Глава 9 Преждевременная война

Глава 9

Преждевременная война

Убежденный, что палестинские арабы вместе с войсками соседних арабских стран нападут на еврейское государство сразу же после его создания, Бен-Гурион готовится к возможной войне. Пока сионистский мир ждет окончания британских полномочий в Палестине, он живет в предчувствии кризиса, который вот-вот разразится. Только после опубликования отчета Комиссии ООН его коллеги стали воспринимать всерьез сделанные им ранее предостережения.

Его просьба о возложении на него обязанностей по проблеме обороны, направленная Исполнительному комитету «Еврейского агентства», вызвала массу ироничных комментариев. Как сможет этот зрелый политик, не имеющий военных знаний, в один день превратиться в стратега? Те, кто сомневался в способностях Старика, надеялись на его удивительное умение сосредоточиваться. После конгресса в Базеле он посвятил себя исключительно изучению военных вопросов. В кабинете своего дома в Тель-Авиве ежедневно происходило то, что посетители называли «семинаром Б.-Г.». Открывая утром свой дневник, он начинал опрашивать офицеров «Хаганы». Желая знать все — от количества людей, которые они смогут собрать, до численности оружия и боеприпасов, спрятанных в тайниках, — он время от времени выходил из кабинета и посещал воинские соединения «Хаганы», инспектировал оружейные склады. Когда он бывал один, то погружался в чтение трудов по воинскому искусству, изучал инструкции и документацию «Хаганы».

«Хагана» слыла крупномасштабной, мощной, прекрасно вооруженной тайной организацией. По данным британских спецслужб, в 1943 году численность «Хаганы» колебалась от 80 тысяч до 100 тысяч человек. В действительности дело обстояло несколько иначе, в начале мая 1947 года боевые соединения «Хаганы», включая 9500 подростков из молодежного корпуса «Гадна», насчитывали только 45 337 мужчин и женщин. Но и эта цифра обманчива, так как только ударная бригада «Пальмах», состоявшая из 2200 бойцов, была готова к войне. Большинство других формирований «Хаганы» прошли лишь общую подготовку и не могли считаться боеспособными. Даже «Пальмах» никогда не проводил учений на уровне батальона.

Больше всего тревожила нехватка вооружения. На 12 апреля 1947 года весь арсенал «Хаганы» насчитывал 10 073 винтовки разных моделей; 1900 автоматов, большей частью плохого качества; 444 легких пулемета; 186 пулеметов среднего калибра; 672 единицы 2-дюймовых минометов; 96 единиц 3-дюймовых минометов; 93 738 ручных гранат и 4 896 303 патрона. Ни одного тяжелого пулемета, ни одного танка, ни одной пушки и, конечно, ни одного боевого самолета или корабля. Бен-Гурион выявляет еще одно упущение: все планы боевых действий основаны на предположении, что самой большой угрозой еврейской общине Палестины явится восстание арабского населения. Никто из руководителей «Хаганы» не рассматривал всерьез различные способы защиты от действий регулярной арабской армии и, кроме того, ни люди, ни вооружение не были готовы к отражению нападения такого масштаба.

Вот что больше всего тревожит Бен-Гуриона, когда он начинает проводить свои «семинары»; он пытается выяснить, способна ли «Хагана» превратиться в регулярную армию. Получив отрицательный ответ, он консультируется с несколькими бойцами, прошедшими настоящую военную подготовку и имеющими опыт боевых действий: это те, кто сражался в рядах британской армии и еврейской бригады. После этого Старик попадает в настоящее осиное гнездо.

«В «Хаганы», — пишет он в дневнике, — я увидел два клана: клан самой «Хаганы» и клан армейский, которые ни в чем не доверяли друг другу». В «армейском клане» почти полностью отсутствуют высшие чины «Хаганы». Многие члены этого образования, которые остались в Палестине во время войны, проявляют холодность, а иногда даже враждебность к тем, кто служил в британской армии. Старые члены партии «Хаганы» смеются над их воинской дисциплиной и их идеями об образовании, структуре и вооружении, которые подходят для регулярной армии, а не для партизанских действий. Ветераны второй мировой войны хотят поделиться своим опытом, но зачастую находятся под командованием офицеров, чьи военные познания оставляют желать лучшего.

В конце мая 1947 года по просьбе Бен-Гуриона руководители «Хаганы» излагают ему свой план отражения нападения арабов:

«Необходимы две различные силы: 1) оборонительная из 15 000 человек, состоящая из гарнизонов и 9 батальонов (по 700 бойцов в каждом) для мобильной обороны, общей численностью 21 300 человек; 2) атакующая или наступательная, состоящая из небольших бригад по 2000 человек, и 6 батальонов штурмовиков из 4500 бойцов, общей численностью 34 500 солдат».

Бен-Гурион поздравляет себя с созданием трех различных боевых соединений — оборонительного, наступательного и штурмового, но подвергает резкой критике другие стороны плана:

«В виду отсутствия тяжелого вооружения они предлагали заменить его сейчас на легкое: ружья, автоматы, ручные гранаты и пулеметы… Я считал необходимым срочно закупить тяжелое вооружение: танки, автомобили с гусеничной тягой, пушки и тяжелые минометы для наземных сухопутных войск; самолеты для военно-воздушных сил; сторожевые торпедоносцы и другие суда для ВМФ. Я с удивлением констатировал, что многие руководители «Хаганы» не осознают необходимости тяжелого вооружения».

Разочарованный, он интересуется мнением тех, кто, по его убеждению, уже имеет боевой опыт, — двух бывших офицеров еврейской бригады и просит их составить план формирования регулярной армии.

