1. 1941 г. Начало.

1. 1941 г. Начало.

У меня достаточно материала о войне: был ведущим хирургом Полевого Подвижного Госпиталя-2266 от начала до конца. Мне полагалось вести "Книгу записей хирурга" в которой отмечалась вся работа за каждый активный день: операции, смерти, поступления, эвакуации. К ним - примечания. Я использовал их как дневник. Толстая книга около 600 страниц хранится до сих пор. Именно по ней в 1974 году я написал повесть "ППГ-2266" или "Записки военного хирурга". Все что там написано - правда. События, люди, раненые - все было, как было. Конечно, всего вместить невозможно, но основное есть. Диалоги - придуманы, а мысли и "ключевые слова" были или записаны или помнились.

Писать воспоминания заново мне не хотелось: будут хуже, после первой книжки прошло еще 23 года. Поэтому я только сделал сокращения и вставил то, что выбросила цензура. Такого оказалось порядочно. Все равно получилось длинно, но когда перечитываю - жалко выбрасывать.

... ... ...

Через темные сени я вхожу в большую комнату, совсем пустую. Жалкая мебель, комод с фотографиями, над ним на стене рупор.

Конец фразы диктора:

- ...Молотов...

И дальше - речь: "Граждане и гражданки Советского Союза ! Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы: "

Война: Война!

Я пришел в этот дом, чтобы навести справки о своих сводных братьях. Долго собирался - и так неудачно.

Тихо в городе. Домики дремлют под липами. По деревянным тротуарам изредка простучат каблуки девчонки. Иногда из окон слышится радио - музыка.

"Была ли речь-то?" - Была.

Обманчивая тишина. Те, кто слышал Молотова, уже горько думают. Но не все ещё и знают.

Мысли по инерции бегут по старым дорожкам, но натыкаются на острое. О больных: Вчера прооперировал старика с ущемленной грыжей. Нужно пойти посмотреть. Возможен перитонит.

"Хирургии теперь будет - сколько угодно! "

Пошел в больницу. За полчаса город уже изменился. Суета, тревога. Женщины спешат с кошёлками. У магазинов - очереди. Мужчин не видно. Наверное, дома - последние часы. По радио всё ещё музыка. Но вот-вот местный диктор объявит:

Приказ: "Явиться через два часа после объявления всеобщей мобилизации по адресу..."

В вестибюле много посетителей. Обычно в воскресенье здесь довольно приятно. Выздоравливающие выходят к родственникам, радостно улыбаются, что-то говорят и, тут же, на скамейках закусывают. Сегодня только плачут.

Девушка-санитарка даёт мне халат и сообщает:

- Вас вызывают в военкомат.

У военкомата, на углу Советской и Энгельса, оживлённо. Толпится разный народ, мужчины военные и в гражданском. Часовой. Свежий приказ на двери. Чернеют слова: "Всеобщая мобилизация".

Майор распорядился:

- Пойдете во вторую школу на призывной пункт хирургом в комиссию. Сейчас.

2-я школа новая, четырёхэтажная - украшение Череповца. Пока здесь относительно тихо. Врачи уже в сборе. Я знаю их всех: терапевт, глазник, отоларинголог, невропатолог и я - хирург. Начальник пункта, толстый подполковник, предупредил:

Товарищи врачи, судите строго и ответственно. Я знаю ваши штучки - направлять на консультацию, обследования. Этого не нужно. Времени нет. За два дня мы должны отмобилизовать наши контингенты.

Мы рассаживаемся в двух кабинетах. С четырёх часов пошли мобилизованные. Регистратура выдавала нам их карточки. Солдат вызывают из коридора по фамилиям, секретарь проверяет, когда проходил медкомиссию. Если давно - посылает к врачам, если недавно - спрашивает:

- Здоров? Служить можешь?

- Могу.

Штамп - и конец. Принят.

Вот они идут передо мной - защитники Отечества. От 20 до 35. Колхозники из пригородных деревень. Рабочие наших заводов. Мелкие служащие. Плохо одетые, но не запущенные, в чистых рубахах. В большинстве - худые. Хмурые. Слов не говорят. Собрались на тяжкую работу. Нужно.

Они раздеваются у входа в класс, в загородке из скамеек и подходят к доктору, прикрывая ладонями стыдные места.

Голый человек совсем беззащитен.

Он даже соврать боится, если, конечно, опыта не имеет.

- Ну, так что болит?

- Да так, ничего, к погоде плечо грызёт, перелом был.

Ему 35 лет, трое ребят. Руки от работы будто покрыты дубовой корой. Он робко говорит свои жалобы, чуть-чуть надеется, что доктор найдет какой-нибудь огрех в его теле и отпустит домой.

Я смотрю на его руку, проверяю силу и объем движений в суставах. Потом слушаю его грудь. Слушаю больше для порядка: он здоров.

Всё у вас хорошо. Нужно служить.

Служить так служить...

Следующим идет молодой парень, с чубом, с улыбкой всеми зубами.

- Не, не служил. Порок сердца признавали, отсрочивали. Да я здоров, доктор, здоров! На лесопильном работаю. На фронт надо, фашистов бить.

Послушал сердце и написал: "Годен к строевой службе".

Попадаются и такие, что симулируют. Наивно, большей частью без особых надежд на успех.

Часам к семи вечера народ пошёл густо. Очередь шумела в коридоре. Выпившие попадались всё чаще и чаще. Совсем пьяных отсеивали в регистратуре- складывали в один класс, вповалку, чтобы проспались. Без особых придирок.Тех, кто уже прошёл комиссию, собирали в другой класс, а как накопится взвод - строили на дворе и - на вокзал.

Из открытых окон видно, как вокруг разрастается целый лагерь. На телегахи на земле сидят бабы, дети и мужики компаниями, беседуют, едят, выпивают. Это из колхозов приехали, кто подальше. Изредка песни слышатся.

Когда из задних дверей школы выводят очередной взвод, весь лагерь подхватывается и люди кидаются к школе: посмотреть своих и провожать - совсем, на войну. Женщины бросаются прямо в ряды, всё мешается. Старшины, что отводят новобранцев, кричат охрипшими голосами, оттаскивают особо мешающих.

Взвод отправляется вдоль Советского проспекта. Мужчины держат за руки детей, жены виснут у них на плечах, другие - скромные - идут поодаль. Шум, возгласы, рыдания.

Потом женщины будут возвращаться домой, одинокие, растерянные - к новой жизни - Солдатки.

Работали без перерыва, вечер и в ночь. Окна завесили одеялами. От самолётов.

Отец мой пошёл на войну в августе 1914 года. Мама рассказывала, как провожала его из деревни в Череповец, и, наверное, также стояла около пункта и плакала. А потом возвращалась на пароходе в семью своей жадной свекрови.

К двум часам рассвело и сняли одеяла с окон, но работа остановилась. Людской поток иссяк. Вот и кончился наш первый день войны.

А что там, на фронте?