МЕЖДУ ВОЙНАМИ И ПАРАДАМИ

МЕЖДУ ВОЙНАМИ И ПАРАДАМИ

В августе 1938 года после пятнадцатимесячного отсутствия я вновь ступил на землю Германии. Я ощущал себя матросом, сошедшим на берег после длительного и полного приключений плавания. Мирная Германия, с ее чистотой и порядком, с ее процветающими городами, горами и холмами, лесами и озерами, с ее людьми, исполненными уверенности и творческой энергии, была прекрасна. Тем не менее весь этот порядок, дисциплина и сознательность заставляли меня чувствовать себя как-то неловко. Жизнь в Испании управлялась суровыми законами гражданской войны, которые не позволяли проявляться ни уважению, ни милосердию. Однако в результате жизнь являлась более свободной, представлялась в более грандиозном масштабе, в том числе предлагала больше возможностей для молодого поколения проявить смелость и решительность. Я почти ощущал, что немецкая форма, которую я носил, мне не подходит. Причем это было обусловлено не столько самой формой, сколько официальной рутиной, связанной с ней: теми предписаниями и жесткими правилами, которые необходимо было соблюдать.

В военно-воздушном министерстве, где я должен был доложить о своем возвращении из Испании, подобные ощущения явно усиливались. Министерство в Берлине теперь располагалось в огромном новом здании на углу Лейпцигерштрассе и Вильгельмштрассе. Оно было битком набито офицерами с белыми и малиновыми полосками на безукоризненно отглаженных брюках. "А, из Испании! — говорили они — Ну-ка, расскажи, дружище, как там дела? Мысленно они, так сказать, похлопывали меня по спине в знак одобрения, но было заметно, что за их любезными словами скрывается совсем другая мысль: "Парню следует отдать должное и ловко провести его". Было очевидно, что они никогда не поймут, что мы ощущали, летая над астурийскими холмами или над Эбро.

Меньше чем через две недели мой отпуск был отменен, меня вызвали телеграммой в Берлин, в военно-воздушное министерство. Задача, которая ожидала меня, не терпела отлагательств. Распоряжения состояли в том, чтобы, принимая во внимание наш испанский опыт, организовать, обучить и привести в готовность истребителей с целью поддержания наземных операций. Технический отдел собрал весь наличный опыт, полученный из первых рук, который мог бы оказаться полезным. Однако стратеги из люфтваффе отказались от него, посчитав знания, извлеченные из воздушных боев легиона, не столь ценными, и причислили их к чисто тактическим.

Я возненавидел стоявшую в военно-воздушном министерстве атмосферу. Ведь здесь не было ни моих сверстников ни моих единомышленников, так что среди целой плеяды штабных офицеров я чувствовал себя не на своем месте. То, что было мне близко, для них бы по чуждым После нескольких дней моего пребывания в отделе был получен приказ собрать две группы самолетов для поддержки наземных операций. Всего-навсего! И конечно, в самый последний момент.

Это было обусловлено политической ситуацией. На судетской границе объявили чрезвычайное положение, и каждый день оттуда поступали все более будоражившие сведения о тамошних невозможных условиях.

Вследствие давления, которое оказывала напряженная политическая обстановка, создание двух наземных атакующих групп было завершено в пределах отведенного времени. Приходилось очень много придумывать и организовывать. Дополнительное пополнение из молодых новобранцев прошло безжалостную интенсивную подготовку. Группы были поспешно укомплектованы второсортными машинами — коллекция всевозможных "Не-51", "Не-123". "Не-45". Несмотря на это, все пять авиаполков были приведены в готовность в установленное время. Одну из групп принял под свое командование мой старший начальник в качестве командира авиационного соединения, а я числился как его адъютант и оперативный офицер. Для меня это было несчастьем. При этом, с одной стороны, я был рад оставить свой канцелярский стол, а с другой — подавлен мыслью, что в обстановке приближающейся войны мне, летчику-истребителю, предстоит выполнять функции по поддержанию наземных операций. Везде была неразбериха. После крупномасштабных учений наши три авиаполка расположились в вызывающих обеспокоенность районах Нижней Силезии — соответственно в направлениях Бриг - Гроткау и Бреслау — Шонгартен. В общем, маневры проходили почти как настоящая мобилизация. Война была неминуема. Гитлер ясно и однозначно потребовал присоединения Судетской области к рейху. Премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен прилетел в Годесберг, и уже 29 сентября был подписан Мюнхенский пакт. Гитлер одержал свою самую большую победу в области внешней политики, а мир в целом "вздохнул от облегчения". Выйдя из самолета в Кройдоне, Чемберлен заявил: "В наше время — мир", затем он помахал подписанным документом перед людьми, которые собрались его встречать. Казалось, что мир сохранится на протяжении целого поколения.