«Бен-Гурион посвятил меня в свой тайный замысел, — расскажет потом Хаим Ласков, — и спросил, что надо делать и в каком порядке… Я представил ему свой план. Нам были нужны 12 больших бригад, авиация, танковая армия, артиллерия и столько-то винтовок, горючего и боеприпасов».

Исходя из вопиющих различий между двумя представленными планами и все более крепнущего собственного убеждения в том, что только бывшие офицеры регулярной армии могут подготовить «Хагану» к выполнению возложенной на нее задачи, Бен-Гурион решил довериться ветеранам еврейской бригады. Предвидя возможное недовольство, которое подобное решение могло бы вызвать в верховном командовании и в политических кругах, он отказался от идеи поставить во главе «Хаганы» офицеров, служивших в британской армии.

В декабре 1946 года во время сионистского конгресса в Базеле он уже несколько раз встречался и беседовал с Лаковом Дори, ветераном Еврейского легиона и одним из основателей «Хаганы», а также с Исраэлем Галили. Галили входил в состав руководителей «фракции В», превратившейся после раскола в «Единство труда», что в глазах Бен-Гуриона являлось большой помехой. Однако Бен-Гурион знал о его талантах, которые позволили ему быстро подняться по ступеням воинской иерархии и получить в «Хагане» должность старшего офицера.

Весной 1947 года Бен-Гурион приступает к фундаментальным изменениям в командовании «Хаганы»; он начинает с того, что вынуждает уйти в отставку Зеева Шефера — руководителя национального командования, структуры, находящейся в подчинении «Еврейского агентства», на его место назначает Галили, а Дори становится главнокомандующим. Затем, в течение лета, он несколько раз приглашает к себе бывшего руководителя операций Игаэля Ядина — тридцатилетнего студента-археолога, хорошо знающего всю систему «Хаганы», и восстанавливает его в должности, которую тот занимал в национальном командовании.

Он понимает, что, даже приложив все силы, ему не удастся убедить сионистское движение, еврейскую общину Палестины и даже «Хагану» в том, что им угрожает опасность. Шепотом поговаривают, что все предупреждения объясняются только его бредовым воображением. На собрании, проходящем при закрытых дверях, руководители «Хаганы» выражают озабоченность только личным или легким оружием. Бен-Гурион внимательно их слушает и вдруг спрашивает: «А что с пушками? А с самолетами?». В зале наступает тишина, офицеры обмениваются недоуменными взглядами и некоторые с трудом сдерживают смех. «Он что, спятил? — шепчет кто-то. — Мы говорим об автоматах и винтовках, а он мечтает о пушках и самолетах!» Но Бен-Гурион продолжает:

«Будет война. Арабские страны объединятся и…выступят несколькими фронтами. Речь пойдет не о битвах отделений или взводов. Главное — это поставить на ноги современную армию и подумать о ее нуждах».

Сами арабы подтверждают его пессимистические предвидения. До вынесения на голосование в ООН вопроса о разделе Палестины, Политический комитет Лиги Арабских государств решил использовать все свои политические и военные ресурсы для воспрепятствования рекомендациям Комиссии по расследованию. Гром транслируемых по радио заявлений и статей политических и военных руководителей, твердящих о неизбежности войны с евреями, разносится над столицами арабских государств. В этой наполненной войной атмосфере Бен-Гурион ускоряет приготовления, чтобы достичь двух целей: создать регулярную армию и приобрести тяжелое вооружение. Высшее командование «Хаганы» представляет проект бюджета на сумму в один миллион фунтов стерлингов, что в два раза превышает прошлогоднюю. Взбешенный Бен-Гурион возвращает проект и разрабатывает новый, доведя бюджет до трех миллионов.

Не теряя ни минуты, он высылает средства, предназначенные на покупку вооружения. 30 сентября он поручает своему ассистенту Моне Мардору найти в Европе поставщиков оружия и через три дня решает закупить самолеты, набрать пилотов и военных экспертов за границей. 6 октября он вызывает к себе директора оружейного завода «Таас» и отдает распоряжение немедленно заказать все, что ему понадобится: «Деньги в вашем распоряжении».

В течение октября того же года, богатого решительными действиями, он принимает самое главное решение в войне за независимость: ни одно поселение не будет покинуто, даже те из них, что находятся внутри границ будущего арабского государства. «Хагана» получает приказ рассредоточить войска по всей стране и держать открытыми дороги, ведущие к каждой колонии. Если решения о разделе не устроят сионистское руководство, подчеркивает Бен-Гурион, то оно попытается расширить границы будущего государства. «Мы не будем уточнять территориальные границы [будущего государства]». 7 ноября 1947 года «Хагана» опубликовывает указания по созданию «национальной структуры», закладывая тем самым основы регулярной армии.

