Симона де Бовуар22

В молодые годы и Памела Гарриман, и Лилиан Росс рассчитывали на замужество и очень хотели выйти замуж. Однако еще раньше француженка Симона де Бовуар, которая внесла огромный вклад в современный феминизм, отвергала брак как лицемерный и бессмысленный общественный институт. Таких же взглядов придерживался философ и писатель Жан-Поль Сартр – ее друг, с которым ее связывали настолько непростые отношения, что почти двадцать лет спустя после смерти двух творческих личностей их биографы продолжают анализировать и интерпретировать их связь.

В 1929 г. студенты Высшей нормальной школы Сартр и Бовуар завершили образование, заняв среди других выпускников по результатам экзаменов первое и второе места соответственно. И потом, на протяжении всей жизни, она добровольно занимала второе место, уступая первое ему. «Сартр в точности соответствовал образу спутника жизни, о котором я грезила с пятнадцати лет, – писала Симона. – Он был моим двойником, в котором я находила воплощение своих самых страстных желаний»²³.

Окончание Высшей школы позволило Симоне стать учительницей, получать зарплату и обрести независимость, к которой она стремилась. Они с Сартром – она всегда так его называла – договорились о заключении двухлетнего возобновляемого «пакта свободы», определявшего характер их союза: два года они должны были проводить «в самых тесных близких отношениях» и хранить друг другу верность. Потом они могли расстаться на два-три года, будучи при этом уверенными в том, что остаются друг для друга «основной» любовью, причем никто им не будет запрещать «случайные» увлечения. Они смягчали потенциальную боль от взаимных измен обещанием вечной преданности друг другу, полагая при этом, что, в отличие от брака, их связь никогда не деградирует до отношений, основанных на чувстве долга или привычки.

В модели отношений, сложившихся между Бовуар и Сартром, браку как общественному институту не было места, поскольку он связан с буржуазной респектабельностью и основан на лицемерии. Свой «пакт свободы» они увязывали с «пактом открытости»: ни он, ни она не должны были лгать друг другу или что-то друг от друга скрывать. Симоне этот пакт пришелся по душе, поскольку она видела в нем гарантию того, что Сартр никогда не позволит ей поддаться самообольщению. Что касается Сартра, он никогда не относился к этому соглашению серьезно. Как-то он признался, что лгал всем своим женщинам, «особенно Бобру» – так он называл Симону²⁴.

Тем не менее, несмотря на скандальные похождения Сартра, чувственная страсть обходила его стороной. Поскольку он был невысок и коренаст, страдал косоглазием и в целом выглядел невзрачно, Сартр никогда не верил, что женщины могут получать истинное наслаждение от физической близости с ним. Что касается Симоны, она отличалась чрезвычайной чувственностью, ее влекло по жизни физическое желание. Как вспоминала ее подруга, она была «чрезвычайно привлекательна… [с] чарующими глазами и очаровательным небольшим носиком»²⁵. Мужчины неизменно и охотно реагировали на ее острый ум и красоту, которой сама она не придавала значения. У Симоны было много романов, доставлявших ей «жгучую боль», порождавших «тиранические» и «жуткие» страсти, поражавшие ее «с грозовой силой». Она вступала в интимные отношения со многими мужчинами и некоторыми женщинами, но при этом постоянно мучилась из-за неспособности владеть собой и контролировать обуревавшие ее страстные желания. Хуже было то, что она не осмеливалась признаваться в этом Сартру, тем самым усугубляя свои проблемы, поскольку нарушала «пакт открытости». «Мое тело скорее препятствовало нашему сближению, чем способствовало этому, – писала она, – и я чувствовала к нему жгучую неприязнь»²⁶.

