14. 1963 г. Взрыв в камере.

14. 1963 г. Взрыв в камере.

С трепетом я подхожу к этой главе: "Взрыв в камере".

Тот день был один из двух самых страшных в моей жизни.

Предыстория такова. В американских журналах появилось сообщение о камерах высокого давления для лечения больных и операций.

Смысл: бороться с кислородным голоданием (гипоксией), через дыхание воздухом в две атмосферы, к тканям поступает больше кислорода. Это важно при операциях на сердце.

Идея меня зажгла: вся наша хирургия ходит под гипоксией.

Конечно, у американцев камеры очень сложны. Не по нашим деньгам. Но всё же есть техника и у нас. Мамолат свёл меня с заводом "Большевик". Это мощный завод: делают в числе прочей оборонки и сосуды высокого давления. Поразговаривал с начальниками. Заинтересовались. От промышленности дали деньги, Одновременно с камерами начали проектировать новое здание - пристройку. Половина - под операционные, другая - под камеры. Даже инженеры, работающие на космос подключились.

Дело закрутилось, хотя и не быстро.

Вот тут я и споткнулся. Нужно было ждать, как ждали 10 лет в институтах Петровского и Бакулева, пока им сделали настоящие камеры.

К 1963 году, наш Отдел биокибернетики уже работал на полную мощь. Доходило до сорока сотрудников. Имели двухэтажный лабораторный корпус.

В числе прочего была первоклассная экспериментальная физиология.

Это присказки. Сказка - решили... (Или я решил? Наверное.) построить сначала малую камеру 1,5 на 2 метра, пока проектируют большую. Чтобы экспериментировать и попробовать лечить больных. А повезёт и простые операции делать. Было лето, задумали поставить её на открытой веранде.

Завод быстренько спроектировал и сделал

Всё сделали инженеры... только не по-людски, а совершенно бессовестно, они сделали камеру под кислород, а не под воздух. Существует закон - поставщик техники отвечает за её безопасность, предлагая правила использования и контроля. Прокурор это потом подтвердил.

За всеми этими фразами сквозит подсознательное желание оправдаться. Наверное, так и было. Но внешне ничем не проявил:

- Я виноват!

Эксперименты в камере уже шли полным ходом, не буду их описывать, всё делалось "по науке" Опыты проводил Владлен, кандидат наук, физиолог вместе с девушками после университета. Всем им были намечены диссертации. Никого не принуждали, шли добровольно.

Более того, Лена с Игорем исследовали больных детишек с синими пороками сердца. Получалось очень хорошо, синева и одышка исчезали. И, даже ещё больше, они же сделали маленькую операцию очень тяжёлому мальчику, недоступную по тяжести состояния в обычных условиях. Я тоже провел два сеанса в камере, хотел проверить самочувствие. Казалось - хорошо.

Владлен вёл эксперименты уже по своему расписанию, не согласовывая со мной, рутинная работа, на потоке.

... ... ...

Вот этот ужасный день.

Утром на конференции я рассказывал о поездке в Рим на конгресс хирургов. Было что сказать про Рим и хирургию. Всё шло мирно.

Часов в 11 слышу истошный крик в коридоре. Зовут меня.

- Камера взорвалась!

Лестницы, коридоры. Пока добежал с третьего этажа на улицу на веранду... минута? Три?

Застаю картину: бочку поливают водой, кругом пар, из открытого люка валит жаркий дым. Кругом толпятся больные и люди в халатах. Командовал, не помню что, наверное, такое:

- Убрать больных! Носилки! Операционных сестёр! Простыни! Воду в камеру! Вытаскивайте девочек! Анестезиологов сюда!

Выполняли. Кто-то полез в камеру, кто-то расстелил простыни на полу, принесли носилки. Прошло может быть пять минут.

Извлекли. Сгоревшие волосы, чёрные лица, лоскуты одежды. Положили на носилки, на стерильные простыни. Видно, что живые, но без движений, шок.

Вспомнились картины с войны - взрывы, пожары. Но теперь мы умнее, существует реанимация. Обезболить, наркоз. Интубация - искусственное дыхание, гортань поражена жаром. Капельные вливания жидкостей. Потом уже обработать ожоги и забинтовать.

Смутная надежда: А вдруг?

- Нет. Чудес не бывает. 100% ожёг, третья степень.

Бегом несут в перевязочные на разные этажи, чтобы скорее.

Разве вспомнишь мысли, которые тогда были? Наверное об убийстве, о родных, ответственности, куда сообщать, что говорить. Страх был, не мог не быть. Небось и хитрость подкрадывалась, оправдаться. Ссылки на полезность. И противоположная мысль: "виноват, искупай! "

Мои распоряжения чётко выполняли. Прошло полчаса, может больше.

За это время получил информацию от "наружной службы" эксперимента. Примерно такую.

- Всё шло нормально. Открыли кислород на баллоне. Давление подняли. Отбросили винты на люке. В оконце девочки выглядывали, смеялись. Собирались поесть. Собака спала.

