1939 ГОД. ВНУТРЕННЯЯ ТЮРЬМА НКВД. ДОПРОСЫ

1939 ГОД. ВНУТРЕННЯЯ ТЮРЬМА НКВД. ДОПРОСЫ

ПРОТОКОЛЫ ДОПРОСОВ СВИДЕТЕЛЕЙ ПО ДЕЛУ КОЛЬЦОВА

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА САБАНИНА Андрея Владимировича, заведующего правовым отделом НКИД, от 25.1.38.

В американском посольстве, на устроенных Буллитом 1–2 больших приемах, я, в числе присутствовавших, видел Туполева, профессора ЦАГИ Некрасова, артистку Большого театра Шапошникову, композитора Глиэра, балерину Викторину Кригер, журналиста Михаила Кольцова. На этих приемах, как я заметил, военный атташе Файмонвиль беседовал с Туполевым, Некрасовым, с зам. наркома Постниковым и с журналистом Михаилом Кольцовым.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КРАСИНОЙ Натальи Германовны от 3.12.38.

КРАСИНА Н.Г. русская, 1900 г. р. ур. гор. Москвы, гр-ка СССР, из служащих быв. член ВКП(б) с 1921 года, исключена в 1938 году, до ареста — без определенных занятий.

Вопрос: Вы КОЛЬЦОВА знаете?

Ответ: Да. М.Е. КОЛЬЦОВА я знала по совместной работе в «Правде».

Вопрос: КОЛЬЦОВ имел непосредственное отношение к вашей антисоветской работе?

Ответ: Не имел. Я с ним не была связана.

Вопрос: В таком случае расскажите, что вам известно о КОЛЬЦОВЕ вообще?

Ответ: Мне известно было прошлое КОЛЬЦОВА, как выходца из буржуазной среды и человека, работавшего с начала гражданской войны в белых газетах.

Вопрос: Кто вам говорил об этом и когда?

Ответ: Я не могу точно вспомнить, кто именно говорил, но утверждаю, что об этом говорили ни один раз, и не один человек.

Вопрос: Что вы можете сказать о моральном облике КОЛЬЦОВА?

Ответ: Что касается его морального облика, то коллективу «Правды», в том числе и мне, были известны две жены КОЛЬЦОВА. Одна из них Е. КОЛЬЦОВА, проживавшая с ним в Доме правительства, а вторая — Мария ОСТЕН, или как ее называли Немочка. И ту, и другую КОЛЬЦОВ усиленно протаскивал как журналисток на страницы «Правды». Насколько мне известно, обе никаких специальных данных для этого не имели…

О том, что Кольцов разложенец в бытовом отношении говорилось достаточно в том смысле, что он не пропускает ни одной девушки и что он ухаживает по очереди за всеми машинистками машбюро «Правды».

Вопрос: Откуда вам это известно?

Ответ: Об этом говорилось достаточно открыто. Одними — в том плане, что Кольцов известный бабник, фамилии этих лиц я назвать затрудняюсь, а личный секретарь Кольцова, Валентина Ионова неоднократно рассказывала, что Кольцов целует у нее ручки.

ПОКАЗАНИЯ С. УРИЦКОГО (Редактор газеты «Беднота») от 28.7.38 г.

Я не имел прямых заговорщических отношений с КОЛЬЦОВЫМ, но несколько моих разговоров с ним в апреле или мае 1937 года создали у меня впечатление, что он причастен к заговору. До своего обратного возвращения в Испанию, несколько раз заходил ко мне.

Рассказывая о положении дел в Испании, однажды КОЛЬЦОВ обратился ко мне со следующим: «Ну, а наши дела и в Испании и в Союзе плохи». Я удивленно спросил КОЛЬЦОВА, что он имеет в виду.

— Вы же все новости имеете, БЕРЗИН вам сообщает, люди у вас недавно были, так что мне нечего рассказывать.

В один из следующих его приходов ко мне, я спросил у него, что он имеет в виду, говоря о какой-то особой информации, которую я получаю от БЕРЗИНА.

В ответ КОЛЬЦОВ ответил, примерно, так:

— Да, сейчас говорить не о чем, — помолчав, немного, добавил, — Бухарин, Рыков провалились, из этого надо сделать выводы.

Уезжая, КОЛЬЦОВ сказал мне — «Я поеду на север Испании, там должны быть серьезные события». Что еще больше заставило меня подумать о том, что КОЛЬЦОВ в курсе заговорщических предательских дел.

ПОКАЗАНИЯ ЛЕОНТЬЕВОЙ Тамары Константиновны от 25.9.38 г.

Позднее, когда КИРШОН и АВЕРБАХ были разоблачены и арестованы, эта группа объединилась вокруг КОЛЬЦОВА Михаила Ефимовича и его жены Елизаветы ПОЛЫНОВОЙ.

