МЕЖДУ "МОРСКИМ ЛЬВОМ" И "БАРБАРОССОЙ"

МЕЖДУ "МОРСКИМ ЛЬВОМ" И "БАРБАРОССОЙ"

27 сентября 1940 года, во время моего посещения рейхсегерь-дома, германо-итальянская ось была продлена за счет присоединения Японии, в результате чего образовался тройственный альянс. Этот пакт совершенно прояснил то обстоятельство, что данная война служила не только средством для разрешения конфликте в Европе, но, кроме того, имела мировые размеры и значимость. В мировом отношении Япония явно представляла собой настоящую военную силу. Теперь же сам фактор нахождения ее на нашей стороне, в особенности учитывая ее военно-морскую мощь, служил той характерной чертой, которая могла повлиять на США, так сказать, разубедить правительство США от вступления в войну — достаточно важное соображение, если посмотреть на события с точки зрения все увеличивавшегося враждебного отношения Рузвельта к Германии.

Японская козырная карта в руках Германии выглядела также весьма благоприятно и в развитии отношений с Советским Союзом. Опасения, что вследствие своих старых устремлений обладать незамерзающими портами эта страна вновь проявит интерес к Балканам и Босфорским проливам, подтвердились 2 июля 1940 года, когда Сталин оккупировал румынские части Бессарабии и Буковины.

Две недели спустя после неожиданного нападения Муссолини на Грецию, которое за рубежом рассматривалось как хорошо спланированная операция совместной штаб-квартиры стран Оси, Молотов — этот русский премьер- министр — приехал в Берлин с целью обосновать требования своего правительства к новым частям мира, которые теперь были вовлечены в войну. Его совещания с Гитлером, проходившие с 12 по 14 ноября 1940 года, должно быть, имели огромное значение для будущего хода войны. Молотов не только потребовал свободы действий в Финляндии и Прибалтийских странах, но также и на оккупированных румынских территориях — уже молчаливо отклоненных, — а также во всей Болгарии плюс проход через Босфор.

Выполнить эти требования означало открыть двери большевизму на Запад, занять твердую позицию против них было бы равносильно открытому провозглашению войны. Германо-советские отношения достигли своего предела. Тактическая целесообразность, которой воспользовался Гитлер в августе 1939 года, теперь, как политическое решение, находилась в опасности, постепенно становясь сдерживающими узами с непредсказуемыми последствиями. Сталинские, более поздние отношения с западными союзниками когда-то тоже приблизились к своей критической точке — в Ялте, где Сталин выдвинул далеко-идущие требования. Они были приняты Рузвельтом и Черчиллем. Таким образом, Сталин заложил основание мощному современному влиянию России, распространившемуся далеко на Запад.

Молотов покинул Берлин, почти ничего не достигнув. Конечно, для Гитлера было вовсе не легко принять такое решение. В случае, если бы он удовлетворил притязания Кремля, в особенности те, которые предусматривали проход в Средиземноморье, то это, вероятно, вынудило бы Англию оборонять один из ее жизненно-важных путей и неизбежно заставило бы ее занять агрессивную позицию по отношению к России. Это лишь пошло бы на пользу Гитлеру, причем в то время, когда битва за Британию разворачивалась вовсе не так, как планировалась. Операция "Морской лев" сводилась на нет, и он действительно не знал, каким образом поставить Англию на колени.

Конечно, битва за Англию никогда не преследовала подлинные военные цели Гитлера. Это был просто камень, стоявший перед ним на дороге: его следовало либо передвинуть, либо пройти мимо него. В любом случае это никоим образом не следовало мешать с основной задачей, а именно с разрушением большевизма.

Отступление перед советскими требованиями, скорее всего, значило бы оставить эту дорогу. Россия уже вполне могла протиснуться через дверь, ведущую на Запад, причем даже через приоткрытую дверь, благодаря временному соглашению с Германией.

