Выборы, выборы…

Выборы, выборы…

Подготовку к выборам Цезарь начал еще в Испании. Он вел переговоры о совместных действиях во время выборов с неким Луцием Лукцеем, весьма состоятельным римлянином. Денежные дела Цезаря пока еще оставляли желать лучшего, поэтому тандем с богатым, но не пользующимся сколь-либо значительной популярностью кандидатом был ему выгоден.

И вот он получает известие о сроках, в которые кандидаты должны заявить о своих притязаниях на консульство. Сроки поджимают, и Цезарь стремительно оставляет пост наместника и, как мы знаем, не дождавшись «сменщика», быстро движется к Риму и успевает добраться до границ города буквально за день до окончания приема заявок.

Но перед ним встает нелегкий на первый взгляд выбор. День триумфа, который несомненно добавил бы ему славы и гарантированной победы на выборах, назначался Сенатом. Не так давно Сенат уже отказал не какому-то наместнику Дальней Испании, а самому Помпею Великому в небольшой отсрочке. Цезарь прекрасно понимал, что, пока будет дожидаться решения, все положенные сроки пройдут. Он был в курсе интриг, которые плел Катон, принципиальность которого не мешала продвигать на консульский пост своего зятя, сенатора Марка Кальпурния Бибула.

«Лицам, домогающимся триумфа, надлежало оставаться вне Рима, а ищущим консульской должности — присутствовать в городе. Цезарь, который вернулся как раз во время консульских выборов, не знал, что ему предпочесть, и поэтому обратился в сенат с просьбой разрешить ему домогаться консульской должности заочно, через друзей. Катон первым выступил против этого требования, настаивая на соблюдении закона. Когда же он увидел, что Цезарь успел многих расположить в свою пользу, то, чтобы затянуть разрешение вопроса, произнес речь, которая продолжалась целый день. Тогда Цезарь решил отказаться от триумфа и добиваться должности консула».[69]

Можно смело предположить, что Цезарь, выбирая между почестями и властью, недолго колебался. Он трезво понимал, что слава и почести, даже высшие почести, преходящи и хотя триумф станет большим достижением его рода, с кредиторами рассчитаться он не поможет. К тому же потерянный год, если он не успеет выставить свою кандидатуру, может привести к банкротству — испанских денег хватило, чтобы погасить лишь малую часть долгов. Тогда как власть высшая утихомирит заимодавцев, а в будущем даст возможность обогатиться. И шансы на новый триумф возрастут, хотя до сих пор, как правило, римлянину предоставлялся один триумф в жизни. Но вряд ли Цезарь считал себя заурядным римлянином, да и пример Помпея, трижды триумфатора, стоял перед глазами.

Выборная кампания велась, как водится, грязно, стороны подкупали влиятельных избирателей направо и налево. Строгий в вопросах взяточничества Катон вел себя на редкость тихо.

Как свидетельствует Светоний, «соискателей консульства было двое: Марк Бибул и Луций Лукцей; Цезарь соединился с последним. Так как тот был менее влиятелен, но очень богат, они договорились, что Лукцей будет обещать центуриям собственные деньги от имени обоих. Оптиматы, узнав об этом, испугались, что Цезарь не остановится ни перед чем, если будет иметь товарищем по высшей должности своего союзника и единомышленника: они дали Бибулу полномочия на столь же щедрые обещания и многие даже снабдили его деньгами. Сам Катон не отрицал, что это совершается подкуп в интересах государства».[70]

Победа Цезаря была сокрушительной, но Лукцей не прошел. Вторым консулом стал Бибул, честолюбие которого еще в бытность эдилом было ущемлено, поскольку он оставался в тени Цезаря.

Катон, понимая, что Бибул не является серьезным конкурентом, заранее готовит Цезарю западню с дальним прицелом. Консулам после окончания годового срока предстояло служить наместниками в провинции. А по закону, введенному еще Гаем Гракхом, распределение их по месту службы производилось до того, как становились известными имена победителей на выборах. Наместник в богатой провинции — такое доходное и перспективное будущее для Цезаря — было совершенно невыносимо для Катона.

Его красноречие, как всегда, убедительно. Катон, несмотря на весь свой консерватизм и приверженность старым римским добродетелям, готов во имя Республики слегка поступиться принципами. Он предлагает консулов, которых выберут на 59 год до P. X., отправить после завершения срока консульства не в провинции, а ради общего блага оставить в Италии, наводить порядок в тех местах страны, где распоясались разбойники. Иными словами, в лице Катона, по свидетельству Светония, «оптиматы позаботились, чтобы будущим консулам были назначены самые незначительные провинции — одни леса да пастбища».

Унизительное назначение, и Цезарь не забыл, кто расставлял для него ловушки. С точки зрения Катона, ситуация была беспроигрышной — если Цезарь откажется следовать постановлению Сената, то с ним можно будет обойтись как с преступником. А согласится — за год, пока он будет гонять разбойников и беглых рабов, популярность у него поубавиться, ведь даже победа над Спартаком считалась недостойной римского оружия, а повода проявить воинскую доблесть и удачу у Цезаря не будет.

Катон был незаурядным человеком. Но его фанатичность в тех делах, которые он считал правыми, на сей раз сослужила дурную службу и ему и Республике. По мнению историков, именно это постановление Сената заставило триумвират перейти к активным действиям и продемонстрировать свою силу.