ЕВА БРАУН: ЛЮБОВНИЦА ВИНОВНИКА ШОА́19

Бурные отношения Адольфа Гитлера с немкой Евой Браун могли остаться незамеченными, если бы неженатый диктатор не стал виновником самого жуткого в истории массового истребления людей. Взгляды Гитлера на природу женщин и их роль в обществе, определившие идеологию национал-социализма, а также его поведение в сфере Bett-Politik, проливают свет на сущность его представлений и определявшейся ими политики.

Адольф Гитлер родился в 1889 г. Его мать звали Клара Пёльцль, отца, который был ее дядей, – Алоис Шикпьгрубер. Фамилию Гитлер Алоис получил после того, как его незамужняя мать, Мария Шикпьгрубер, вышла замуж за Иоганна Георга Гидлера. Чиновник, оформлявший регистрацию, вместо «Гидпер» написал «Гитлер» – так иногда писали фамилию отчима Алоиса. Адольф был четвертым ребенком Клары и Алоиса, но первым из выживших детей. Его младшая сестра Паула отставала в умственном развитии, что очень смущало Гитлера, который пытался скрывать этот факт.

К тому времени, когда в конце 1929 г. он встретил семнадцатилетнюю Еву Браун, несостоявшийся художник Адольф Гитлер был активным сторонником националистической политики, который стремился прорваться к власти. Он не женился сознательно, поскольку был женат на своей стране (как английская королева Елизавета I была замужем за своим государством) и не располагал временем, которое мог бы уделять жене и семье. Кроме того, Гитлер не хотел иметь детей. «Я полагаю, что детям гениев обычно бывает непросто жить в этом мире… Кроме того, они в большинстве своем кретины»²⁰, – говорил он своей домоправительнице, возможно опасаясь того, что сам способен породить лишь еще одну Паулу²¹.

Гитлер никогда не испытывал недостатка в женщинах, которых привлекал его ораторский дар, притягивали сила харизмы и непоколебимая уверенность в том, что он может восстановить величие Германии. Поэтому они тянулись к нему, не обращая внимания на то, что он не вышел ростом, что одежда висела на нем как на пугале, и на «смешные маленькие усишки», как Ева Браун называла растительность у него под носом. Некоторые из этих женщин (такие, по крайней мере, ходили слухи) даже пытались бросаться под колеса его машины, и ему приходилось останавливаться и успокаивать их. Гитлер отвечал им галантно, целовал руки, флиртовал, принимая их восхищение как должное.

Гитлер видел в женщинах таких же стратегов, как и он сам. Он полагал, что сначала женщина упорно работает, чтобы завоевать доверие мужчины, потом, играя мягкими пальцами на струнах его души, она принимается понемногу тянуть одеяло на себя, со временем делает это все увереннее и, в конце концов, добивается полного контроля над мужчиной и заставляет его «плясать под свою дудку»²².

В целом, Гитлер предпочитал пышных блондинок, ему нравилось флиртовать с актрисами и женщинами, которые удивляли его или поражали. Кроме того, он был неравнодушен к молоденьким девицам, и когда его единокровная сестра Ангела Раубаль овдовела, а ее дочь Ангелика, или Гели, в 1927 г. переехала к нему жить, он в нее влюбился. Он держал молодую женщину почти как узницу в своей квартире, запрещая ей без разрешения выходить, и даже когда он ей это позволял, у нее всегда были сопровождающие. Гели негодовала и плакала, молила и грозила, но Гитлер был непреклонен: она могла бывать только там, куда он ей разрешал пойти, когда он разрешал и только с теми, кого он назначал ей в сопровождение. 18 сентября 1931 г. после особенно бурной перепалки Гели, которой был тогда двадцать один год, взяла пистолет Гитлера, «вальтер» калибра 6,35 мм, и выстрелила себе в сердце.

Гитлер был потрясен, он испытывал горе и в то же время опасался, что, если представители прессы узнают о его связи с молоденькой племянницей, могут возникнуть нежелательные политические последствия. Его нацистским сподвижникам, также этим озабоченным, удалось уладить дело о самоубийстве Гели, причем так, что в газетных отчетах о ее смерти содержались лишь намеки на то, что она была расстроена, потому что не смогла стать профессиональной певицей. Гитлер пробыл в трауре недолго. Он пожелал иметь художественный портрет племянницы, написанный по ее фотографии, и отдал распоряжение своей домоправительнице Анни Винтер, чтобы та каждую неделю ставила в комнате Гели свежие цветы.

Даже тогда, когда Гитлер состоял в связи с Гели, он не отказывался от амурных отношений с другими женщинами. Одна из них, Ева Браун, была даже моложе его племянницы. Они встретились в конце 1929 г. в фотостудии его приятеля и личного фотографа, нациста Генриха Гофмана. Как-то раз Гитлер вошел в студию в тот момент, когда Ева, стоя на лестнице, расставляла на полке заказы. Глядя на нее снизу, он по достоинству смог оценить красоту ее ног. Увидев, что и лицо у девушки привлекательное, он стал иногда с ней встречаться, в то же время не обделяя вниманием Гели и других своих приятельниц.