Решение Гитлера означало бы для Германии отказ от безопасного тыла, поскольку до сих пор вопрос о борьбе с Западом еще не был решен. Но, отвергая русские требования, про себя он уже решил, что пора сосредоточивать все имевшиеся в распоряжении силы на востоке — на главном направлении в этой войне. В тот момент была решена участь нашего сражения на западе против английских военно-воздушных сил.

Между четвертым этапом битвы за Англию, который завершился 20 сентября с окончанием дневных налетов, и пятым, то есть последним этапом, во время которого цели на Британских островах бомбились ночью, наступило время первых атак для истребителей-бомбардировщиков — это было новшеством в истории воздушных боевых действий. Поддержка истребителями наземных армейских действии является исключительно тактическим оружием — вроде разновидности "летающих ударных сил", для атак с небольшой высоты вражеских позиций, войсковых перемещений вдоль линии фронта посредством бомбометания, ракетных снарядов и стрелкового вооружения. Истребители-бомбардировщики в рамках проведения стратегических воздушных операций выполняли очень важную задачу, ведь их использовали для поражения целей, находившихся далеко позади линии фронта; это было позже четко доказано союзниками во время их наступления в глубь рейха. Бесчисленное количество паровозов-локомотивов на западной немецкой железной дороге были повреждены американскими истребителями-бомбардировщиками. что послужило ярким свидетельством стратегических действий.

Однако с немецкой стороны сама идея истребителя-бомбардировщика имела несколько иное происхождение. Истребитель больше не использовался как дополнительное оружие в "войне с воздуха" после завершения своей настоящей задачи в "войне в воздухе", то есть после того, как было достигнуто воздушное превосходство, а просто был переоборудован в истребитель-бомбардировщик как временная замена или в качестве козла отпущения. Отправной точкой у нас служила предпосылка, что истребитель, по-видимому, не был в состоянии обеспечить существенную защиту бомбардировщикам. Это было правдой. Но вместо того чтобы принять к сведению объяснения фронтовых летчиков и, по возможности, искоренить эти причины или, в качестве альтернативного решения, прекратить эти никуда не годные налеты, был сделан следующий вывод: если истребительная авиация неспособна защищать бомбардировщики, то тогда она должна сама своими силами доставлять бомбы и бомбить Англию.

Доводы политической пропаганды, наверное, тоже повлияли на наших военных и политических руководителей. Налеты или рейды на Англию давно уже стали вопросом престижа, и поскольку налеты в светлое время суток долее не могли продолжаться, а ночные рейды были в стадии подготовки, то данную брешь решено было заполнить истребителями, переделанными в истребители- бомбардировщики. Отнюдь не военная целесообразность, а сиюминутное политическое требование послужило поводом для создания истребителя-бомбардировщика. Вместо того чтобы делать все возможное ради достижения цели в войне налетов на Англию — для успеха в которой необходимо было преимущество в воздухе — посредством усиления истребительной авиации, она ослаблялась за счет преобразования части самолетов-истребителей в перевозчиков бомб. Оперативную значимость и ценность истребителей-бомбардировщиков, конечно, отрицать не приходится, однако сам выбор решения предполагал наличие излишка самолетов-истребителей. Когда мощь и сила истребительной авиации явно не соответствовала цели достижения воздушного превосходства, то использовать истребители в качестве истребителя-бомбардировщика значило ставить телегу перед лошадью.

Это началось с формирования пробной авиачасти под номером 210, которая летала на самолетах "Ме-109", "Ме-110" и "Ме-210". Примерно в середине сентября они были переведены в Па-де-Кале, причем прикрывать их должен был мой полк. Одновременно семь крупных соединений истребителей, участвовавших в битве за Англию, получили приказ перевооружить либо один полк, либо одну эскадрилью из полка в истребители-бомбардировщики, что фактически означало трансформацию трети истребителей в истребители-бомбардировщики.