В начале их отношений Симона страдала от депрессий, обычно усугублявшихся алкоголем. Она молча напивалась, а потом разражалась рыданиями. Сартр реагировал на ее подавленное эмоциональное состояние, которое он приписывал шизофрении, тем, что предлагал ей заключить брак, чтобы вместе получить работу преподавателей. Симона отказывалась. Она твердо решила преодолеть зависимость от Сартра и в одиночестве отправилась преподавать в Марсель. Тем не менее они договорились об изменении первоначального соглашения с тем, чтобы отложить разлуку до тех пор, пока им не исполнится тридцать лет.

Из Гавра, находясь в пятистах милях от нее, Сартр продолжал побуждать Симону к продолжению поиска философской истины. Он писал ей нежные письма. «Дорогая моя, ты представить себе не можешь, но меня не оставляют мысли о тебе… Я ни на минуту не перестаю думать о тебе и мысленно все время веду с тобой беседу»²⁷. Симона, борясь с депрессией, раз в две недели совершала долгие прогулки, которые стимулировали ее умственные способности. Через год после того, как она перевелась в Руан и три дня в неделю могла проводить с Сартром, Симона начала писать роман. В то же время она раскритиковала проекты работ, которые собирался написать Сартр, и он принял все ее критические замечания.

В середине 1930-х годов Сартр переживал глубокую депрессию, граничившую с умопомешательством, причем состояние его усугублялось мескалином. После приема препарата философа преследовали галлюцинации: ему мерещилось, что за ним гоняется огромный лангуст. Подавленное состояние Сартра объяснялось тем, что он не смог достичь впечатляющего успеха, о чем мечтал. К тому времени Симона пришла к выводу о том, что он недостаточно талантлив как философ. Она убедила Сартра сосредоточиться на литературном творчестве, что впоследствии привело его к успеху, которого он страстно желал.

В 1935 г. у Симоны и Сартра «поселилась» семнадцатилетняя Ольга Козакевич. Она стала первой из череды любимых студентов Симоны, которые присоединялись к «семейству» Сартр/Бовуар в качестве приемных детей. Она была также одной из немногих девушек, которая не стала любовницей Сартра. Сартр, в то время находившийся, по его собственному выражению, на самом низком уровне его безумия, воспылал жгучей страстью к смущенному, подавленному и мятежному подростку.

В философском плане Симона полагала, что пылкие отношения втроем позволят ей и Сартру увидеть друг друга глазами близкого человека. Но хотя Ольга восхищалась творчеством Сартра, она находила его внешность отталкивающей и отказывалась вступать с ним в интимные отношения. Вместе с тем она пользовалась его одержимостью ею для того, чтобы он выполнял все ее желания. Сартр был в таком восторге от Ольги, что порой Симона спрашивала себя: «Не основано ли все мое счастье на гигантской лжи?»²⁸ Через некоторое время она испытывала ужас при одной лишь мысли о будущем, в котором будет присутствовать Ольга.

В следующем году Сартр еще больше осложнил ситуацию, когда соблазнил младшую сестру Ольги, Ванду, и поспешил сообщить о своей победе Симоне. Другие женщины, с которыми был близок Сартр, часто посвящали ее в подробности своих с ним любовных отношений. По словам ее биографа Дьердр Бэр, Симона была «сконфужена, опечалена и озадачена невольной причастностью к тому, что происходило с другими в сексуальных отношениях с ним, ведь сама она с ним почти никогда ничего не испытывала»²⁹.

Симона стремилась найти сексуальное удовлетворение в контакте со многими мужчинами и молодыми женщинами. Одним из ее любовников был Жак-Лорен Бост, приятель Ольги, и скорее всего, ее с ним роман, о развитии которого Симона в деталях рассказывала Сартру, был обусловлен не только ее привязанностью к молодому человеку, но и стремлением отомстить Сартру. Симона выразила свое восприятие к отношениям Сартра и Ольги в опубликованном в 1943 г. романе «Гостья», где Ольга и Сартр представлены под именами Ксавье и Пьер, а саму себя Симона вывела под именем Франсуазы. Франсуаза винит Пьера в том, что он позволил своей любви к ней состариться. Когда он это отрицает, она говорит ему, что его чувства «внутри пустые… как библейский гроб повапленный». Франсуаза пытается завязать с Ксавье тесные дружеские отношения, в которых она видит единственный путь к собственному спасению. Ксавье отказывается от дружбы, и Франсуаза убивает ее, обставив ее смерть как самоубийство.