- Потом взрыв! Вырвало предохранительный клапан, повалил дым и огонь. Дальше вы знаете.

Похоже, что нашлась причина, из камеры вытащили обгоревший прибор оксигемометр, измеритель насыщения кислорода, прикрепляется к уху. Единственный электрический. Сомневались, побаивались, но необходимый. Ничтожный ток. Я разрешил.

В связи с этим одна из лаборанток предложила выбросить прибор, когда обнаружили. Чтобы скрыть. Напишут: "причина взрыва неизвестна". Я не согласился.

- Правду, только правду.

Всю правду? Не уверен, что думал "Всю". Хитрость действует из подсознания. Это прокурору.

Но главная проблема - родные. Даже страшно было подумать. Часто приходилось разговаривать с родственниками, объяснять причины смерти, даже признавать ошибки. Но то другое дело, до операции предупреждались: смертельная болезнь, операция необходима, риск большой, предусмотреть все опасности трудно. Расписку брали. Всё равно бывало стыдно оправдываться, если несчастье, но то от судьбы.

А тут? Ты, профессор, послал девчонок на смерть. Ради опытов.

- Это просто ужасно!

Дал задание разыскивать родных. Не просто, середина рабочего дня. Сам позвонил городскому прокурору, министру. В Обком, нет, не звонил. Пусть Мамолат сообщает.

Прокурор тут же сам приехал, не передоверял. Рассказал ему всё как на духу, не для оправдания, для объективной оценки. Он же меня сразу и просветил по поводу техники безопасности, которую должны были обеспечить изначально, от завода. Но сказал:

- Незнание закона не освобождает от ответственности. Будет следствие.

Снисхождения не просил.

- Виноват и готов ко всему.

Девушек забинтовали полностью, включая и лицо, видны только дыхательные трубки из повязок. Уложили в отдельной палате, в реанимации, на третьем этаже. Лежат, как куклы, под наркозом. Искусственное дыхание, аппарат ритмично работает с лёгким звуком. Стоят капельницы. Подключены мониторы. Зайчик на экране выписывает ЭКГ.

Нет, я не буду фантазировать и придумывать диалоги. В книге "Мысли и сердце" это сделано, так то повесть.

Но память сохранила, ужасно (нет другого слова!) было разговаривать с родными. Они не грубили, но лучше бы били по щекам, была бы частичная компенсация вины.

В течение дня заходил Мамолат, навестили друзья хирурги, Федорвский и Коломийченко. Записали консилиум, что всё делается правильно. Благодарил их за поддержку.

Сердечная деятельность медленно угасала. К ночи обе умерли. Дыхательный аппарат работал, имитируя жизнь.

Сам приказал:

Остановите дыхание.

... ... ...

Для меня последствий взрыва не было. Только в памяти отложилась вина и неполноценность. Если бы верил в Бога, сказал бы: это Он меня наказал и спас. И ведь не в первый раз!

Думаю, что всё объяснялось проще. Не было умысла, личной выгоды. Всё делалось честно, работали добровольно. Завод имел свою вину. Плюс -"заслуги перед родиной", безупречность работы, бескорыстие. Депутатство тоже сыграло роль. Отношение ЦК - второй секретарь Иващенко очень меня поддерживала. Перед тем заказала проектирование нового большого здания. После аварии, я от проекта отказался.

Тем не менее, судить могли: виноват в халатности. Не думаю, что посадили бы, невыгодно таких садить, вся сердечная хирургия в республике остановится. Но приговор мог бы быть. Морально я был готов к этому. Может быть, даже хотел, для компенсации вины. Не стану лицемерить, "хотел", это если без тюрьмы.

В это время шли выборы медицинских академиков в Москве. У меня были все шансы. Сразу после взрыва я отказался баллотироваться.

Но на похороны идти не решился. Смалодушничал.

Тема о камерах имела продолжение. Пристройку для операционных построили. И большие камеры тоже. Но запустить их в работу не смогли, инженерный просчёт. На этот раз я не вступался, всё делали без меня. Боялся.

Рассказал об этом подробно, потому что самый большой прокол в моей жизни. Потерпел поражение. Виноват. И плохо, что не наказан.

... ... ...

Осенью 1964 года произошла смена власти. Освободили Хрущёва и выбрали Брежнева. Реакция публики: "Сменили и сменили, дело ваше". Никита таки поднадоел новациями. Ракетами на Кубе он чуть было не вызвал ядерную войну. Опасность тогда от нас скрыли, паники не было, разъяснили только теперь. Но как он ботинком стучал по трибуне в ООН было известно. Смеялись: "Во, даёт!". На обещания перегнать Америку по молоку и маслу и построить коммунизм к 80-му году реагировали спокойно: "Ври толще". Но строительство пятиэтажек приветствовали. О главной заслуге - разоблачении культа помнили всегда. И что Берию прихлопнул - хорошо.

Наверное, он был неплохим человеком, но маловат калибр для вождя. Интеллекта мало. Сменить его стоило. Но ведь и Брежнев не лучше.