Мы, летчики-истребители, с громадным чувством горечи смотрели на подобное разрушающее насилие над истребительной авиацией. Мы делали все зависящее от нас, чтобы повысить летные характеристики наших самолетов для того, чтобы лучше противостоять все возраставшим силам противника. Мы избавлялись от всего несущественного, пытаясь выдавить из самолетов чуть больше скорости, мы всегда требовали сбрасываемых дополнительных баков с горючим с целью увеличить дальность полета. А вместо этого нас снабжали устройствами для сбрасывания бомб, и к тому же мы были вынуждены смотреть, как треть наших самолетов уже более не участвовала в ходе воздушных сражений.

Истребители-бомбардировщики вводились в действие в такой большой спешке, что даже не было времени обучить летчиков практике бомбометания, поэтому большинство из них свой первый груз бомб сбрасывали прямо во время рейда на Лондон или на другие цели в Англии. В целом у нас было 250 истребителей-бомбардировщиков. "Ме-109" нес фугасную бомбу весом 230 кг (500 фунтов), "Ме-110" нес две такие бомбы и еще четыре по 45 кг (100 фунтов) каждая — в совокупности 640 кг (1400 фунтов). С таким грузом нельзя было добиться большого эффекта. Даже менее того, поскольку летчикам-истребителям было вовсе не по душе летать с таким грузом, они были рады избавляться от бомб где придется.

Рейды истребителей-бомбардировщиков проводились следующим образом: каждая авиагруппа предоставляла сопровождение для своих собственных бомбардировщиков. Высота подхода к цели составляла 5400 метров. После взлета истребителям-бомбардировщикам позволялось лететь как соединению бомбардировщиков, однако скоро стало очевидным, что неприятельские истребители свое внимание концентрировали исключительно на бомбардировщиках, поэтому последние стали распределяться малыми группами среди всего строя самолетов в воздухе, и, благодаря этому, они в безопасности достигали своих намеченных целей. Такой способ налетов был в высшей степени неудобным. Пассивное поведение перед лицом неприятельских истребителей, возникавшее чувство подавленности, когда нас атаковали вследствие низкой скорости, малой маневренности и скороподъемности, так сказать, служили дополнением к не слишком убедительному эффекту сброшенных бомб над обширными территориями, и все это объединялось в одно целое для того, чтобы окончательно похоронить моральный дух немецких летчиков истребителей, который к так был невысок вследствие навязанного нам типа сопровождения.

Нет слов, чтобы выразить наше неудовольствие от данного приказа действовать как истребители-бомбардировщики. Верховное командование люфтваффе в резкой форме противостояло нашему негативному отношению.

Геринг со злостью объявил: раз истребительная авиация не смогла обеспечить соответствующей зашиты эскадрильям бомбардировщиков и сейчас вынуждена действовать в качестве истребителей-бомбардировщиков, то эта работа является целиком результатом ее же собственных неудач. Если можно будет доказать ее непригодность и при выполнении этой задачи, то лучше уж целиком расформировать всю истребительную авиацию. Это был предел всему! Летчики-истребители, принимавшие участие в битве за Англию, были искренне убеждены, что они все-таки выполняли свои обязанности во все время последних недель тяжелых боев. Они несли тяжелые потери в ходе неослабевающих военных действий, им сопутствовал большой и заметный успех, но они никогда не спрашивали о конечной цели или о том, как долго будет продолжаться это убийственное сражение. Их моральное состояние и так уже было тяжелым и чрезмерно напряженным, и к тому же их несправедливо обвиняли на пике этих испытаний, все это подвергало военную дисциплину суровой, жесткой проверке. Поведение нашего руководства горячо и резко осуждалось среди молодых офицеров-летчиков. По сути, это был первый серьезный кризис в отношениях между летным составом истребительной авиации и командованием люфтваффе.