В реальной жизни за сестрами Козакевич следовали другие протеже Симоны. Сартр всегда совращал их с помощью Симоны, причем дело дошло до того, что ее обвинили в сводничестве их с Сартром, но она эти обвинения отрицала. Сартр использовал ее имя в общении с ее студентами, сказала она Дьердр Бэр, «чтобы получить именно то, к чему стремился». И пояснила: «Кроме того, – мне кажется, это очень важно, – когда пары долго живут вместе, партнеры играют определенные роли и берут на себя ответственность друг за друга в рамках их отношений… Ты не возражаешь против того, чтобы играть такую роль ради облегчения жизни человеку, которого любишь»³⁰. Позже, когда какая-нибудь женщина отказывала Сартру в его домогательствах, он и Симона анализировали случавшиеся раньше отказы, чтобы лучше понять, как действовать в данной ситуации.

Летом 1939 г. Сартр предложил изменить их пакт: с этого времени они всегда должны были быть вместе, потому что никто не мог их понять так же хорошо, как они сами понимали друг друга. Поначалу это предложение привело Симону в замешательство. Но потом она почувствовала себя на седьмом небе от счастья и согласилась.

Спустя шесть лет Сартр это счастье разрушил, когда без памяти влюбился во французскую актрису, жившую в Соединенных Штатах. Долорес Ванетти Эренрайх, которая раньше сожительствовала с писателем-сюрреалистом Андре Бретоном, а перед тем, как за ней стал ухаживать Сартр, ушла от мужа-американца, отличалась жизнерадостностью и миниатюрностью, она была даже ниже Сартра, и в отличие от всех остальных его женщин не хотела делить его с Симоной. Долорес не устраивала роль «случайной» любовницы: она претендовала лишь на положение «основной» подруги. Сартр сообщил Симоне, что любит Долорес и будет с ней проводить по несколько месяцев каждый год. Какое-то время Симона с грустью размышляла над словами Сартра, а потом прямо и резко спросила его, кто для него больше значит – она или Долорес. Ответ философа оказался неопределенным. Долорес значила для него очень много, сказал Сартр, но он был с ней, с Симоной.

Симона была так потрясена, как никогда раньше за все годы отношений с Сартром. Он улетел к Долорес в Нью-Йорк, а потом посвятил ей целый номер журнала «Новые времена», который был им основан вместе с Симоной и друзьями-экзистенциалистами. Неужели Симона теряла мужчину, преданность которому обещала хранить всю жизнь?

В 1947 г. Симона тоже прилетела в Нью-Йорк и, чтобы доставить Сартру удовольствие, встретилась с Долорес. Соперницы держались друг с другом корректно, но позже Симона сказала Сартру, что Долорес слишком много пьет и что ее это беспокоит. Вскоре в Чикаго Симона встретилась с Нельсоном Олгреном, который недавно опубликовал свой первый роман о суровой действительности американских будней. Олгрен вел нищенское существование и запойно пил, между тем он оказался первым мужчиной, с которым весьма опытная Симона испытала оргазм. Они стали близки уже в день первой встречи и сильно друг друга полюбили.

Роман Нельсона Олгрена с Симоной де Бовуар подтвердил его уверенность в том, что любовь никогда не бывает счастливой. Хотя они жили вместе, Симона, прилетев в Соединенные Штаты, не могла ни выйти за него замуж, ни обосноваться вместе с ним в Чикаго и родить от него ребенка, как ему того хотелось. И Сартра бросить она не могла, хоть Нельсон и настаивал на этом. Наоборот, она побуждала Нельсона заводить любовниц, даже убеждала на ком-нибудь жениться, хоть и уверяла его, что он (как и Сартр) – ее «основная» любовь и значит для нее очень много. Но для Нельсона, как и для Долорес, теории об «основных» и «случайных» любовниках ничего не значили, так что Симоне надо было выбирать.

