Читательнице

Читательнице

Баден, ноябрь 1941

Глубокоуважаемая фрейлейн!

Ваше письмо я взял с собой из Монтаньолы в Баден, куда приехал для лечения на 3–4 недели.

Вы не ждали ответа, да и ответ – трудное для меня дело, ведь смысл всей моей авторской работы состоит в том, чтобы укреплять индивидуальное, защищать его от «нормального» и нормированного, и ничего нет труднее, чем вкратце повторять то, что ты множество раз высказал в другой форме, в образах, в вымысле.

Ваши сетования мне вполне понятны. Однако стремление, выраженное Вашим письмом, стремление приспособиться и слиться воедино с массой и обыденностью, я считаю невыполнимым. Можно искать общества, но подружиться с нормированной жизнью человек одинокий с сильным личным началом может лишь условно и в неудовлетворительной мере. Поэтому лучше все же искать и держаться другого общества, общества всех тех, с кем чувствуешь родство, поэтов, мыслителей, одиночек, и если ничего другого из этого не получится, то хотя бы заменой, богатой и в общем-то безотказной заменой, будет вам знание о вечном братстве тех, с кем мы схожи, которое во все времена, у всех народов и на всех языках выражало себя в книгах, мыслях, произведениях искусства.

Попытки жить якобы «настоящей» и здоровой всеобщей жизнью, конечно, не лишены ценности. Но в конце концов они все-таки всегда приводят нас в мир, с ценностями и мерками которого мы внутренне не согласны, и то, что мы приобретаем при этом, распадается у нас в руках.

А кроме мыслителей и поэтов нам открыта еще и природа, сопричастность миру, где нет условностей, который открыт только тому, кто действительно способен отдаваться и созерцать. Природа, как она предстает воскресному экскурсанту и участнику туристических походов, – это призрак.

Случайно могу послать Вам маленький подарок, прилагаю его.

Но довольно, такие длинные письма, собственно, выходят за пределы позволенного мне и посильного.