Три недели спустя после того как Генеральная Ассамблея ООН проголосовала за раздел Палестины, начинаются первые столкновения. Как только становятся известны результаты голосования, арабское верховное командование обращается с призывом к всеобщей трехдневной забастовке. Все чаще возникают серьезные инциденты. Почти повсюду происходят мелкие стычки между арабами и евреями, вооруженными старыми ружьями. К счастью для евреев, наибольшее смятение царит среди арабов: то там, то тут действуют разрозненные некоординируемые группировки, которые зачастую враждебны друг другу вследствие интриг между их руководством. Главным лидером палестинских арабов становится иерусалимский муфтий Хадж Амин аль-Хусейн, вернувшийся на Средний Восток после второй мировой войны, которую провел на стороне нацистов. Он призывает к созданию в Палестине независимого арабского государства и желает избежать вмешательства регулярных войск из боязни потерять власть после победы. Впрочем, его страхи вполне обоснованны. Со своей стороны, король Трансиордании Абдаллах, который предвидит аннексию принадлежащих его королевству земель в пользу палестинского арабского государства, вовсе не заинтересован в победном выходе муфтия из сложившегося конфликта, в связи с чем отказывает ему в какой-либо помощи. Он даже ведет секретные переговоры с представителями еврейской общины. В самой Палестине арабское население разделяется на сторонников и противников муфтия. Полный хаос отмечается среди вооруженных группировок, которые просачиваются через границу. Более того, муфтий и Фази эль-Кауджи, командующий Арабской освободительной армией, считаются противниками. Однако муфтия поддерживают руководители палестинских вооруженных группировок и батальон добровольцев из египетских «Братьев мусульман», проникший в Негев.

Неоднократно британские войска, по-прежнему оккупирующие страну, вмешиваются в столкновения между евреями и арабами, открыто поддерживая последних. Иногда англичане разоружают членов «Хагана» и выдают разъяренной черни на растерзание; в других случаях конфискуют несколько единиц оружия у евреев, сопровождающих конвой, тем самым позволяя арабам спокойно продолжать свои действия. Эта предвзятость с кровавыми последствиями и отказ предоставить евреям порт в соответствии с резолюцией ООН вызывают гнев со стороны еврейской общины. Тридцатилетнее правление англичан постыдно заканчивается тем, что Черчилль называет «грязной войной» Бевина против палестинских евреев.

В ноябре 1947 года после голосования ООН Бен-Гурион вызывает к себе Иехошуа Ариэли. Родившийся в Вене тридцать лет назад, Ариэли является членом киббуца «Неот Мордехай». Во время второй мировой войны и после нее он был самым выдающимся тайным эмиссаром «Хагана» и нелегальной иммиграционной организации, действующей в Европе. Старик многозначительно смотрит на него и говорит: «Нам следует изменить свою тактику», затем объясняет, что ввиду сложившихся обстоятельств ввезенного вооружения явно не хватает. Он достает из кармана помятый листок с перечнем вооружения, которое он хочет немедленно приобрести: «10 000 винтовок, 2 500 000 патронов, 500 автоматов и 100 пулеметов». С этим листком Ариэли вылетает в Женеву, а оттуда в Париж. В столице Франции он вроде бы случайно встречается с эмиссаром чешского правительства, который предлагает ему отправиться в Прагу для закупки оружия. В результате длительных переговоров с Чехословакией подписывается первый контракт на покупку 4500 винтовок, 200 автоматов и 5 000 000 патронов. Теоретически соглашение заключено между Чехословакией и Эфиопией, правительственным бланком которой до 1945 года неоднократно пользовался Ариэли для решения вопросов, связанных с деятельностью «Хаганы» и сетью нелегальной иммиграции. Чешское правительство знает, что истинным получателем оружия является еврейская община в Палестине, и решение пойти на подобную сделку, несомненно, было принято после согласования с Москвой. Кроме того, после «пражского переворота» в феврале 1948 года, приведшего к власти коммунистов, количество вооружения, поставляемого Чехословакией в Палестину, резко возрастет и кроме перечисленного будет включать в себя тяжелые пулеметы и даже самолеты. До мая 1948 года Ариэли закупает 24 500 винтовок, более 5000 легких пулеметов, 200 средних пулеметов, 54 миллиона патронов и 25 «Мессершмиттов», отобранных в конце войны у немцев.

Из-за строгого надзора британских властей большая часть этого вооружения попадет в Палестину только после провозглашения независимости. В ожидании лучших дней «Хагана» вынуждена довольствоваться тем смехотворным оружием, которым располагала, или что-то придумывать. Чтобы обеспечить себя разными видами оружия, Бен-Гурион подключает многих: он заставляет наладить выпуск огнеметов, приказывает изготовить бронированные стекла, требует представить детальное описание состава взрывчатых веществ и секретного оружия. Нередко подчиненные начинают тревожиться размахом его требований: однажды он просит Пинхаса Сапира достать ему то, чем бронируют машины. «Мне что, заказать 200 000 тонн стали?» — спрашивает Сапир, на что получает ответ: «Закажите 500». — «Но «Хагане» нужны 300 бронемашин!» — протестует Сапир. — «А по-моему, не меньше 1000», — отвечает Бен-Гурион.

Заказы такого уровня, инвестиции в национальное производство и развитие армии требуют баснословных сумм, а касса пуста. Тогда Бен-Гурион решает вылететь в США и собрать с членов американской еврейской общины от 25 до 30 миллионов долларов. Однако к его большому удивлению, коллеги противятся его отъезду. Голда Меир предлагает вылететь в США вместо него. «Я не смогу заменить вас здесь, — говорит она, — но с успехом сделаю то, что вы собирались осуществить в Америке». Старик не желает ничего слышать: «Вы мне нужны здесь». В отсутствие Шарета, который проводит сионистскую кампанию в ООН в Нью-Йорке, Голда Меир возглавляет политический отдел «Еврейского агентства» в Иерусалиме. «В таком случае, — настаивает Голда Меир, — вынесем вопрос на голосование». Предложение Меир проходит большинством голосов, и она тут же садится в самолет, имея в кармане 10 долларов! Через несколько дней после приезда в США она выступает с импровизированной речью перед евреями Чикаго и буквально наэлектризовывает аудиторию. За два месяца ей удается объездить всю страну и собрать деньги на то, что Бен-Гурион называет «Железным призывом». Она возвращается в Палестину с 50 миллионами долларов, то есть с суммой, в два раза превышающей ту, на которую рассчитывал Бен-Гурион, встретивший ее словами: «Однажды, когда будет писаться история, скажут, что была одна еврейская женщина, которая получила деньги, необходимые для создания государства».

