения, были предприняты в начале 1955 года вскоре после возвращения Бен-Гуриона в министерство обороны. С этого момента и до 1 апреля 1956 года, когда первые французские самолеты приземлились в Израиле, генеральный директор министерства обороны Шимон Перес вел активную кампанию в правительственных кругах Франции и закладывал основы плодотворного сотрудничества между двумя государствами. Дважды правительство Эдгара Фора обещало поставить широкий ассортимент военной техники — от легких бронетранспортеров и пушек до реактивных истребителей, но ни одна единица боевой техники в Израиль не пришла. Как бы то ни было, в конце ноября 1955 года кабинет Фора был свергнут и в результате всеобщих выборов, состоявшихся в январе 1956 года, Ги Молле было поручено сформировать новое правительство. Его приход к власти знаменует кардинальный поворот во франко-израильских отношениях.

Две главные партии, формирующие коалиционное правительство Ги Молле, поддерживают Израиль, но по разным причинам. Социалисты, в числе которых сам Молле и Кристиан Пино из министерства иностранных дел, испытывают глубокую симпатию не только к Израилю, но и к братской Рабочей партии Израиля. Что касается партии радикалов, во главе которой стоит Бургес-Монури, получивший портфель министра обороны, то она озабочена в основном алжирской проблемой. Большинство выражаемых ею позиций вызваны ненавистью к Насеру, который поддерживает восстание Фронта национального освобождения (ФНО), являясь его главным поставщиком оружия. Теперь Израиль имеет дело с правительством, настроенным помогать ему больше, чем все предшествующие. Поставка «Mystere» становится первым конкретным проявлением нового политического духа.

В феврале и марте ширятся контакты между министерствами обороны обеих стран. Когда Шимон Перес приезжает в Париж для проведения серии встреч с французским коллегой, обе стороны подумывают об установлении прямых отношений между двумя министерствами и армиями, что позволило бы игнорировать министерства иностранных дел и той, и другой страны. 23 апреля они подписывают соглашение о поставке еще двенадцати «Mystere-IV». Второй решающий шаг к узкому сотрудничеству между двумя странами сделан месяц спустя, когда Перес представляет Бен-Гуриону честолюбивый план: заключить с Францией секретный договор, направленный против Насера. Получив одобрение Старика, Перес немедленно возвращается в Париж, где вновь встречается с Бургес-Монури и предлагает ему организовать массовые поставки военной техники и подготовиться к совместной акции против Египта. Французскому министру предложение нравится, и оба решают еще раз тайно встретиться во Франции через несколько дней. Завязывая прямые контакты с иностранным правительством, министерство обороны предприняло смелую инициативу, способную только обострить напряженность между Бен-Гурионом и его министром иностранных дел Шаретом, который не знает содержания бесед Переса с Бургес-Монури и не подозревает об их решении действовать в обход МИДа. Он даже считает, что ответные военные удары израильтян на участившиеся египетские провокации могли бы повредить добрым взаимоотношениям с Францией. Он опирается на факты: так, вследствие кровавых стычек на границе сектора Газа французский министр иностранных дел отменяет поездку в Израиль, что повергает Шарета в полное отчаяние. Бен-Гурион отстаивает проведение жесткой политики по отношению к арабам, поскольку знает, что будущее франко-израильского сотрудничества зависит от желания Израиля в случае неудачи начать войну в Египте. Он знает, кабинет в конце концов будет вынужден выбирать между политикой Шарета и его собственной. Его престиж и авторитет огромны, но даже он не может просто встать и потребовать увольнения Шарета. Не имея возможности выступить против него, Бен-Гурион решает применить косвенный метод, используя в качестве предлога необходимость «обновить партию».

В мае 1956 года группа партийных руководителей собирается у него дома в Иерусалиме для обсуждения вопроса о выборах нового генерального секретаря Рабочей партии Израиля. Все считают, что на этот пост следует выставить только одну кандидатуру — кого-нибудь из самых известных членов партии. Предлагают многих, но тут Шарет «в шутку» говорит: «Ну что ж! Тогда, может быть, я стану генеральным секретарем партии». «Все засмеялись, — вспоминает Голда Меир, — кроме Бен-Гуриона, который ухватился за шутку Шарета».