КОЛЬЦОВ Михаил является тем скрытым центром, вокруг которого объединились люди не довольные политикой ВКП/б/ и Советской власти вообще, и в области литературы в частности.

Всем нам было хорошо известно, что КОЛЬЦОВ является очень тонким мастером двурушничества, которому при всех политических поворотах удавалось не выпасть из тележки.

Именно эта уверенность членов троцкистской группы литераторов и послужила основанием к тому, что КОЛЬЦОВ занимал центральное положение.

Его жена КОЛЬЦОВА Е. играла роль хозяйки салона. Через нее в большинстве случаев получалась информация о ГОРЬКОМ, об Алексее ТОЛСТОМ (она бывала в этих домах), о предполагающихся перемещениях и назначениях в самых различных областях. У Е. КОЛЬЦОВОЙ были очень широкие связи, она бывала в посольствах, была связана с целым рядом иностранцев, насколько мне известно, даже интимно.

Первый откровенный разговор с КОЛЬЦОВЫМ происходил у меня в 1935 году, в связи с моим уходом из «Правды». В этом разговоре я рассказала ему о действительных причинах моего ухода из «Правды», о моих антисоветских троцкистских взглядах, находящих отражение в моих литературных трудах.

КОЛЬЦОВ был полностью солидарен с высказанными мной антисоветскими взглядами на политику ВКП/б/ и ее руководство и больше того, зная о моих организационных связях с троцкистами, предложил мне перейти на работу в «Жургазобъединение».

В этом разговоре КОЛЬЦОВ дал мне понять, что партийная организация «Жургаза» более для меня подходящая, так как секретарь парткома АБОЛЬНИКОВ свой человек и что он, КОЛЬЦОВ, сам состоит в этой организации, которая его не «тревожит».

Антисоветская работа троцкистской группы, возглавляемая КОЛЬЦОВЫМ, выражалась в том, что на сборищах, происходивших у КОЛЬЦОВА, велись антисоветские разговоры, имевшие определенную политическую направленность.

Обычно разговоры сводились к к-p критике существующих положений в литературе. Нами указывалось «на отсутствие, всяких возможностей излагать свои мысли», так как «при настоящем положении нельзя писать то, что хочешь, а поэтому приходится удовлетворяться фельетонами „о различной добродетельности советских людей“».

…Я написала несколько рассказов, которые охотно печатал КОЛЬЦОВ в «Огоньке». В этих рассказах «Мать», «Одиночество», «Посторонний человек» в завуалированной форме проводилась антисоветская идея противопоставления индивидуума коллективу, разрыв интеллигенции с массой, обреченность интеллигенции…

В «достоверности» этих протоколов, зная методы, которыми добивались следователи-садисты показаний у арестованных, можно не сомневаться. Но интересна одна деталь — эти показания были даны еще до ареста Кольцова. Сведения о нем собирались в НКВД загодя. Почти все, кто уцелел, пройдя мясорубку НКВД, отказались от того, что «незаконными методами» выбили у них следователи. Некоторые еще во время следствия. Впрочем, для следствия это не имело ни малейшего значения.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Арестованного КОЛЬЦОВА Михаила Ефимовича От 26-го ноября 1939 г.

Допрос начат в 22–30 Окончен — 22–45 КОЛЬЦОВ М.Е. 1897 г. рожд. урож. гор. Киева, из семьи кустаря кожевника, бывш. чл. ВКП(б) с 1918 года. До ареста — чл. Редколлегии Газеты «Правда».

Вопрос: Вы ХЕЙФЕЦ Григория Марковича знаете?

Ответ Да, знаю.

Вопрос: Когда и где вы с ним познакомились?

Ответ: С ХЕЙФЕЦОМ я приблизительно познакомился в 1925–26 г. в гор. Москве, когда он обратился ко мне с предложением принять его на работу в Жургазобъединение, причем, когда он обратился ко мне с предложением своих услуг, то он мотивировал это тем, что он находится в слишком болезненном состоянии и подыскивает себе работу, которая соответствовала бы его физическим силам.

Вопрос: Как вы отнеслись к предложению ХЕЙФЕЦА?

Ответ: Я для начала предложил ему небольшую по объему работу, если не ошибаюсь, в редакции журнала «Изобретатель», которую он принял. Через некоторое время ХЕЙФЕЦ, поправившись от болезни стал более работоспособен, проявил активность на общественной и партийной работе и был привлечен к работе чисто издательской, т. е. административно-хозяйственной, на которой проявил себя также с положительной стороны. Позже, он работал в качестве зам. председателя управления журналогазетного объединения, одно время до этого он также был секретарем парторганизации. Проявил себя как энергичный работник и хороший партиец.