Прошедшие зимой 1947–1948 года военные поражения обескураживают еврейскую общину, которая осуществляет чудовищной силы взрывы в штаб-квартирах «Еврейского агентства» в центре Иерусалима и Хайфы, повлекшие за собой гибель десятков людей. В это же время арабы поняли, что их стратегия нуждается в пересмотре. Раньше они нападали на пригороды и стоящие на отшибе поселения, причиняя врагу незначительные потери, но всякий раз были отброшены и вынуждены отступить во избежание резни. Теперь они нашли слабую точку еврейской общины: пути сообщения. Вот почему в январе и феврале они концентрируют нападения на конвои, движущиеся из центра страны в Иерусалим, Негев и Галилею. В марте «дорожная война» вступает в решительную фазу. Евреи, не имеющие эффективной тактики борьбы с преследователями, начинают проводить конвой в сопровождении «вооруженных» охранников, то есть людей, имеющих револьверы или автоматы, спрятанные под женской одеждой. Но эти средства защиты оказываются недостаточными при столкновении с вооруженной до зубов группировкой, забаррикадировавшей путь. «Хагана» пытается противостоять разными способами: часто менять маршрут и расписание движения конвоев, вести их обходными дорогами, обшивать транспорт стальными листами, разрушать баррикады специально переоборудованными для этого грузовиками. Однако и арабы меняют тактику и применяют мины с дистанционным управлением, устраивают засады, берут под контроль коммуникации, рассеиваясь вдоль всего пути. Только за одну неделю марта 1948 года в разных регионах страны погибло более 100 еврейских бойцов. Большинство конвоев с продовольствием попадают в засаду и гибнут, что приводит к изоляции Негева, Иерусалима, Эциона и части Галилеи.

В это же самое время еврейская община получает серьезный удар с неожиданной стороны. 13 февраля Моше Шарет высылает Бен-Гуриону свой отчет, полный пессимизма: «Американцы готовы резко изменить позицию». В беседе с еврейскими руководителями госсекретарь Джордж Маршалл выразил мнение, что принятый принцип разделения был «ошибочным». «Маршалл разочарован бессилием «Хаганы», — добавляет Шарет, — поскольку был уверен, что мы разгромим, уничтожим и выгоним арабов». Видя, что арабы категорически не согласны с разделением Палестины, что страна полыхает в огне боев, а ООН неспособна заставить их выполнять принятые решения, американское правительство изображает осторожность. Пентагон, Государственный департамент, Великобритания и нефтяные компании пытаются заставить США не поддерживать разделение или, по крайней мере, добиться того, чтобы Негев был исключен из числа территорий будущего государства.

Кроме того, американское руководство потрясено февральским «пражским переворотом», который увлекает Чехословакию на советскую орбиту. Они опасаются роста проникновения коммунизма в зону влияния Запада, что немедленно повлияет на их политику на Среднем Востоке: принятое ООН решение о разделе Палестины должно быть изменено с целью ограничения влияния СССР в этом регионе.

19 марта сенатор Уоррен Остин, глава американской делегации в ООН, выносит на обсуждение проект резолюции, предусматривающей временную передачу Палестины под опеку ООН для установления мира, а также для того, чтобы дать возможность евреям и арабам прийти к обоюдному соглашению. Принятие этого проекта резолюции означало бы отмену решения о разделении страны, а еврейское государство появилось бы на свет мертворожденным. Бен-Гурион реагирует резко:

«Предложение американцев наносит больший вред ООН, а не нам… Это капитуляция перед терроризмом арабских группировок, которые не только получают оружие от «Форин оффиса», но и проникают в страну под их прикрытием… На самом деле создание еврейского государства не зависит от резолюции ООН от 29 ноября, хотя она и имеет большое нравственное и политическое значение, но мы вправе реализовать это решение силой. Только своими собственными силами мы создадим государство… Мы не примем никакой опеки — ни временной, ни постоянной, ни кратковременной. Что бы ни случилось, мы больше не согласимся ни на какую форму иностранного господства».

Но настоящим ответом стали действия. Первое — политическое: речь идет об образовании «Совета тринадцати», своего рода временном правительстве будущего государства. Второе — военное: вернуть инициативу в ведении боевых операций и поменять тип вооружения, положив конец затянувшемуся периоду неудач.

Не сразу верится в то, что он достигнет своей цели. Проект резолюции, предложенный американцами, является худшим из худших, и это дает основания опасаться, как бы пораженческие настроения, затронувшие определенные круги и даже некоторых руководителей, не расползлись как масляное пятно.

«Это самый страшный день с момента начала борьбы, — пишет Бен-Гурион Шарету 28 марта. — Конвой из Эциона все еще в сети баррикад и подвергается безжалостному нападению арабов, а британская армия, которая сегодня направляется на место происшествия, продолжает свои дьявольские игры».