«Превосходно! — вскричал он, — какая блестящая мысль! Рабочая партия Израиля спасена!» Хотя эта идея застает его товарищей врасплох, она потихоньку крепнет и в конце концов они приходят к выводу, что это, возможно, наилучшее решение проблемы. Через один-два дня Старик спрашивает Голду Меир:

— Разве плохо, если Моше станет генеральным секретарем партии?

— А кто будет министром иностранных дел? — вопросом на вопрос отвечает она.

— Ты, — спокойно говорит Старик.

У Голды Меир перехватывает дыхание. Она пытается его разубедить, объяснить, почему Это невозможно, но он не уступает. «Вот и отлично», — говорит он тоном, не допускающим возражений.

Во второй половине дня 2 июня два партийных деятеля — Пинхас Сапир и Залман Аран — отправляются к Шарету. При виде их он «взрывается от гнева». По мнению Сапира, «он знал, что это конец» и закричал: «Я знаю, зачем вы пришли! Вы явились, чтобы убить меня! Я согласен». Узнав о результатах этого демарша, Бен-Гурион ускоряет осуществление своего плана.

Отъезд Шарета даст возможность осуществить одно из самых секретных — и самых роковых — решений в истории государства Израиль: заключить союз с Францией. 19 июня 1956 года министр иностранных дел уходит в отставку. Дальше события развиваются стремительно. Через три дня, в ночь на 22 июня, французский военный самолет с Моше Даяном, Шимоном Пересом и начальником спецслужб Иехошуа Гаркави на борту взлетает с аэродрома, расположенного в северной части Тель-Авива. На маленьком аэродроме под Парижем их скромно встречают представители французской армии и шеф канцелярии министра национальной обороны полковник Луи Манжан, который привозит гостей прямо в замок, где должно состояться секретное совещание. Там к ним присоединяются генералы высшего командования Франции, среди которых Шалль и Лаво, а также представители служб разведки и контрразведки. Обе делегации обсуждают, как обуздать Насера и даже способы его свержения. Было решено начать немедленные массовые поставки французского оружия в Израиль, обменяться сведениями в рамках тесного взаимного сотрудничества обеих спецслужб и рассмотреть планы военных операций вплоть до открытой войны.

Согласовав все эти вопросы, израильская делегация представляет перечень военной техники, которую хотела бы получить: 200 танков АМХ, 72 истребителя «Mystere-IV», 40 000 штук 75-миллиметровых снарядов, 10 000 противотанковых ракет. Для израильтян это астрономические цифры, но французы и глазом не моргнули. Было решено, что перечисленное вооружение будет поставлено в Израиль в обстановке полной секретности, и французская делегация обещает сделать все необходимое в течение ближайших месяцев. Стоимость поставки оценена в 80 миллионов долларов.

25 июня довольные переговорами делегаты возвращаются домой. Бен-Гурион шепчет: «Конечно, это опасная авантюра, но что делать? У нас вся жизнь такая». Кабинет остается в полном неведении, и о переговорах знают только новый министр иностранных дел Голда Меир и министр финансов Леви Эшколь, которому предстоит собрать необходимые деньги для оплаты вооружения.

Весь июль Бен-Гурион проводит в напряжении, ожидая получения военной техники, к которому тщательно готовится. Первое судно приходит в ночь с 24 на 25 июля и немедленно разгружается в обстановке полной секретности. Эта ночь навсегда останется в памяти многих людей, знающих о содержании груза. Но другие запомнят эту ночь по совершенно другой причине: 26 июля 1956 года, через два дня после прибытия в Израиль первой партии французской военной техники, Насер провозглашает национализацию Суэцкого канала. Похоже, что на этот раз вспыльчивый полковник зашел слишком далеко. И вновь волна возмущения прокатывается по западным столицам. Лондон и Париж обсуждают принятие политических и военных мер, армия и флот обеих стран находятся в полной боевой готовности. В зале совещаний британской армии в Лондоне офицеры французского генерального штаба разрабатывают план сентябрьской совместной интервенции в Каир и Александрию.

