21. 1943 г. Хоробичи-1.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

21. 1943 г. Хоробичи-1.

На новое место приехали 4 ноября под вечер. Село Хоробичи - четыреста пятьдесят домов, почти совсем целое. Рядом - станция через которую снабжается наша армия, южнее Гомеля.

Будем работать в ГБА - Госпитальной Базе Армии. Мы, ГЛР и ЭП.

Все раненые будут поступать на санитарных и попутных машинах к нам. Мы должны тут же на машинах их сортировать, снимать тяжёлых для себя, а ходячих и сидячих отправлять теми же машинами в ЭП, в соседнее село Городню. Где-то там есть ещё ГЛР.

Но развертываться опять негде. Стоит летная часть, генерал и разговаривать не стал с нашим начальником. Где там!

Придется ставить палатки среди площади.

Но есть, однако же, высшая справедливость! 6 ноября летчики уехали.

И еще, Киев наш! Я даже не знаю, чему мы больше радуемся.

Теперь мы обладатели школы, клуба, и ещё около двадцати домиков под службы и квартиры личного состава.

В праздник развернулись. Всё продумали и приготовились для большой работы. Задачи трудные, на носу зима. Но мы не повторим Угольную!

Итак, наше развёртывание: Сортировочное отделение - три большие палатки для приёма раненых, отсюда они идут в баню, потом без белья - в конвертах и под одеялами, в халатах - собираются в палатку-буфер, где ожидают перевязки. Это важное новое изобретение. В перевязочной им меняют повязки и только тогда надевают чистое бельё и отправляют в госпитальное отделение - в школу. Однако не всех. Кто с легкими ранениями, тех несут обратно в "буфер", там их одевают в прожаренное обмундирование и везут в эвакоотделение - 220 коек - в клубе, сельсовете и палатках. Госпитальное отделение на двести мест, в школе. Шестьсот раненых можем вместить не занимая хат.

Операционно-перевязочное отделение на восемь столов развернули в "доме учителя". Перед входом поставили палатку - "накопитель".

... ... ...

С 10-го ноября началась работа. Нам привезли всех нетранспортабельных из ППГ первой линии и специализированного ППГ ("голова"). Заняли почти все койки в школе.

16-го в полночь, когда шёл дождь со снегом, за мной прибежал санитар перевязочной, Бессоныч:

- Николай Михайлович! Привезли... Страшное дело!

Слышу мощный гул машин, как будто идёт эскадра самолетов, и в окне мелькают отблески фар. Одеваюсь, как по тревоге. Бегу...

Вся огромная площадь перед школой заполнена медленно ворочающимися и ворчащими "студебеккерами" со вспыхивающими и гаснущими фарами, сильными, как прожекторы. В их свете падает снег.

У сортировки ругань. Шофёры обступили Быкову, кричат, матерятся.

- Сгружай немедленно, старая карга! Замёрзли! Слышишь, стонут? !

Вот он - критический момент. Вот сейчас их нужно матом, как я умел раньше, когда был сменным механиком. Но тут эта Быкова. Нельзя.

- А ну, тише! Старшего сюда!

Старшим был капитан, но он молчал. У него был приказ, и он знал порядок, но ехать по грязи в Городню совсем не хотелось. А тут ещё дождь со снегом. Веду переговоры: - Сколько машин? -43 Сколько раненых? Не знает, возможно - пятьсот.

- Не сметь сгружать! Здесь снимаем только лежачих и тяжёлых. Знаете приказ? Остальных везёте в Городню.

В кузове, на соломе, или прямо на железном полу, лежали раненые - без одеял, только в шинелях или ватниках. Между лежачими - согнутые фигуры сидящих, с завязанными головами и шеями, с разрезанными рукавами, штанинами, запорошенные тающим снегом, мокрые. Куда тут их ещё везти! Но если мы примем всех, значит, сразу заполнимся до отказа. А завтра? Нет, солдат должен терпеть. Это его первая обязанность.

Санитары с носилками следуют за мной и Быковой. Залезаю в машину и отбираю.

Лежачих быстро стаскивают с машин. Тех, кто сидит, проверяю. В других машинах командуют Быкова и Аня Сучкова. Разгрузка идёт споро - в сортировке много мест. Укладывают подряд, потеснее. Там раненые сразу замолкают, потому что бочка уже шумит от пламени, дрова сухие заготовлены.

В иных машинах шофёры командуют ходячим:

- Слезай, чего ждешь? Не выгонят!

Но мы неумолимы и отправляем из приёмной снова на машину. Майор тут же, помогает объясняться с шофёрами и капитаном. Это очень важно, потому что у меня плохо получается уговаривать.

По мере разгрузки машины ворчат моторами, зажигают фары и начинают маневрировать к выезду с площади. Она постепенно пустеет. Разгрузка заняла всего полчаса. Лоб мокрый от пота, хотя на мне одна гимнастерка. А может, от снега?

В сортировке уже идёт работа. Прежде всего, согреть, напоить. Бочка пылает, бак с кипятком и даже чайник с заваркой стоят на бочке. Настроение уже совсем другое. Слышатся даже благодарности.

- Спасибо, сестрица... Так замерзли, так замерзли, что и сказать нельзя. - А кормить будут?

Только потом спрашивают о перевязках.

Приняли 152 человека. Все три палатки загрузили до отказа. В палатках сделаны очень низкие нары, застланы соломой и покрыты брезентом. Низкие - это важно, чтобы санитар мог с ногами забираться, перекладывать на носилки. Оставлять на носилках мы не можем, они неудобные и много места занимают.

Теперь нужно их пересмотреть - выбрать срочных и назначить очерёдности перевязок на завтра. С начальником решили, что ночью плановых перевязок не будет. Без сна долго не вытянем, а работа на ГБА - это месяцы. Станции снабжения меняются не часто.