На следующий день конвой, направлявшийся в сторону Иерусалима, попадает в ловушку у Баб-эль-Вада, узкого прохода среди холмов Иудеи, и вынужден перегородить дорогу, тем самым изолировав Иерусалим. Старик полагает, что настало время решающей атаки. Вечером 28 марта он приглашает к себе на совещание всех членов штаба «Хаганы» и сразу же переходит к сути дела: «Итак, что с Иерусалимом?». Игаэль Ядин, руководитель боевых действий, отчитывается: 500 человек готовы к бою, это самое многочисленное формирование «Хаганы». Но Бен-Гурион не удовлетворен. «Сейчас самой насущной задачей является битва за дорогу на Иерусалим… Количество людей, которых готовит Игаэль, явно недостаточно. Это сражение решающее. Падение Иерусалима может стать смертельным ударом для еврейской общины». Он называет цифры, которые его собеседникам кажутся просто нелепыми — 2000 бойцов с 2000 винтовок, — и навязывает военным свою волю: «На этот раз, — заметьте, впервые, — я воспользуюсь своей прерогативой и приказываю: через два дня, на заре, вы сконцентрируете на исходной точке 2000 человек». Наконец было решено, что в операции под кодовым названием «Нахшон» примут участие 1500 солдат.

Но главный вопрос все еще оставался нерешенным: где набрать бойцов? Главный штаб не располагает ни численным составом, ни вооружением, подчиненные ему войска распределены по всей протяженности страны. В дело снова вступает Бен-Гурион: надо снять посты с колоний и фронтов в Галилее и Негеве. Операция безумно рискованная, и военное руководство на местах, хотя и изумлено фактом лишения необходимых им солдат, но подчиняется приказу. Задолго до рассвета боевые подразделения начинают сосредоточиваться в киббуцах у подножия Иудейских холмов. Ежеминутно возникают новые трудности. Численность собранных подразделений соответствует бригаде, но никто не знает, как ее разворачивать! Таким образом, люди будут сражаться, объединившись в подразделения величиной с батальон. Впервые предстоит решить проблему тылового и материально-технического обеспечения — раньше подразделения «Хаганы» действовали на базе поселений, где хранился их арсенал и откуда поставлялись продовольствие и транспортные средства. Во многих колониях конфисковывается оружие, реквизируются грузовики, направлявшиеся в Тель-Авив. Они и станут первым конвоем, который дойдет до Иерусалима.

Этой же ночью случается чудо, когда тяжелый самолет — первый! — совершает беспосадочный перелет из Чехословакии и приземляется на секретном аэродроме. Доставленные 200 винтовок, 40 пулеметов и тысячи патронов тут же раздаются бойцам. На следующий день «Нора», перевозивший из Чехословакии 4500 винтовок, 200 пулеметов и 5 000 000 патронов, прорывает блокаду англичан и бросает якорь в Тель-Авивском порту. Драгоценный груз, спрятанный под тоннами лука, разгружают за 48 часов. Часть оружия будет вовремя доставлена войскам, участвующим в операции «Нахшон»…

Все это позволяет ослабить тиски, сжимавшие Иерусалим. Подразделения «Хаганы» берут штурмом позиции у Баб-эль-Вада, а группа «Пальмаха» захватывает гору Кастэль, стоящую на дороге к Святому городу. Первый конвой проходит 5 апреля, второй — через пять дней. 13 апреля в город входят 235 машин, и 25 апреля Бен-Гурион вместе с членами временного правительства приезжает в Иерусалим. С сугубо военной точки зрения результаты операции «Нахшон» весьма ограниченны: дорога на Иерусалим вскоре будет вновь отрезана, но евреи воспользуются несколькими днями, пока она еще будет открыта, и снабдят город оружием, боеприпасами и продовольствием, что позволит жителям продержаться в случае длительной осады. С другой точки зрения, успех операции вызвал такой резонанс, что впоследствии ее называли «революцией», «решающим поворотом», «самой значительной боевой операцией в период войны за независимость». Проведением этой операции отмечено рождение новой стратегии «Хаганы» и начало ее реорганизации. Это и политическая победа, поскольку успех операции показал, что, вопреки широко распространенному мнению, «Движение сопротивления» не собирается сворачиваться. «Нахшон» представляет собой действенный ответ еврейской общины на предложение американцев об установлении опеки.

Эта операция на долгое время сохранит свою значимость и для самого Бен-Гуриона. Впервые с начала боев он лично выступил в качестве стратега. Его смелое решение оправдало себя как в военном, так и в политическом плане, дав ему статус военного руководителя.

Апрелем 1948 года отмечено начало второй фазы (которая продлится до провозглашения независимости) необъявленной войны, которая заставит наконец евреев перехватить инициативу Нескольких эфемерно успешных операций, проведенных различными подразделениями, было явно недостаточно для того, чтобы вернуть доверие арабской общине, над которой задул ветер поражения. Лучшим примером деморализации служит бегство из Хайфы десятков тысяч арабов (которые в Хайфе составляли большинство). После того как «Хагана» взяла город под свой контроль, в Хайфе осталась тысяча арабов.

«Ужасающее и фантастическое зрелище, — пишет Бен-Гурион в своем дневнике, посетив брошенные кварталы. — Мертвый город, город-труп. Как смогли десятки тысяч людей покинуть свой город, свои дома, свое имущество, став жертвами необъяснимой паники? В чем причина этого бегства? Было ли это распоряжением сверху? Или это было от страха?»

На первый взгляд арабская община покинула город, следуя «приказу свыше», поскольку Арабский Верховный комитет запретил руководителям подписывать с «Хаганой» акт капитуляции. Несомненно, однако, что безоглядное бегство арабского населения из Хайфы, Тиверии и других областей вызвано другой причиной: массовой резней в Дир-Ясине.