С приближением осени у нас появилось еще одно неблагоприятное условие — погода. Когда-то мы питали большие надежды в связи с появлением знаменитого лондонского тумана. Вид города и его пригородов, покрытых молочной пеленой, которая мешала бы взлетать английским истребителям, картина фабричных труб, подобно отметкам целей для наших бомбардировщиков, были столь искушающими, что однажды я упомянул об этом как об утешительном соображении в разговоре с Гитлером. Фюрер отмахнулся от этого довода довольно безразличным жестом, сказав, чтобы мы не слишком-то полагались на него. Как же он был прав! Вопросы погоды были просто специальностью Гитлера. В этом отношении он проявлял удивительную интуицию, но, кроме того, у него работали очень способные метеорологи, для которых отнюдь не являлось секретом, что погода над Ла-Маншем, особенно осенью, в основном является "западной", то есть развивается с запада на восток, что, конечно, заключает серьезное неудобство для нападающих с востока. Поэтому оборонявшаяся сторона раньше узнавала действительную погоду и то, что от нее следует ожидать над областью сражений, чем наступавшая. Англичане почти всегда могли предсказать погоду чуть раньше нас для того, чтобы принять меры предосторожности. Нас всегда удивляло это обстоятельство. Все чаще и чаще возникали ситуации, в которых общий сбор бомбардировщиков и истребителей мог быть проведен только частично или не полностью, и, в связи с этим бомбардировщики несли большие потерн. С наступлением сезонного ухудшения погоды становилось все труднее выполнять более масштабные рейды в соответствии с планом.

Погодные условия над Ла-Маншем явились последней из целого ряда причин, из-за которых немецкое командование в конце концов приостановило с 20 октября 1940 года дневные налеты на Лондон. Тем не менее они продолжались в течение шести недель. В итоге за время этих боев бомбардировщики потеряли 30–35 процентов своего состава, а истребители 20–25 процентов. Общая боевая мощь военно-воздушных сил сократилась на одну четверть по сравнению с началом битвы за Англию, так что неправильно было бы говорить об уничтожении или о решительном поражении немецкого люфтваффе в ходе этого сражения. Те же, кто высказывает мнение, что хребет наших военно-воздушных сил был сломан и что они никогда так и не смогли оправиться от этого удара и восстановить свое прежнее состояние, неправильно оценивают реальную ситуацию или пытаются ее извратить для каких-то иных целей. Будет справедливым признать, что прекращение дневных рейдов немецкой авиации па Лондон по своей важности было выдающимся и блестящим успехом англичан как в военном, так и в политическом отношениях. Да, последний этап битвы за Англию должен был доставить очень много тревоги английскому народу, а также его военным руководителям. Тем не менее неизбежную и смертельную опасность удалось преодолеть. Англия победоносно прошла сквозь одно из самых серьезных и суровых испытаний в ее истории. Она никогда не теряла своего мужества или чувства самоуверенности. Потрясенная, истекающая кровью, она, стиснув зубы, сумела выстоять в этот критический момент.

С началом немецких ночных налетов ближе к концу октября 1940 года начался последний, пятый по счету этап битвы за Англию. Однако немецкая истребительная авиация не участвовала в нем. Кроме налетов на Лондон, также проводились рейды на Ливерпуль, Бирмингем, Манчестер, Саутгемптон, то есть почти на все крупные города к северу, вплоть до самой линии, соединяющей Эдинбург и Глазго, насколько позволял предел дальности действии бомбардировщиков.

Переход с дневного времени бомбардировок на ночное происходил без каких-либо дополнительных затрат времени. Это стало возможным только потому, что экипажи самолетов, летная подготовка которых велась еще в мирное время, прошли полный теоретический курс и практические занятия, освоив полеты по приборам и в ночное время. К тому же изменений в самих самолетах, их оборудовании почти не было заметно. В ходе ночных бомбардировок нам явно не хватало только эффективного прицела для бомбометания, впрочем, как и радарного устройства.

