3. Борьба с партизанами
3. Борьба с партизанами
Местные жители рассказывали, что в 1941 г. и зимой 1941-42 гг. партизан было мало и они не доставляли особых хлопот немцам. Однако, жителям близлежащих к партизанским базам деревень приходилось туго: партизаны их грабили — отбирали продукты, одежду, уводили скот и мужчин призывного возраста. В дальние деревни партизаны почти не совались, хотя там кроме старосты да двух-трёх местных полицейских никого не было, а немецкие малочисленные комендатуры обычно располагались в районных центрах.
Зимнее наступление Красной Армии к весне 1942 года повсеместно было остановлено, а в начале лета в Новгородской и Калининской (Тверской) областях немцы окружили и разгромили три армии. Часть окруженцев образовала партизанские отряды или влилась в уже существовавшие, в том числе и в богатой лесами Смоленской области. Немцы привлекли к борьбе с партизанами антибольшевистски настроенных военнопленных и местных жителей, организовав из них воинские подразделения. К ним относился и наш полк.
С наступлением зимы полк передислоцировался в северо-западном направлении и, расположившись в деревнях, образовал антипартизанский кордон. Неоднократно проводились рейды по уничтожению партизанских баз и эвакуации мирного населения из партизанских районов. Но нас к таким операциям не допускали. Полк нёс небольшие потери при рейдах на партизанские базы, но за всю зиму не было ни одной попытки партизан напасть на деревни, где располагались подразделения полка. Даже не минировались просёлочные дороги между этими деревнями.
Как правило, в деревнях располагались малочисленные гарнизоны из подразделений полка, для постоя которых отводились общественные здания и частные дома для караулов на всех въездах и выездах, откуда отселяли местных жителей. Большинство частных домов было свободно от постоя солдат. Так, например, значительную часть зимы наш взвод располагался в доме сельской управы (бывшее колхозное правление), а лошади в сарае частного дома, где на постое не было солдат, но жили две семьи: хозяева и беженцы из партизанского района. Отношения с ними были хорошими, а мне с Анатолием зачастую доставалась крынка парного молока, так как мы не только ухаживали за своими лошадьми, но и помогали им по домашнему хозяйству.
Кроме ухода за лошадьми нас привлекали к ночному патрулированию. Обычно парный патруль проходил по улицам деревни и её окраинам, где не было караулов. Здесь всегда шли осторожно с подстраховкой — на расстоянии нескольких шагов друг от друга с готовым к бою оружием. Иногда приходилось с нарочными на санях выезжать в соседние деревни ночью. Опасались засад и на всем пути были готовы к защите. Позднее настолько привыкли к «мирной» жизни, что стали ездить друг к другу в гости в близрасположенные деревни не только днём, но и ночью. Бывало мы с Анатолием самостоятельно далеко ходили на лыжах с карабинами поохотиться на лис или зайцев.
В послевоенное время появилось много мемуарной и художественной литературы и кинофильмов о «героических» делах партизан. Там наворочено столько вранья, что диву даёшься. Особенно это касается периода 1941-42 гг., который точнее было бы назвать не «боевым» партизанским, а разбойным, когда партизаны беззастенчиво грабили мирное население деревень, удалённых от дорог и крупных населённых пунктов. Однако, об этом ни слова, ни звука. Зато много написано о грабежах полицаев и «карателей».
Я уже отмечал, что в Вермахте сурово карали за воровство и мародёрство. Для примера — характерный случай.
Подразделения полка выходили к рубежам блокирования партизанского района. В одной из деревень штаб полка простоял несколько дней. Однажды в дом, где квартировали несколько солдат и мы с Анатолием, привели четырёх арестованных полицейских из двух дальних деревень. Нам приказали их охранять до следующего утра. Полицейские сами рассказали, что их арестовали за грабёж, который они совершили совместно под видом партизан. Понимали, что это — преступление. Предполагали, что самым большим наказанием будет отправка в лагерь военнопленных. На следующий день состоялся военно-полевой суд и показательный расстрел (!) перед взрослыми жителями деревни и представителями подразделений полка.
Понятно, что в любой из воюющих армий есть мародёры, которых в период боевых действий трудно, да и некогда и некому выявлять. Однако, грабёж мирного населения партизанами не идёт ни в какое сравнение с грабежом чинов Вермахта. Для партизан тотальный грабёж — вопрос выживания. Для мародеров из Вермахта выборочный грабёж — дополнение к армейскому довольствию. Да и что было брать у нищего советского человека, особенно у колхозника, которого в предвоенные годы сажали в тюрьмы и лагеря за сбор колосков на уже убранном колхозном поле? Вот когда Красная Армия вошла в Европу, особенно в Германию, было что увозить оттуда огромными чемоданами, называвшимися «мечта оккупанта», даже простым солдатам. И чем выше воинское звание или должность, тем больше было возможностей, а генералы вывозили машинами и даже вагонами.
Для большевиков грабёж — дело привычное. И к власти-то они пришли под лозунгом «грабь награбленное». В результате были голод 1921-22, 1932-33 годов и гибель миллионов людей от голода в мирное время. Что творили партизаны под «мудрым» руководством большевиков в годы войны и как это отражалось на мирном населении, наконец-то, к концу тысячелетия стали робко рассказывать престарелые участники партизанского движения. Раньше они об этом не смели и заикнуться.