Дир-Ясин, маленькая деревушка к западу от Иерусалима, 9 апреля подверглась нападению боевых частей «Иргуна» и «Лехи», когда операция «Нахшон» была в полном разгаре. С грузовика, оборудованного громкоговорителем, нападавшие стали передавать на арабском языке предупреждение гражданскому населению, затем машина рухнула в кювет. Слышали арабы это предупреждение или нет, но деревню они не оставили, и завязался многочасовой бой. Евреи с трудом продвигались вперед. Во время боя, а особенно в конце его нападавшие безжалостно убивали всех жителей деревни, кто попадались им под руку, за исключением немногих женщин и детей, которые на грузовой машине были отправлены в Иерусалим. По рассказам очевидцев, люди «Иргуна» и «Лехи» не готовили эту акцию заранее, но, встретив яростное сопротивление и неся большие потери, охваченные ненавистью к арабам, они впали в массовую истерию. После боя на улицах были обнаружены 245 трупов, среди которых были старики, женщины и дети.

Известие о массовом убийстве мгновенно разнеслось по стране. Рассказы о зверствах, зачастую сильно преувеличенные восточным воображением, транслировались арабскими радиостанциями, печатались в газетах, о них только и говорили, сея панический ужас. Многие жители арабских деревень стали покидать насиженные места еще до событий в Дир-Ясине, но теперь это приняло характер массового бегства.

Узнав о случившемся, руководители еврейской общины пришли в ужас. Представитель «Хаганы», Исполнительный комитет «Еврейского агентства» и сам верховный раввин резко осудили эту акцию. «Еврейское агентство» выразило свое возмущение телеграммой в адрес короля Трансиордании, посланной с согласия Бен-Гуриона и, по мнению некоторых, по его распоряжению. В это самое время Абдаллах наладил тайную связь с некоторыми руководителями еврейской общины на предмет разделения Палестины. Его план был прост: в пользу своего королевства он аннексирует часть страны, предназначавшуюся будущему арабскому государству; евреи не станут возражать в обмен на обещание не воевать против будущего еврейского государства… Бен-Гурион опасался, как бы массовое убийство в Дир-Ясине не подкрепило решение арабского лагеря, который смог бы оказать давление на Абдаллаха, чтобы тот ввел в бой опасный Арабский легион. Что же касается телеграммы «Еврейского агентства», то можно не сомневаться, что целью ее было желание сгладить ситуацию.

Через несколько дней арабы жестоко отомстили за себя, атаковав конвой, который совершал регулярные рейсы в госпиталь «Хадассах» на горе Скопус. Множество пассажиров заживо сгорели в машинах скорой помощи и автобусах. В итоге погибло более 70 человек, среди которых известные врачи, медицинские сестры и служащие университета. В числе жертв оказался и студент медицинского факультета, жених Ренаны — младшей дочери Бен-Гуриона.

В апреле заканчивался британский мандат, и Бен-Гурион столкнулся с жесточайшим военным и политическим кризисом, который мог скомпрометировать столь ожидаемое создание Израиля. Его критические выступления, направленные против архаичных структур «Хаганы», ни для кого не являлись секретом, и доказательств тому было немало. То, что впоследствии получило название «генеральского мятежа», разразилось внезапно, когда Бен-Гурион решил упразднить должность руководителя «национального командования», которая стояла между главным штабом и министром обороны. Намеченная реорганизация «Хаганы» в регулярную армию делала этот промежуточный пост излишним. Кризис усугублялся тем, что занимающий эту должность и подлежащий увольнению Исраэль Галили был одним из руководителей Объединенной рабочей партии, соперничающей с Рабочей партией «Мапай».

С начала второй мировой войны «фракция В», которая в 1944 году должна была стать отдельной структурой и назваться «Единство труда», оказывала нарастающее влияние на высшее командование «Хаганы». В 1948 году она слилась с другой левой партией, «Гапоэль Гацаир», для создания Объединенной рабочей партии — партии просоветской ориентации, которая имела расхождения с Рабочей партией «Мапай» по ряду основных принципов. В нее входили большинство высших офицеров «Хаганы», и упразднение должности, занимаемой Галили, представляло собой бомбу замедленного действия.

Тридцатидевятилетний Галили быстро достиг высших эшелонов власти. Во время болезни главнокомандующего генерала Яакова Дори высшие офицеры «Хаганы» обращались за советом к Галили и считались с его авторитетом в военных вопросах. Известный своей сообразительностью и хитростью, он пользовался большой популярностью среди своих подчиненных. Упраздняя его должность, Бен-Гурион, несомненно, не подозревал, какую бурю вызовет принятое им решение.

26 апреля 1948 года Галили узнает о своей отставке, на что резко возражает. Ряд проведенных бесед не выявляет никаких противоречий. Кризис разразился 3 мая, когда Старик, надеясь положить конец бесплодным дискуссиям, направил в адрес главного штаба сухое по тону письмо:

«Настоящим пост главы национального командования упразднен, в связи с чем Исраэль Галили освобождается от своих обязанностей. Главный штаб будет подчиняться исключительно приказам начальника Сил безопасности [то есть самого Бен-Гуриона] или его представителя».

