3. Начало войны

3. Начало войны

В середине мая 1941 года тётя Дуся и я отправились в Москву на теплоходе. Шли по Волге и каналу Москва-Волга до Химкинского водохранилища. Свой пеший поход в Москву мы, мальчишки, хотели совершить в основном по берегам канала. В те времена о нём много писали и говорили как о великой сталинской стройке. И мне повезло: я увидел недавно построенный канал с водохранилищами и шлюзами с борта новенького теплохода. Детское воображение было поражено великолепием теплохода, грандиозностью канала и красотою окружающей природы. К тому же это было моё первое, почти самостоятельное путешествие.

Остановились у родственников тёти Дуси в самом центре Москвы внутри квартала, примыкающего к Старой площади, где теперь стоит комплекс вновь построенных зданий бывшего ЦК КПСС. Квартира коммунальная. Узкая, длинная комната. Для тёти Дуси поставили деревянную раскладушку, а мне постелили на полу.

После завтрака в ГУМ за сахаром. Здесь тоже очереди, но отпускают быстро. В одни руки не более одного килограмма. Мы с тётей Дусей, сменяя друг друга, занимаем вновь и вновь очередь, чтобы побыстрее отовариться. Мне невтерпеж. Ведь рядом Красная площадь, Кремль, мавзолей! Тётя Дуся всё понимает. Когда накупили достаточное для одной ходки количество сахара, она, назначив место и время встречи, отпустила меня, а сама понесла сумки к родственникам.

Радость моя неописуема! Самостоятельно брожу по легендарным местам и на всё глазею! Но пришло назначенное время и мы вновь в очередях за сахаром. Затем с полными сумками ходили по ГУМу и магазинам на Никольской улице и покупали какой-то ширпотреб.

Ближе к вечеру поехали на 2-ю Хуторскую улицу, где нас ждал отец. Сдав меня с рук на руки, тетя Дуся тут же уехала.

Общежитие строителей — это несколько деревянных двухэтажных домов, ограждённых сплошным деревянным забором с проходной и воротами. Занимает почти целый квартал. Столовая, баня, небольшой магазин и даже почта. Живут только одинокие. Отдельно мужчины и женщины. Семей здесь нет, только гости вроде меня.

Большая комната на 2-ом этаже. Около двух десятков металлических коек с тумбочками. Одна из них наша. Отец, как и другие, работает посменно. Поэтому я сплю либо на своей, либо на пустующей койке. Никто не возражает.

Питаемся, в основном, в столовой. Если отец на работе, то оставляет мне для столовой деньги. Это-то мне и нужно! Вместо обеда кусок хлеба в кармане, а деньги — на поездки по городу на троллейбусе или в метро. Побывал на каждой станции существовавших тогда трех радиусов метро. Изрядно побродил в разных районах города в одиночку и с «гидом» из местных приятелей-ровесников. Пригодилось почти через пять лет, когда провожал Андрея.

Воскресенье 22 июня 1941 года. Прекрасная погода. Отец разрешил мне самостоятельно мотаться по Москве. Недалеко от стадиона «Динамо» услышал по радио выступление Молотова о нападение Германии на СССР. В те времена радиоприёмников у населения и радиоточек в квартирах было мало и потому почти на каждой улице были установлены огромные репродукторы. У репродуктора собирается толпа. Тревога и возбуждение. Я вернулся в общежитие. На общем столе водка, закуска. Настроение большинства угнетённое. Понимают, что их первыми призовут в армию.

В понедельник я остался дома. Отец вернулся с работы к полудню. Сказал, что призван в армию. Обязан явиться в военкомат на 3-ий день после объявления войны. Отправить меня в Калинин с вещами отец не решился. Вещей много, а предупредить маму о встрече на вокзале он не успевал. Поэтому отец отвез меня и свои вещи в деревню Пенягино под Красногорском. Там снимала угол его сестра, работавшая проводницей на железной дороге.

Короткий разговор, рюмка водки и мы проводили его до станции Павшино, где и распрощались навсегда.

Тетя Катя должна была при первой возможности отправить меня и вещи поездом, предварительно предупредив маму, чтобы встретили. Но железнодорожников перевели на военное, почти казарменное положение и я попал домой только во второй половине августа. Почти два месяца прожил в деревне, чаще всего проводя время на берегу Москва-реки в районе Тушино.

22 июля была первая ночная бомбардировка Москвы. Самолеты шли на Москву и возвращались оттуда над нами. Шарящие по небу прожектора, веера трассирующих пуль, гром зенитных орудий и разрывы их снарядов (зенитная батарея располагалась в саду в 100–150 метрах от нашего дома) — всё ново и необычно. Мы, мальчишки, с перьевыми подушками на головах (защита от осколков зенитных снарядов) выбегаем на возвышенное место, откуда видно, что делается в округе и над Москвой. Тревожно и радостно. А сколько ликования, когда самолёт попадает в перекрестие прожекторов и зенитный огонь сосредотачивается на нём!

Скоро, очень скоро детская романтика развеется, когда переживёшь не только бомбардировки и обстрелы с самолётов, но и прицельное бомбометание лично в тебя. Но в те дни никто этого не мог предвидеть.

До самого моего отъезда ночные бомбардировки Москвы были чуть ли не ежедневными. Поэтому после ночных «бдений» мы отсыпались на берегу Москва-реки.

Во второй половине августа тётя Катя смогла отправить меня поездом домой. Впервые в жизни еду в купейном вагоне поезда Москва-Ленинград. В Калинине меня встречают мама и наша соседка. На вокзале беженцы. В трамвае они просят подаяние. Введена карточная система, но в магазинах некоторые продукты продаются по коммерческим ценам. Для многих беженцев не по карману, а карточек нет.

В нашей школе разместили военный госпиталь. Четвёртый класс перевели в другую школу, расположенную немного дальше от дома на самом берегу Волги. Туда же в первый класс пошёл братишка. Рядом со школой сапёры построили понтонный мост, который пока используют только военные.

В посёлок зачастили агитаторы и политработники. Все в военной форме и с револьверами. Из соседних домов и бараков созывают людей и на лужайке у нашего барака, закрепив карту на торцовой стене сарая, взахлёб рассказывают о разгроме немцев под Смоленском. На этом же самом месте перед войной они говорили о неизбежности войны с Германией и её неминуемом быстром разгроме.

Мама сказала, что под Смоленском в разрушенной Ельне (или Вязьме?) наш отец. Я пытался найти эти сведения в письмах, но ничего не вышло. По-видимому, родители как-то шифровали свои письма, чтобы военная цензура не задерживала их.

Не помню, чтобы немцы бомбили город. Но одиночные самолёты-разведчики на большой высоте иногда появлялись. Краснозвёздные истребители бороздили небо, когда улетали немцы. Точно так же было под Москвой. Истребители поднимались с аэродрома в Тушино, когда звучал отбой.

Всё было относительно спокойно и мирно. И вдруг в начале октября что-то произошло. Всевозможные слухи. Взрослые возбуждены. В школе (вероятно, после 10 октября) прекращены занятия. Над городом и посёлком летает пепел — в печах химзавода и котельных жгут бумаги.

Вечер. Над посёлком пролетают три краснозвёздных бомбардировщика. Неожиданно со стороны заходящего солнца появляются три истребителя с крестами. Несколько мгновений — и все три бомбардировщика сбиты и падают где-то в лесу. Три или четыре летчика успевают выброситься с парашютом. Это первый, увиденный мною, воздушный бой. А сколько их будет потом!

Во второй половине дня 15 октября 1941 года, взяв с собою самое необходимое, наша семья вместе с другими покидает город.