Она выбрала Сартра, а Сартр выбрал ее. В течение пяти лет Симона и Нельсон обменивались сотнями писем, причем в ее посланиях находила отражение пылкая любовь. Симона обычно называла его «мой любимый муж», а себя – «твоя жена навеки». И тем не менее, несмотря на страсть, которую она испытывала к Олгрену, Симона и подумать не могла о том, чтобы бросить Сартра. «Если бы я могла бросить Сартра, я была бы просто грязной дрянью, предательницей и эгоисткой… Я нужна Сартру… Любить сильнее, чем я люблю тебя плотью, сердцем и душой, невозможно… Но я нужна Сартру»³¹. Со временем отношения Симоны и Нельсона Олгрена разладились, и он снова женился на своей бывшей жене.

Сумбур, возникший в голове Симоны относительно природы ее отношений с Сартром и Олгреном, определил ее решение исследовать природу женского естества с тем, чтобы лучше понять самое себя. Результатом оказался «Второй пол» (1949 г.) – классическое исследование, посвященное женщинам, их физиологии, истории обращения с ними в человеческом обществе, мифах о них и их реальной жизни. В единственной главе, «Независимая женщина», заключительной, четвертой части второго тома, «К освобождению», она делает следующий вывод: «Чтобы одержать самую важную победу, мужчинам и женщинам… несмотря на естественные различия, необходимо безоговорочно утвердить свое содружество»³².

«Второй пол» повлиял на миллионы женщин, многому их научил и многих вдохновил. А кое-кого эта книга просто взбесила. Английский специалист К. Б. Брэдфорд раскритиковал Бовуар за то, что ее философские обобщения опирались на личный опыт, и охарактеризовал «Второй пол» как «прежде всего произведение представительницы среднего класса, настолько извращенное автобиографическим влиянием, что отдельные проблемы самого автора в ее анализе женственности приобретают преувеличенное значение»³³. Дьердр Бэр, однако, подходит к проблеме по-другому: Бовуар, по мнению ее биографа, «изучая себя, изучала принадлежащих к самым разным культурам женщин разных эпох»³⁴.

Симона также вспоминала о своих отношениях с Нельсоном Олгреном в романе «Мандарины», опубликованном в 1954 г., и вновь – в изданных в 1963 г. воспоминаниях «Сила вещей». В «Силе вещей» она писала, что сексуальную верность «часто проповедуют, но редко соблюдают… обычно те, кто… относится к этому как к увечью: они находят себе утешение в сублимации или пьянстве». Многие партнеры заключают соглашения, подобные тому, какое заключили они с Сартром, добавила она, хотя всегда существует опасность того, что на смену старой любви придет новая, и тогда «вместо двух свободных людей друг с другом столкнутся мучитель и жертва»³⁵.

Книга воспоминаний «Сила вещей» вызвала яростную отповедь Олгрена, в которой тот высмеял представления Симоны об «основной» и «случайной» любви. «Любой, кто может испытывать любовь как “случайность”, должно быть, перед этим повредился в рассудке, – писал он. – Как может быть любовь случайностью? Случайностью по отношению к чему? Если женщина говорит так, будто способность поддерживать важнейшие отношения с мужчиной – физическую любовь мужчины и женщины – является извращением, а свобода состоит в “сохранении, несмотря на все отклонения, определенного рода верности”… это значит, что вся жизнь ее, скорее всего, представляет собой случайность»³⁶.