Галили и высший офицерский состав возмущены. Послание Бен-Гуриона зачитывается на собрании штаба, раздаются возгласы протеста, многие «руководители служб и отделов», как называют лидеров «Хаганы», грозят немедленной коллективной отставкой. Через некоторое время они формируют делегацию, которая является в кабинет Бен-Гуриона с просьбой пересмотреть свое решение. Бен-Гурион просит Игаэля Ядина заменить Дори до выздоровления последнего, но Ядин отказывается. Наконец после долгих переговоров предлагается компромиссное решение: не вступая официально в должность, заместитель главнокомандующего Цви-Эялон соглашается на несколько дней заменить своего начальника. В тот же вечер на совещании Совета тринадцати представители Объединенной рабочей партии подвергают Бен-Гуриона резким нападкам. Издаваемая ими газета «Ал-Хамишмар» предсказывает, что подобные акты приведут к «личной диктатуре».

5 мая, за десять дней до окончания британского мандата, штаб возобновляет свои попытки. Делегация от «бунтовщиков» является к Бен-Гуриону и пытается «дожать» его в пользу Галили. Ядин настаивает на том, чтобы в течение недели Галили выполнял обязанности главнокомандующего, на что Бен-Гурион соглашается «при условии, что он будет временно исполняющим обязанности главнокомандующего, а не главой национального командования, пусть даже на короткое время». Вызванный к Бен-Гуриону Галили вновь отказывается идти на компромисс и требует возвращения должности. Но Старик непреклонен.

6 мая кризис становится еще острее, поскольку Галили передает в Исполнительный комитет длинное письмо с подробным описанием условий упразднения должности и деталей своей отставки. В полдень того же дня руководители «Хаганы» адресуют Бен-Гуриону письменное обращение:

«Руководители отделов и служб считают необходимым возвращение на должность [Исраэля Галили] до принятия окончательных решений. Если в течение ближайших 12 часов вопрос не будет урегулирован, главы отделов и служб будут считать себя свободными от участия в ведении войны».

Это уже ультиматум, почти путч против гражданской власти. Как водится, Бен-Гурион не уступает и на 12 часов дня вызывает к себе пятерых генералов. Не реагируя на угрозу массовой отставки, он категорически отказывается вернуть Галили на занимаемый ранее пост. Однако чтобы успокоить их, он делает тактический ход и обещает ввести Галили в состав штаба, не уточняя обязанностей последнего. Штабисты подчиняются, руководители отделов и служб возвращаются на места, а Галили принимает предложение. Так завершается первая фаза конфликта Бен-Гуриона с руководителями «Хаганы».

Он согласился подписать это «перемирие» только потому, что перед ним стояли более серьезные задачи: сумеет ли еврейская община оказать сопротивление регулярным арабским армиям, грозящим завоевать Палестину? Хватит ли мужества провозгласить независимость вопреки нажиму американцев? Будет ли когда-нибудь создано еврейское государство?

По мере приближения окончания британского мандата руководители общины начинают все больше и больше колебаться, стоит ли провозглашать независимость. Мнения разделились даже внутри Рабочей партии «Мапай». Если бойцы поддерживают Бен-Гуриона, то ведущие руководители партии колеблются или возражают. Сам Шарет не знает, на что решиться. Из четырех членов Рабочей партии, входящих в состав временного правительства, только Бен-Гурион является сторонником решительных действий. 11 мая 1948 года на заседании Центрального комитета Бен-Гурион заявляет: «Мы победно пройдем через все испытания».

В зал входит Голда Меир, и при виде ее Бен-Гуриона охватывает волнение: он знает, что она вернулась из тайной поездки в Амман, где встретилась с Абдаллахом в надежде убедить его подписать пакт о ненападении. В ноябре 1947 года она уже встречалась с королем Трансиордании, который гарантировал дружбу с евреями и пообещал не участвовать в нападениях с арабской стороны. Когда Голда Меир, в свою очередь, пообещала невмешательство евреев в случае аннексии им территорий, предназначенных будущему арабскому государству, переговоры завершились подписанием пакта о ненападении. Однако весной 1948 года появляются признаки того, что Абдаллах намерен изменить свою политику. В его распоряжении находится самая мощная армия на Среднем Востоке — Арабский легион — и братские государства оказывают на него сильное давление, заставляя вступить в сражение. В начале мая последние сомнения Бен-Гуриона рассеиваются. Он уверен, что как только еврейское государство будет установлено, оно подвергнется нападению со всех сторон. Впрочем, эти предвидения имеют под собой реальную основу: египетское правительство решило присоединиться к нападающим, и сейчас в Дамаске офицерский состав многих арабских армий разрабатывает план организованной интервенции; с другой стороны в дело вмешались французы:

«Англо-трансиорданский договор содержит в себе тайный пункт, сулящий Абдаллаху корону Палестины, но Саудовская Аравия, Сирия и Египет решили:

1) Абдаллах войдет [в Палестину], чтобы разгромить евреев;

2) они сделают так, что его убьют;

3) они установят в Палестине правительство муфтия».

Учитывая такую информацию, было решено, что Голда Меир снова встретится с Абдаллахом.

Абдаллах представил ей новый план избежания войны: Палестина не будет разделена, но евреи получат автономию на части территории; через год страна будет присоединена к Трансиордании, которая установит общий парламент, в котором евреям будет отведено 50 % мест. Голда Меир сразу же отвергла это предложение: «Война будет, и мы победим. Когда будет создано еврейское государство, мы встретимся снова». Едва войдя в зал заседаний Центрального комитета Рабочей партии, она передает Бен-Гуриону записку:

«Встреча была дружеской. Он очень взволнован и выглядит ужасно. Не отрицал, что мы достигли соглашения по вопросу урегулирования проблемы самым выгодным образом, то есть он примет сторону арабов, но теперь он остался один из пяти».

Бен-Гурион резко встает, выходит из зала, прибегает в Главный штаб «Хаганы» и приказывает генералам подготовить все необходимое для отражения нашествия.