Примерно в 1930 году ХЕЙФЕЦ пришел ко мне и сообщил, что его вызвали в ЦК и командируют на работу в НКВД и добавил, что переход в НКВД его лично мало устраивает, так как работа там очень интенсивная и часто по ночам, что это при его болезненном состоянии может совсем подорвать его силы. Когда же я предложил похлопотать в ЦК о его оставлении в Жургазобъединении, он отнесся к этому отрицательно, заявив, что вопрос о его работе в НКВД уже решен в ЦК и что ходатайство будет бесполезно.

Вопрос: Что вам еще известно о нем?

Ответ: Больше с ХЕЙФЕЦОМ мне сталкиваться не пришлось.

Вопрос: А вы жену ХЕЙФЕЦА — ХЕЙФЕЦ-ОЛЕЙНИКОВУ Марию Соломоновну, знаете?

Ответ: Да, я ее знаю, но меньше, чем самого ХЕЙФЕЦА, так как непосредственного общения с ней я не имел и поэтому, что-либо конкретно сказать о ней не могу.

Записано с моих слов верно, мною прочитано.

КОЛЬЦОВ.

Допросил: Ст. следователь следчасти ГУГБ НКВД

Лейтенант госбезопасности (КУЗЬМИНОВ)

В этом протоколе допроса фигурирует фамилия некого Хейфеца. Речь идет о довольно странной личности, обладавшей, несомненно, способностью входить в доверие к людям. Он как-то расположил к себе и Кольцова, который взял его на работу в ЖУРГАЗ, вряд ли зная, что берет к себе осведомителя из НКВД. Гриша Хейфец довольно часто приходил в ЖУРГАЗ со своей маленькой дочкой Илей, к которой бездетный Кольцов относился очень приветливо, ласково называл ее «Иличка — киличка, шпротик-сардиночка».

Вскоре, как мы уже знаем, Хейфец перешел на работу в НКВД, где сделал неплохую карьеру. Мне рассказывал дед, что он неожиданно встретился с Хейфецом в 1945 году в освобожденной от гитлеровцев Вене. Это произошло на обеде, который давал для журналистов из СССР командующий советскими войсками. За столом, естественно, поднимались тосты за советских солдат-победителей, за наших летчиков, танкистов, за нашу боевую разведку.

— И за нашу контрразведку, — добавил генерал Желтов, многозначительно наклоняя бокал в сторону сидящего за столом Хейфеца.

В свое время Хейфец был «внедрен» в Еврейский антифашистский комитет, члены которого, как известно, были арестованы и расстреляны. Что касается Хейфеца, то он тоже был, естественно, арестован, но, видимо, неожиданно для себя получил 25 лет лагерей.

…В следствии наступила довольно длительная пауза. Кольцова больше не допрашивали. Да и допросы, проведенные после августа, почти не имели отношения к его «Делу». Видимо, Сталин взвешивал и размышлял — нужен ли ему большой процесс или нет. Судьба самого Кольцова была предрешена наверняка им еще раньше.

Сталин, безусловно, знал цену показаниям и методы их получения у допрашиваемых. И я думаю, что судьбы людей, на которых выбивали «компромат», зависели не от того, в чем их якобы уличали, а только от мнения о них самого Сталина, а может быть, иногда и от его сиюминутного настроения. Так это или не так, можно только предполагать. Во всяком случае, если судить по материалам «Дела» Кольцова, то все люди, которые, по версии следствия, были соучастниками Кольцова по «шпионской» и «антисоветской» деятельности, не были арестованы. В том, что Сталин читал показания Кольцова — можно не сомневаться. (Вспомним то, что со слов Фадеева написал Симонов). Есть и еще одно: в тексте «Дела» очень многое подчеркнуто, есть и несколько ремарок. Я не сомневаюсь, что «подчеркивать» и писать что-то в «Деле» не мог ни один из работников НКВД, включая и Берию, зная, что это дело будет читать Сталин. Скорее всего, Сталин решил, что эти люди пока могут ему быть полезны, и он отдал приказ: «Нэ трогать!» А если он передумает, то в архиве НКВД «вечно хранятся» показания на них — «доказательства» их «преступной деятельности», которые всегда можно пустить в ход. И не имело никакого значения, что Кольцов, Бабель и Мейерхольд отказались от своих «признаний».

Читая в «Вечерней Москве» рубрику «Расстрельные списки», я обратил внимание на сроки, в течение которых «расследовались» дела, — от момента ареста до расстрела. Как правило, это от двух до четырех месяцев. Кольцов провел во внутренней тюрьме на Лубянке почти 14 месяцев, Бабель — почти 9, Мейерхольд — около 7. Такие сроки следствия бывали только у тех, кого готовили к «показательным спектаклям» — так называемым «открытым процессам».