Поскольку США настойчиво возражают против применения силы на Среднем Востоке, Даллес призывает Париж и Лондон проявить благоразумие. Через несколько дней, уступая давлению, Франция и Великобритания приостанавливают подготовку к немедленному вторжению в Египет. По наущению Госсекретаря международная конференция, собравшаяся в Лондоне 16 августа, одобряет план Даллеса по созданию международной организации управления каналом. Однако когда 9 сентября австралийский премьер-министр Роберт Мензис прибывает в Каир, чтобы сообщить Насеру о решениях конференции, тот их отвергает. Ничуть не обескураженный Фостер Даллес созывает 19 сентября в Лондоне вторую конференцию, которая учреждает нечто вроде «Клуба пользователей Суэцким каналом», в чьи обязанности войдут контроль за его эксплуатацией и сбор пошлин. Но этот проект оказывается мертворожденным: как только Даллес заявляет, что США не намерены применять силу для прохода морских конвоев через Суэц, страхи Насера перед иностранной интервенцией исчезают и его позиция становится еще более непримиримой. Отчаявшись, Франция и Великобритания обращаются в Совет Безопасности ООН.

Даллес действительно убежден, что достиг своей главной цели: предупредить развязывание конфликта с тем, чтобы выиграть время, дать улечься страстям и поубавить воинственный пыл англичан. Что касается последних, то он, возможно, был прав, но зато Франция решает не упустить возможность избавиться от Насера. Ее правительство потеряло всякую надежду получить поддержку США и понимает, что Великобритания, находясь под давлением американцев, начинает увиливать. А это значит, что для успешной интервенции в Египет остается одно — повернуться лицом к Израилю.

До этого времени Бен-Гурион с большой осторожностью относился к перспективе совместных военных действий с западными державами. 2 августа, в ответ на сообщение Даяна, что «французы требуют детального описания наших портов и аэродромов», он заявил, что «если французам нужны эти сведения, наш долг предоставить их без колебаний; и вообще мы должны относиться к ним, как к братьям». В то же время он старался успокоить собеседника, предупреждая его, что без поддержки США Иден не предпримет ничего против Египта: «Нет никаких шансов за то, что этот негодяй Даллес поддержит какую-нибудь смелую акцию, направленную против арабов или русских».

В начале сентября французы всерьез задумываются о привлечении Израиля к военным действиям через неделю после начала операции. После обсуждения этой темы с Абелем Тома и Луи Манжаном начальник отдела закупок оборонного ведомства в Париже телеграфирует об этом в Тель-Авив. Бен-Гурион приказывает немедленно ответить, что Израиль готов к сотрудничеству. 18 сентября Шимон Перес выезжает в Париж якобы для обсуждения вопроса о закупке вооружения, но в действительности он намерен воспользоваться случаем и заинтересовать французское руководство проведением совместных боевых действий против Египта. Бургес-Монури высказывает ему свои сомнения в решительности Великобритании и дает понять, что было бы неплохо обсудить вопрос о совместной франко-израильской акции. Перес телеграммой передает краткое содержание беседы Старику, который, выражаясь дипломатическим языком, поощряет его к продолжению переговоров. Перес сразу же сообщает французскому министру о реакции Бен-Гуриона. На следующий день Бургес-Монури проводит консультативное совещание главных членов своего кабинета, которые одобряют идею совместных с Израилем боевых действий против Насера.

После возвращения Переса Бен-Гурион записывает в дневник основные положения его отчета, в том числе желание французов принять у себя «делегацию из трех человек, из которых как минимум один министр, которая выехала бы в субботу для обсуждения с Ги Молле, Пино и Бургес-Монури вопросов о сотрудничестве на равных условиях».

По окончании заседания кабинета Бен-Гурион приглашает к себе нескольких министров и сообщает им о предложениях французов. Многие опасаются единого вторжения арабских стран и участия в этом «добровольцев» из коммунистических стран.

«По моему мнению, — замечает Бен-Гурион, — это был наш первый шанс найти союзника… Все эти опасения реальны, но они будут еще более реальны, если мы окажемся одни перед Насером и он попытается нас уничтожить. Однако мы вступим в это сотрудничество только при выполнении некоторых условий:

1) чтобы Франция знала заранее о наших проблемах с авиацией и бронетехникой;

2) чтобы Великобритания действительно поддержала Францию и чтобы США об этом знали;

3) чтобы мы получили побережье Тиранского пролива…

Так рождается наш первый серьезный альянс с западной державой, и при любых обстоятельствах мы не должны от него отказаться».