Уже гораздо позже союзные воздушные силы действовали таким образом: британские ВВС сосредоточили усилия на ночных рейдах, тогда как американцы совершали в основном дневные налеты. С другой стороны, Германия как бы обнаружила себя в роли бедняги, носившего одну и ту же рубашку днем и ночью, оттого что одни и те же экипажи летали на тех же самых самолетах, на которых они принимали участие в военных действиях днем, а теперь устраивали до трех вылетов на Англию за ночь. При таком способе наступления наши силы примерно состояли из 600–800 бомбардировщиков. Наша максимальная бомбовая нагрузка равнялась 2200 кг, что было немного больше, чем во время дневных вылетов, поскольку в ночное время за счет потери в скорости и в высоте подхода к цели можно было нести большее количество бомб. Общее количество бомб, сбрасываемых за ночь над целью, достигало не слишком значительного показателя в 1000 тонн.

К сожалению, точность наших атак и концентрация сбрасываемых бомб были неудовлетворительными. Часто из-за плохих погодных условий нельзя было обнаружить цель. Вскоре были проведены испытания средств по освещению целей, как это позднее делали англичане. Тем не менее точность самих попаданий оставалась в зачаточном состоянии но причине отсутствия каких-либо вспомогательных средств — навигационных или радарных. Различные методы ведения атак должны были дождаться своей очереди, то есть придуманы, опробованы и не спеша усовершенствованы в ходе настоящих боевых действий.

Подлет к цели и само нападение производились с высоты 2,4–2,7 км. Навигация, или самолетовождение при помощи радио, производила с прибрежных станций посредством луча, направляемого со стороны побережья к цели. Мы летали разрозненно, не в форме соединения. Английская оборона была почти абсолютно беспомощной против немецких ночных рейдов в самом их начале. Ночные истребители пока только находились в стадии разработки, и, несмотря на отчаянные усилия, результаты, о которых стоило бы упомянуть, еще не были достигнуты. Наибольшие опасения вызывали зенитные орудия, особенно в виде пояса заграждения вокруг Лондона. С другой стороны, разрывы зенитных артиллерийских снарядов оказывали немалую помощь для определения местоположения цели в плохую погоду. Так что, если подводить итоги немецкие потери во время ночных рейдов находились в пределах разумных границ. Однако потери, вызванные погодными условиями к ошибками при навигации, были равнозначны потерям, обусловленным оборонительными действиями.

Наилучшие результаты в ходе ночных налетов были получены во время полнолуния, при хорошей погоде и ясной, четкой видимости. Именно такая ночь и была с 14 на 15 ноября 1940 года. Этой ночью немецкие эскадрильи имели перед собой особенно важную цель в Ковентри, индустриальном городе в Варвикшире, где, кроме основных военных предприятий, еще проводились жизненно важные работы в авиационной промышленности. Первые же волны самолетов вызвали пожар на атакуемом объекте, огонь от которого можно было различить с большого расстояния. Всего в налете участвовало 800 самолетов, они совершили на Ковентри три боевых вылета. Общин вес сброшенных бомб достиг 1000 тонн. Что касается самого проведения операции и результата, то в итоге был получен оптимальный эффект массированных ночных атак. Немецким военно-воздушным силам так никогда больше и не удалось повторить подобного успеха, да и сами англичане смогли произвести нечто похожее только гораздо позже и при участии иных военных сил. По сути, Ковентри являлся случайным успехом. С той весьма недостаточной помощью при наведении на цель и ее определении ночные рейды на Англию, которое в это время года сильно зависели от погоды, никак не могли привести к какому-либо поражающему воздействию, невзирая на умеренные потери. Ночные налеты немцев медленно и постепенно затихали. В апреле 1941 года они были почти полностью прекращены,

Без грома фанфар и лишнего шума война с Англией подошла к своему концу.