Закат
Закат
Слава и невиданно долгое пребывание на посту консула не смягчило характер Мария. Напротив, он стал более завистливым и коварным. Это вскоре почувствовали на своей шкуре его союзники, популяры. Судьба Апулея Сатурнина, который избирался народным трибуном в 103 и 100 годах до P. X., в который раз иллюстрирует печально известный тезис, что у политического деятеля, как правило, нет друзей и врагов, а есть лишь свои личные интересы.
Сатурнин и популяры благодаря поддержке Мария, который был консулом уже в шестой раз, продолжили реформы, направленные на ослабление римской олигархии, которая имела мощную поддержку в Сенате. Один из законов касался больших земельных участков. Легионеры, которые прослужили у Мария более семи лет, могли получить такие наделы на карфагенских землях, а также на местах бывших поселений кимвров в Галлии. Колонизация земель в провинциях имела большое значение для демографической, экономической и культурной экспансии Рима. Но еще большее значение имел тот факт, что Марий возглавил руководство колонизацией, и его ветераны, получив землю, считали это заслугой своего полководца, а не государства. В будущем личная преданность армии военачальнику неоднократно будет влиять на исторические события.
Другой закон касался предоставления больших прав всадникам в вопросах, связанных с судебными делами. Всаднические суды теперь получали право рассматривать такие важные дела, как государственная измена. И третий закон — о раздаче хлеба по смехотворной цене, фактически бесплатно — вызвал особое одобрение плебса. Несмотря на то, что, будучи народным трибуном, Марий отклонил похожий закон, сейчас он выступил в поддержку. Его принципиальность имела свою цену.
Несмотря на сильное сопротивление оптиматов, законы все же прошли. Причем роль Мария в их продавливании весьма неблаговидна. Вот как Плутарх описывает эту ситуацию: «Став трибуном, Сатурнин предложил закон о земле и прибавил к нему требование, чтобы сенат поклялся без возражений принять все, что постановит народ. В сенате Марий сделал вид, будто порицает эту часть закона, заявив, что и сам не принесет клятвы и не думает, чтобы это сделал любой здравомыслящий человек: даже если закон и не плох, наглость — заставлять сенат принять его не по доброй воле, а по принуждению. Однако думал он иначе и, говоря так, лишь готовил коварную ловушку Метеллу. Считая ложь неотъемлемым свойством доблестного и разумного человека, Марий не собирался выполнить то, о чем говорил в сенате, и зная стойкость Метелла, уверенного, что — пользуясь выражением Пиндара — «правдивость есть начало добродетели», хотел использовать его отказ принести клятву, чтобы вызвать в народе жестокую ненависть к нему. Так оно и вышло.
Когда Метелл заявил, что присягать не будет, Марий распустил сенат, а через несколько дней Сатурнин созвал членов курии к возвышению для ораторов и стал требовать от них клятвы. При появлении Мария все смолкли, выжидающе глядя на него, а он, пренебрегши всем, о чем пылко говорил в сенате, заявил, что у него не такая толстая шея, чтобы раз и навсегда высказать свое мнение в столь важном деле, и что он даст клятву и будет повиноваться закону, если только это закон. (Этой «мудрой» оговоркой он хотел прикрыть свое бесстыдство.) Народ, узнав, что Марий принес клятву, приветствовал его рукоплесканиями и криками, а среди лучших граждан измена Мария вызвала уныние и ненависть к нему».[26]
На волне успеха Сатурнин в третий раз баллотируется на трибуна, и в 99 году до P. X. его избирают. И вот это становится его ошибкой. Популяры, народные трибуны Сатурнин и Сервилий Главций со своими сторонниками решили, что Марий сделал свое дело и Марий может уходить. Их попытки оттеснить на задний план человека, за которым стояла армия, не остались незамеченными ни Марием, ни Сенатом.
«Лучшие граждане», сиречь оптиматы, решили действовать по принципу «кто нам мешает, тот нам поможет». Они начинают тайные переговоры с Марием, который, соглашаясь с ними в том, что Сатурнин вконец обнаглел, одновременно ведет переговоры с народным трибуном. Причем в буквальном смысле. По словам того же Плутарха, «когда ночью к нему пришли первые люди в государстве и стали убеждать его расправиться с Сатурнином, Марий тайком от них впустил через другую дверь самого Сатурнина и, солгав, что страдает расстройством желудка, под этим предлогом бегал через весь дом то к одним, то к другому, подзадоривая и подстрекая обе стороны друг против друга». Насколько этот анекдотический факт соответствует истине, сказать трудно, но такая вот двойная игра с древнейших времен является инструментом политиков.
Во время выборов народных трибунов сторонники Сатурнина прилюдно убивают его конкурента, некоего Нония. Когда трещина между Марием и трибунами становится достаточно широкой, чтобы вбить в нее клин, Сенат обвиняет Сатурнина в убийстве и требует от Мария, чтобы тот наконец установил законность и порядок в Риме.
В этой ситуации Марий поступает как настоящий политик — он выступает против вчерашних союзников, оттесняет их сторонников к Капитолию и вынуждает сдаться. В общей суматохе Сатурнина, Главция и еще нескольких вожаков прирезали.
Любви оптиматов Марий так и не снискал, а популяры, оскорбленные явным предательством, постарались уронить доверие народа к нему. А тут еще Метелл, с которым злопамятный Марий долго и мстительно сводил счеты, возвращается из изгнания в Рим. Этого Марий вынести не мог и сам покинул город, отплыв в Каппадокию и Галатию якобы для жертвоприношений. Ходили слухи, что он будто бы посетил царя Митридата, чтобы спровоцировать его на войну с Римом, а самому тогда вернуться к тому, что он умеет лучше всего, — воевать и побеждать. И хотя Митридат, по большому счету тоже изрядная гнида, принял его весьма любезно, Марий нахамил царю, предложив ему либо стать сильнее, чем римляне, либо заткнуться и делать то, что они ему велят.
Митридат мог, наверное, казнить грубого гостя, но то ли не хотел пока давать повода к войне, думая, что это хитрая ловушка Сената, то ли действительно решил копить силы, чтобы со временем одолеть римлян. К Митридату мы еще вернемся, а пока Марий возвращается в свое поместье живым и невредимым и ведет частную жизнь, выключенный из жизни общественной. С ним случается худшее, что могло быть с таким прожженным честолюбцем, — его начинают забывать.
Не исключено, что история об этом странном визите родилась позже, во время первой войны с Митридатом, которая началась в тот год, когда Цезарю должно было исполниться шестнадцать лет. А пока маятник качнулся обратно: оптиматы отменяют многие из законов Сатурнина, его реформы пытаются похоронить вместе с ним. Но уже набрал силу человек, равный Марию по честолюбивым устремлениям, а во многом сумевший впоследствии превзойти его.