В ходе заочного диалога между бывшими любовниками были подняты важные вопросы, касающиеся природы самих отношений, но ни один из них не нашел четкого ответа. Олгрен выразил убеждение в том, что брак основывается на любви, скрепляется преданностью и совместным воспитанием детей. Он также полагал, что супругам следует жить вместе, и высмеивал тот, совершенно иной, тип союза, который практиковали Симона и Сартр. Симона, добавлял Олгрен, возводила «случайную привязанность, прошедшую двадцать лет назад, в страсть масштаба античной драмы»³⁷.

Но Симона продолжала цепляться за прошлое, отставая от современности на десятилетия. Трудно сделать вывод о том, обрела ли она благодаря этому независимость и личную свободу, на что вдохновила множество других женщин. Ее настойчивость в определении себя как интеллектуала и философа, неизменно занимающего второе место после Сартра, ее вовлеченность в его отношения со многими женщинами и готовность лгать своим любовникам (включая Сартра), а также средствам массовой информации, являются доказательством параллельной жизни, сильно отличающейся от гармоничного союза равных, о котором она писала.

В 1960-х годах, когда он перешагнул пятидесятилетний рубеж и когда в его жизни наступил непростой период, осложнявшийся ухудшением здоровья, Сартр встретил Арлетту Элькаим, восемнадцатилетнюю еврейку из Алжира, студентку, которая стала его любовницей. Привлекательность Арлетты, как вспоминала Симона, заключалась в том, что «она была очень молодой, очень красивой и очень умной. А кроме того… она была ниже его ростом»³⁸. С годами, несмотря на вынужденное соперничество со старшими по возрасту любовницами, Арлетте удавалось быть ближе других к Сартру. Он удочерил ее, что отчасти было связано с иммиграционными проблемами, и сделал своим литературным душеприказчиком, предоставив ей ту роль, которую Бовуар заработала, на протяжении всей жизни оказывая ему самые разные услуги, включая его обтирание и умывание, когда из-за болезней и приема лекарств он не мог контролировать отправление естественных надобностей.

К 1974 г. Сартр почти потерял зрение и не мог читать, и в это время Симона решила заинтересовать его серией интервью, которые она потом переработала в произведение, напоминающее рассказанную биографию, и опубликовала в 1981 г. под названием «Адье: прощай, Сартр». Вновь нарушив их «пакт открытости», она утаила от заболевшего раком Сартра, что состояние его безнадежное, и впоследствии оправдывала обман тем, что, сказав ему об этом, «лишь омрачила бы его последние годы, и ни к чему хорошему это бы не привело». Когда 15 апреля 1980 г. семидесятичетырехлетний Сартр скончался, за катафалком, который вез его тело на кладбище, следовало пятьдесят тысяч человек. Симона была буквально убита горем и находилась в таком эмоциональном ступоре от валиума, что не могла стоять у могилы: ей пришлось сесть на стул. Позже она потеряла сознание и была доставлена в больницу, где у нее диагностировали воспаление легких.

«Моя смерть не соединит нас, – писала она в заключении книги “Прощай, Сартр”. – Так уж устроен мир. Само по себе замечательно уже то, что мы так долго смогли прожить с ним в согласии»³⁹. Это был еще один обман общественности, потому что на самом деле Симона не на жизнь, а на смерть боролась в то время с Арлеттой – случайная любовь стала основной – за литературное наследие Сартра.

Симона де Бовуар больше не написала ни одной книги и умерла 14 апреля 1986 г. – почти день в день через шесть лет после кончины Сартра. Ее жизнь с ним, ее жертвы и – не в последнюю очередь – ее компромиссы продолжают затрагивать женщин, которые стремятся найти в ее жизни, как и в ее работе, ответы на волнующие вопросы об их собственной природе, о том, как им жить в согласии с мужчинами.

Сегодня представительницы всех слоев общества продолжают задаваться теми же вопросами. Трое из них рассказали в личных интервью о том, как они справляются с этими проблемами, чтобы сделать жизнь приятнее, учитывая личные обстоятельства и возможности. Их имена и подробности, которые позволили бы их узнать, изменены, а в остальном их жизненный опыт отражен правдиво.