После того как дела приобрели неожиданный и благоприятный оборот, мы провели во Фрейденшгадте, нашей новой базе в Судетах боевые показательные упражнения, а позже наблюдали там за впечатляющим приземлением большого количества воздушно-десантных сил. Не меньшее впечатление вызывал вид местных укреплений. Население было в невероятно возбужденном настроении и совершенно неоправданно рассматривало нас как героев и освободителей. Нам с трудом удавалось оградить себя от этого напора ничем не сдерживаемых выражений благодарности и счастья.

Спустя немного времени мне был преподнесен сюрприз. Все выглядело так, будто мои бесконечные попытки уклониться от полетов, связанных с наземной поддержкой принесли свои плоды, поскольку меня переводили в Ингодьштадт, что на Дунае, с приказом создать истребительное соединение. Однако вскоре нас послали в Беблинген. под Штутгартом, где за несколько безмятежных месяцев люди прошли тщательное обучение

Наше соединение не принимало участия в марше на Чехословакию, потому что мы, базировавшиеся в Южной Германии не могли подняться в воздух из-за плох ой погоды. Там справились и без нас.

31 марта Великобритания предложила Польше гарантии ее суверенитета. Советские дипломаты тоже не сидели сложа руки. 16 апреля они сделали официальное предложение западным державам. Атмосфера в Европе была тягостной.

Политическая обстановка ухудшалась с каждым днем, поскольку возрастала напряженность между Германией и Польшей, причем это случилось как раз в тот момент, когда я был вновь отозван из истребительной авиации. Приказ о моем зачислении в одно из авиасоединений по поддержке наземных операций, которое как раз я и помогал создавать, прозвучал как удар грома среди ясного неба, — это сильно огорчило и разозлило меня. Я летчик — истребитель душой и телом — но всегда что-то поворачивалось не так, как надо, хороня все мои надежды. Я был глубоко раздосадован той долей, что выпала мне. Еще в Испании многие были удачливее меня. Если бы я проявлял меньше интереса к технике проведения операций по наземной поддержке, то никто не подумал бы вызывать меня в министерство военно-воздушных сил, а сейчас все мои личные дела ясно отражали ту степень важности, которую я представлял для такою рода операций. Конечно в них не упоминалось о том, что более всего я хотел быть летчиком-истребителем.

Стиснув зубы, я прибыл в Тутов в качестве капитана 2-го авиаполка учебной группы 2. Новое поле деятельности было удивительно широким и полезным. К тому же здесь я приобрел много новых друзей. Летали мы словно сумасшедшие. Технический отдел снабдил нас двумя новыми типами двухмоторных самолетов "Hs-129" с бронированной кабиной и "Fw-189". В Рехлине мною были испытаны оба самолета, после чего я сообщил об этом наверх ведь оценка требуемых условий для операций поддержки наземных войск была первым по степени важности занятием технического отдела люфтваффе. Преданные ученики Дуэ готовы были пойти на свой первый компромисс. Под руководством Рихтгофена мы приняли участие в маневрах, проводимых в небе округа Котбус, где по причине плохой видимости произошло несчастье. Несколько самолетов "Ju-87" ("Штука") потерпели крушение.

В полях поспевала пшеница, и крестьяне, но всей видимости, вскоре начали бы убирать урожай. Как случалось и раньше, во время последних знойных летних месяцев в Европе разразилась мировая война. При этом ходили самые невероятные слухи. В одном из них говорилось о том, что фон Риббентроп летал в Москву на переговоры со Сталиным, что, впрочем, вскоре было официально подтверждено. Начиная с апреля Сталин обсуждал с Англией и Францией пакт или договор, который он им предлагал. Однако там дела далеко вперед не продвинулись. Вот так и появится на свет германо-советский пакт о ненападении, подписанный 23 августа 1939 года. Гитлер отдалил опасность от нашего тыла на случай войны с западными державами в связи с польским конфликтом. Такой была общая реакция в самой Германии на этот удивительный пакт, который никак нельзя было примирить с официальной идеологией. Однако с военной точки зрения это, по-видимому, было идеальным решением, и оно совпадало с идеями германского Генерального штаба, который считал, что волны на два фронта необходимо избегать.

