Дела пиратские

Дела пиратские

Морские приключениях Цезаря описаны у Светония и у Плутарха. Светоний лаконичен, Плутрах же красочно и в деталях повествует об этой истории.

Не поленимся привести цитату из «Жизнеописания»:

«…на обратном пути у острова Фармакуссы был захвачен в плен пиратами, которые уже тогда имели большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей властвовали над морем. Когда пираты потребовали у него выкуп в двадцать талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил дать им пятьдесят талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; несмотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собираясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. Тридцать восемь дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости. И как только прибыли выкупные деньги из Милета, а Цезарь, выплатив их, был освобожден, он тотчас снарядил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов. Он застал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наместнику Азии, находя, что тому, как претору, надлежит наказать взятых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захваченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время; тогда Цезарь, распрощавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой».[41]

У Светония нет таких ярких подробностей, но весьма существенно то, что хронология у этих уважаемых историков не совпадает! Если у Светония это приключение идет после начала карьеры Цезаря в суде, то у Плутарха он попадает в плен к пиратам, возвращаясь после сомнительного времяпрепровождения у царя Никомеда! И ни строчки о военной службе Цезаря у Марка Терма, о его награде «гражданской короной», о службе в Киликии… У Плутарха, собственно, Цезарь оказывается в гостях у Никомеда во время бегства от Суллы, после того, как откупается от захватившего его патруля.

При всем уважении к великому биографу, датировка Светония представляется все же более достоверной — без воинской службы перспектив у Цезаря на общественном поприще не было.

Пираты, тысячелетний бич Средиземноморья, в ту пору распоясались сверх меры. Митридат втайне поддерживал их грабительские налеты на италийское побережье, а захватывая торговые корабли римлян, они подрывали их экономическое могущество. Порой им удавалось захватить знатных римлян — некоторых убивали, но в большинстве случаев отпускали после выкупа.

Не исключено, что пираты делились с наместниками добычей, а те покрывали их делишки. В этом смысле нерасторопность Марка Юнка становится подозрительной. Впрочем, в недалеком будущем Цезарю еще предстоит столкнуться с ним.

Поведение Цезаря в минуту смертельной опасности во многом раскрывает его характер, вполне типичный для молодого патриция, получившего правильное воспитание в духе римской традиции.

Из великого множества произведений, рассказывающих о жизни Цезаря, можно вылущить одну интересную деталь, вернее, сделать интересный вывод — каждое по отдельности достоинство Цезаря, каждая его способность, его талант ненамного превосходили, а то и слегка уступали таким же качествам выдающихся деятелей того времени. Но только у него они были в таком, если можно выразиться, комплекте!

Современные историки, анализируя этот эпизод, пишут о бесстрашии, решимости и безжалостности молодого Цезаря.

Но эти черты характера должен был демонстрировать едва ли не каждый римский гражданин, особенно знатного рода. Интересно другое — владение словом у Цезаря к этому времени действительно достигло таких высот, что он попросту «уболтал» своих пленителей. Возможно, именно тогда при всей своей самоуверенности он осознал, что действительно может манипулировать людьми, подчинять их своей воле без всякого нажима, так, чтобы ему подчинялись с любовью, а не с ненавистью.

А пока он все же направляется на Родос. Учится у Молона, отшлифовывая свое красноречие до такой степени, что потом Цицерон назовет его одним из лучших ораторов своего времени. А уж кому-кому, но Цицерону в этом вопросе можно верить безоговорочно, особенно учитывая взаимную неприязнь, которую питали друг к другу эти два великих человека.

В 74 году до P. X. неугомонный Митридат снова вторгается в Азию, угрожая римским союзникам, и без того не очень-то надежным. Они начинают колебаться: не переметнуться ли опять к Митридату?

Цезарь бросает учебу и, добравшись до Азии, быстро формирует из гарнизонов, стоящих в городах, войско и дает отпор врагу. Понтийская армия, по всей видимости, была уверена, что больших сил римлян в этом регионе пока еще нет и они успеют вернуть утраченные в первую войну территории. Наверное, встреча с воинством Цезаря была настолько неожиданной, что инициатива была утеряна и сражение кончилось полным разгромом.

Если у кого-то из союзников были планы сдать города Митридату, то после победы Цезаря эти мысли быстро испарились. Уверенность Цезаря в своем великом предназначении явно окрепла, он понял, что может разобраться с проблемой не только словом, но и мечом. Но вместо того, чтобы отплыть сразу в Рим и вкусить заслуженный почет, он снова отправляется на Родос, продолжить учебу у Молона. Желание, чтобы слава опережала его? Или трезвое понимание, что сулланцы не простят ему успех?

Тем не менее вскоре он прерывает занятия и спешно возвращается в Рим.

Появилась вакансия на жреческий пост.

Гай Аврелий Котта, который дважды повлиял на судьбу Цезаря при жизни, изменил ее и в третий раз — после смерти. Он был членом жреческой коллегии понтификов, а когда скончался, коллегия проголосовала за то, чтобы Цезарь занял его место. Здесь есть о чем поразмыслить любителям исторических загадок, возможно, здесь таятся сюжеты для беллетристов или мистиков, но это все-таки вне канвы нашего повествования…

Место сулило блестящую карьеру — в коллегию из пятнадцати понтификов входили представители самых знатных семей, попасть в нее — все равно что в ныне забытую номенклатуру высшего партийного состава бывшего СССР. Несмотря на все дополнительные препоны, которые Сулла установил для подъема по карьерной лестнице, от понтифика дойти до консула было проще, чем начинать с первых ступенек.

Вернувшись и вступив сан, Цезарь тем не менее продолжает выступать в суде. На сей раз обвинителем против Марка Юнка, которого вифинцы уличили в вымогательстве. К этому времени, в 74 году до P. X., царь Никомед умер и, не имея наследника, завещал свое царство Риму. Злоупотребления наместника, и при царе-то особо не церемонившегося, стали невыносимыми.

Современные историки полагают, что и этот процесс он проиграл, так как против награбленного в провинции золота мало кто мог устоять. Тогда же Цицерон испортил ему настроение репликой о Никомеде. Но авторитет Цезаря настолько велик, что шуточки завистников уже не могут его остановить. Он впервые выставляет свою кандидатуру на общественную должность военного трибуна. В отличие от народных трибунов, военные занимались исключительно армейскими делами. Если прибегнуть к аналогиям, то это была первая ступень карьеры на пути к высшим военным или общественным должностям, а заодно проверка молодых честолюбцев, пользуются ли они расположением электората или нет.

Цезарь становится военным трибуном.

Поскольку не сохранилось никаких сведений о том, что он был откомандирован, как полагается, на службу в провинцию, то историки делают вывод, что он служил в Италии, причем не исключено, что под командованием Марка Лициния Красса.

Дело в том, что именно в это время судьба Республики снова повисла на волоске.