Отчет Голды Меир был не единственной плохой новостью, которую он узнает в течение этого напряженного дня, 11 мая 1948 года. Со второй половины дня и до самого вечера его нетерпение нарастает, он ждет возвращения Шарета из Вашингтона, где тот имел важную беседу с Госсекретарем Маршаллом. После строгого предупреждения, сделанного США с целью отложить на более поздний срок провозглашение независимости и подписать акт перемирия, Шарет сообщил американскому министру, что «Еврейское агентство», несомненно, не согласится на прекращение огня и что вероятность «соглашения между Абдаллахом и Еврейским агентством» очень велика. Но у него есть и другая, более серьезная причина отклонить предложения американцев:

«Мы бы чувствовали себя виноватыми перед историей еврейского народа, если бы согласились отложить провозглашение государства на более поздний срок, не будучи до конца уверенными, что впоследствии государство будет действительно создано. Правительство Соединенных Штатов проголосовало за нас, и мы этого никогда не забудем. Но свою войну мы вели сами, нам никто не помогал. США лишили нас оружия, военного снаряжения и даже стальных пластин для бронирования гражданских автобусов. Теперь мы не примем ничьей помощи. И просим вас не вмешиваться».

Маршалл ответил новым предупреждением:

«Я не собираюсь указывать вам, какую линию поведения выбрать, но как солдат хотел бы сказать следующее: не доверяйте своим военным советникам. Они опьянены собственными успехами. А что произойдет в случае длительного вторжения? Вы представляете, насколько это вас изнурит?…Я был бы счастлив, если бы вы провозгласили ваше государство. Но ответственность, которую вы на себя берете, слишком велика».

Шарет заканчивает письмо следующими словами:

«Мы придаем большое значение вашей точке зрения и если вы узнаете, что мы решили по-другому, вы должны знать, что это не потому, что мы не ценим ваших советов».

Это мужественное и полное гордости заявление рассеяло тревогу. Давид Хакоен, ожидавший Шарета в нью-йоркском аэропорту, потом расскажет:

«Он затащил меня в телефонную кабинку и прошептал: «Маршалл сказал, что говорит со мной как генерал, как солдат. Нас скоро раздавят!». Я не говорю, что Моше заявил мне, что не надо бы провозглашать государство, но он был страшно взволнован…».

Впоследствии Вейцман адресовал ему несколько ободряющих слов: «Не позволяйте им себя обескураживать. Или государство будет создано сейчас или — не дай Бог! — не будет создано никогда!».

Обеспокоенный Шарет садится в самолет. Во время полета он долго взвешивал все «за» и «против» и наконец выработал свою позицию: он последует совету Маршалла и порекомендует отложить провозглашение государства на потом. Поздно ночью он приходит к Бен-Гуриону, который позже вспоминал:

«Моше пришел ко мне и со всеми подробностями пересказал содержание беседы с Маршаллом. Он рассказал о его предупреждении, согласно которому нас просто раздавят, поэтому он советует перенести провозглашение государства на более поздний срок. В конце он добавил: «Мне кажется, что он прав». Я встал, распахнул дверь и сказал: «Моше! Я прошу тебя представить [в Центральный комитет Рабочей партии] полный и точный отчет о твоей беседе с Маршаллом, точь-в-точь, как ты пересказал мне его сейчас. Но ты не уйдешь отсюда до тех пор, пока не пообещаешь, что не скажешь Центральному комитету пять последних слов, которые ты произнес при мне [Мне кажется, что он прав]». Моше согласился».

Этим же вечером многочисленная толпа собирается в зале. Члены Рабочей партии, проявляя сообразительность, с нетерпением ждут выступления Шарета, слухи о котором распространились с молниеносной быстротой, особенно насчет давления, оказанного на него в США. Его появление вызывает необычайное волнение у присутствующих, но, когда он поднимается на трибуну, в зале воцаряется глубокая тишина. «Он не только сдержал свое обещание, — пишет Бен-Гурион, — но и произнес краткую речь в поддержку создания государства». Дело в том, что это краткое выступление было очень уравновешенным. Вначале Шарет подчеркнул реальный риск того, что США не придут на помощь еврейскому государству в случае военного вмешательства арабской стороны. Но внезапно резко изменил позицию:

«Риск, который повлечет за собой провозглашение государства или независимости, на самом деле гораздо больше и приближается семимильными шагами… Нас ждет нелегкое будущее, но, похоже, у нас нет иного выбора, кроме как идти вперед».

Такая позиция вызывает полный ступор. Противники немедленного провозглашения независимости в один миг лишаются знамени, под которым мечтали объединиться. В нервной и гнетущей атмосфере дебаты длятся всю ночь, но явное большинство присутствующих высказывается в пользу установления государства. Выбирается комиссия из семи членов — пятеро за немедленное объявление независимости, двое категорически против — для составления выводов Центрального комитета, который возобновит свою работу завтра.

12 мая оказался нелегким днем. На рассвете Арабский легион идет в наступление, и хотя мандатные полномочия все еще в силе и британская армия по-прежнему оккупирует страну, взятый в кольцо блок Эцион подвергается штурму сотен легионеров при поддержке бронетанковых войск и тысяч вооруженных деревенских жителей. На этот отчаянный бой, в который вступает горстка защитников, взирает издалека бессильное еврейское руководство. Большую часть дня Бен-Гурион проводит в Совете тринадцати, которому понадобится прозаседать одиннадцать часов для того, чтобы принять решение, от которого будет зависеть будущее всей общины.