Великобритания отреагировала на это, предоставив Польше гарантии. Тем не менее, Гитлер начал вести переговоры с Польшей по поводу Данцига и польского коридора. Вначале переговоры шли успешно, но в конечном итоге были сорваны. Это и послужило поводом для начала Второй мировой войны.

Четыре немецкие армии были уже расположены вдоль германо-польской границы. По приказу командования "Рихтгофена" наше авиасоединение было придано армии генерала фон Рейхенау в Силезии.

Утром 1 сентября еще затемно мы забрались в наши кабины. Мы разогревали двигатели, и голубые вспышки огня уже вырывались из выхлопных труб, когда на рассвете по сигналу пришло время для фейерверка. Нашей целью был штаб польского высшего командования и казармы. Сама операция планировалась и готовилась с величайшей тщательностью так, что хребет польской армии во всех отношениях и смыслах был сломан в первый же день кампании. После нескольких усиленных стратегических ударов люфтваффе, которое принесло германской армии абсолютное превосходство в воздухе, было положено начало блестящему сотрудничеству и взаимодействию между подвижными моторизованными армиями и люфтваффе. В современной манере ведения войны это было что-то совершенно новое. Пять польских армий, стоявших в готовности напротив четырех германских, были мгновенно и полностью разгромлены в результате совокупности таких факторов, как революционная по духу стратегия, эффективная работа германского Генерального штаба, современное вооружение и оснащение войск и, наконец, ни с чем не сравнимый боевой дух немецких солдат. Все это послужило поводом для того, чтобы возникло чудо германской блиц-победы всего за 18 дней. В первые дни военной кампании польские военно-воздушные силы в основном были уничтожены еще на земле. Соединение "Рихтгофен" умело использовало свой испанский опыт, так как имело достаточно возможностей для совершения точных тактических воздушных ударов с целью поддержки собственной армии. Кутно, Модлин и Варшава — вот те места, где мы встретили очень сильное сопротивление. Поскольку мы едва ли могли повстречать какие-либо польские истребители, сфера деятельности наших воздушных сил главным образом ограничивалась поддержкой армии с воздуха. Все это несколько утешало меня, потому что я вдруг понял, что не так уж много потерял. Один боевой вылет сменялся другим, и наша база постепенно продвигалась вперед. Наступление шло с захватывающей дух скоростью.

Краков пал 6 сентября. Под Кутно и Радомом была окружена и уничтожена большая часть польской армии.

Маршал Рыдз-Смиглу, главнокомандующий польской армией, капитулировал на 18-й день войны. Лемберг (Львов) был взят 23 сентября, Варшава и Модлин пали 27 сентября. Стойкая зашита столицы Польши послужила поводом для первых крупномасштабных воздушных атак, совершенных люфтваффе. Эти атаки предназначались для достижения стратегических целей, но заодно также служили для устрашения союзников. Немецкая пропаганда немедленно воспользовалась всеми средствами, бывшими в ее распоряжении, чтобы довести это до сознания союзников.

В течение 27 дней мной было совершено около пятидесяти боевых вылетов. Хотя мы и потеряли десять человек, включая командира авиаполка, все равно действия нашего авиасоединения были успешными. Нашу базу к югу от Варшавы даже посетил с коротким визитом сам Гитлер. Он сидел вместе с нами возле полевой кухни выслушивая наши сообщения и с удовольствием отмечая заметный прогресс в ходе самой операции и чудесные достижения армии.

Я был награжден Железным крестом 2-й степени, а 1 октября мне было присвоено звание капитана. Наше соединение перевели в Брюнсвик для отдыха, а также для того, чтобы начать предварительную подготовку по взаимодействию с парашютно-десантными войсками в будущих операциях. Свободное время я проводил, пытаясь добиться перевода в истребительную авиацию. К моей огромной радости, мне повезло, и я был переведен в 27-й истребительный полк под Крефельдом. Наконец-то я был снова вместе с истребителями и никогда уже не расставался с ними вплоть до сего дня.