Вскоре высокопоставленная делегация — Голда Меир, министр иностранных дел; Моше Кармель, министр транспорта; Моше Даян, начальник генерального штаба; Шимон Перес, генеральный директор министерства обороны — выезжает во Францию. Ее встречают Пино и Бургес-Монури со своими сотрудниками. Затем к ним присоединятся начальник генерального штаба генерал армии Эли и другие высшие офицеры. Конференция начинается докладом Пино о политической обстановке. Франция считает, говорит он, что боевые действия против Египта следует начать в середине октября, в момент, когда участие в собственных перевыборах помешает Эйзенхауэру отреагировать должным образом; в то же время Франция опасается, как бы Великобритания не отказалась от участия в операции. Есть два способа ее испытать: или Израиль сражается один, но при военной поддержке Франции, или обе страны начинают согласованное наступление.

Голда Меир излагает израильскую точку зрения: еврейское государство настроено на совместные действия с Францией, но хотело бы получить гарантии относительно позиции Великобритании. Желательно быть уверенным, что англичане не нападут на Израиль (в силу англо-иорданского соглашения), если бои распространятся до границы с хашимитским королевством. Израиль также хотел бы знать, что думает Франция о реакции СССР и США. Франция не верит в возможное вмешательство СССР и полагает, что США тоже займут пассивную позицию, отвечает Пино, «но французы не советуют Франции или Израилю обсуждать этот вопрос [с американцами]».

Это замечание Пино знаменует рождение идеи, которая будет постепенно материализоваться и через несколько недель станет основой и стержнем франко-израильского плана, то есть нападение Израиля на Египет станет подтверждением военного вмешательства Франции и Великобритании (или только Франции) с целью защиты канала. Пино добавляет, что если бы Великобритания была убеждена, что на первом этапе операции Израиль действует в одиночку, «это бы увеличило шансы добиться положительного решения британского кабинета».

В ответ на это израильтяне заявляют, что будут участвовать исключительно в совместной согласованной операции при одномоментном начале действий сторон. Первый обмен мнениями позволяет Даяну сделать вывод, что прижатые к стенке французы ничего не сделают без англичан: «Мы почувствовали, как прав был Бен-Гурион, сказав, что если Великобритания откажется, то Франция последует ее примеру».

Проходившие во второй половине дня беседы посвящены военным аспектам предстоящей операции и вопросу о том, как Израиль мог бы заменить Великобританию в качестве союзника Франции. Кажется необходимым провести еще одно совещание, но уже при участии начальников генеральных штабов армий, чтобы обсудить план кампании, а пока группа французских офицеров посетит воинские части и ознакомится с состоянием военных баз. На следующий день во время совещания с генералом Эли Моше Даян предлагает распределить зоны боевых действий: Израиль будет действовать на территории Синая до восточной части Суэцкого канала, а Франция — в зоне самого канала.

Во время частной беседы с Ги Молле, состоявшейся после конференции, Голда Меир подчеркивает, что израильское правительство еще не высказало своего мнения; в то же время Моше Даян и генерал Эли договариваются начать боевые действия против Египта 20 октября на случай, если дебаты в Совете Безопасности продлятся до 12-го, а решение, соответственно, будет принято не раньше 15 октября, что позволит израильской армии мобилизовать своих резервистов к указанной дате.

Ночью 1 октября вместе с французской военной миссией израильская делегация возвращается в Тель-Авив и сразу же представляет отчет Бен-Гуриону. Старик не выражает большого энтузиазма и на следующий день формулирует свою точку зрения: «Мои выводы неблагоприятны… и основаны на предположении, что англичане участвовать в этом не будут и не позволят французам использовать военные базы на Кипре». Свои возражения он намерен обсудить с генералом Шалле, одним из руководителей французской миссии, и подтвердить их в письме к Ги Молле, но сперва излагает их Голде Меир и Моше Даяну. Начальник главного штаба не разделяет эту точку зрения и просит Старика не высказывать французам своих возражений. «На этом этапе достаточно малого, чтобы подорвать решимость Франции воевать с Насером, и укрепить ее потом будет невозможно». Больше всего Старик опасается бомбардировок израильских городов египетской авиацией, но Даян считает, что его страхи преувеличены. В резком тоне он настаивает, чтобы Бен-Гурион не сказал Шалле ничего, что могло бы его обескуражить. «Еще три месяца назад мы могли только мечтать, чтобы Франция присоединилась к нам для проведения военной операции против Египта, а теперь, когда эта мечта стала явью, мы намерены отступить». Он доверительно сообщает, что ее премьер-министр не очень верит в силу израильской армии, и он опасается, как бы его страхи не сорвали переговоры. Он даже не удосужился собрать главный штаб и сообщить ему о планируемой операции.