После того как их представили друг другу, Ева спросила у Гофмана: «Кто такой Адольф Гитлер?» И действительно, кем он был? Отец Евы, Фриц Браун, пренебрежительно отзывался о Гитлере, говорил, что «он за все берется, да не все ему дается», что он «глупец, считающий, что все знает, и стремящийся изменить весь мир»²³. А Ильза, старшая сестра Евы, работавшая ассистенткой у доктора Маркса, ларинголога-еврея, в которого была влюблена, будущего фюрера терпеть не могла.

Гитлера очень обрадовало то, что Ева ничего не знала ни о нем, ни о национал-социалистской партии и не интересовалась политикой вообще. Он считал, что женщины оказывают губительное влияние на политику – достаточно было вспомнить Лолу Монтес, разрушившую репутацию короля Баварии Людвига I. «Я ненавижу женщин в политике, – заявлял Гитлер. – Подруга политика не должна быть слишком умной». С этой точки зрения Ева прекрасно ему подходила. Она пресекала разговоры на политические темы в своем присутствии и не вступала в нацистскую партию.

Что же, в конечном итоге, отличало Еву от ее многочисленных соперниц в борьбе за внимание Гитлера? Для него немало значило то, что она была хорошенькой блондинкой с голубыми глазами, осветлявшей волосы перекисью водорода и пользовавшейся косметикой, чтобы подчеркнуть изящные черты лица, носила простые и в то же время элегантные наряды, которые шила себе сама. Обладая прекрасной фигурой, Ева постоянно поддерживала хорошую физическую форму: она ходила на каток и занималась гимнастикой. (В домашнем фильме – ее снимали вместе с Гитлером – Ева, обольщая главного нациста, неловко делает «колесо».) Ее отличали жизнерадостный характер и дружелюбие, и она происходила из хорошей семьи. Девушка была в меру умна, но ее практически не интересовало то, что происходило в стране. Она зачитывалась романами, такими, например, как «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, любила повеселиться, и ее мать рассчитывала воспользоваться ее девичьей привлекательностью, чтобы удачно выдать дочь замуж.

Дома Ева делила спальню с Ильзой и Гретль – старшей и младшей сестрами. Фриц и Франциска Браун были благочестивыми католиками, но Фрица расстраивало то обстоятельство, что ничем не примечательное образование Евы в католической школе при женском монастыре закончилось преждевременно, потому что монахини больше не могли мириться с ее выходками. Фриц делал все возможное, чтобы держать ее в ежовых рукавицах, но Ева была настойчива, изобретательна, а главное – она точно знала, что хочет получить от жизни.

Чуть ли не с первых их встреч Ева поняла, что хочет получить Адольфа Гитлера. Но Гитлер проявлял интерес к ней лишь изредка, а Ильза поддразнивала младшую сестру, намекая на то, что та приударила за стариком. Смерть Гели отчасти помогла Еве. Теперь, наконец, Гитлер мог приводить ее в спокойный уголок – его собственный дом. Вскоре они стали близки. Их излюбленным местом для занятия любовью стал длинный красный диван, украшенный тесьмой, тот самый диван, у которого сфотографировались Муссолини, Чемберлен и Даладье во время позорной Мюнхенской конференции.

Ева все еще оставалась одной из многих женщин Гитлера, хоть она и оказалась первой, кого он пригласил провести с ним ночь. Одной из ее серьезных соперниц была Винифред Вагнер – англичанка, вдова Зигфрида Вагнера, сына Рихарда Вагнера. Но после того как Винифред лучше узнала характер Гитлера и убедилась в том, что его лощеные манеры на публике разительно отличались от ужасающего скотства в частной жизни, она решила свести их отношения на нет. Кроме того, прошел слух о том, что ее оттолкнули его сексуальные причуды, в частности его просьбы о том, чтобы она изображала его мать и порола его.

Еву это либо не беспокоило, либо Гитлер не просил ее играть роль властной матушки. Они были близки, но не это больше всего привлекало в ней Гитлера. Ему очень нравилось слушать ее разглагольствования об актерах и актрисах, о подробностях приемов, которые они посещали. Домоправительница Гитлера отзывалась о Еве как о не очень умной, но симпатичной куколке, а ему ее пустая болтовня позволяла на время отвлечься от его деятельности, направленной на то, чтобы превратить Германию в монолитный нацистский рай для белокурых бестий.

Тем не менее Гитлер, бывало, подолгу не нуждался в обществе Евы, и она скучала, в одиночестве ожидая его дома. В 1932 г. она решила его напугать, чтобы заставить относиться к себе более серьезно. В холодную ночь Дня Всех Святых, сразу после полуночи, она взяла пистолет отца калибра 6,35 мм, направила на себя и нажала на спусковой крючок. Позже ее нашла Ильза: Ева лежала в луже крови, пуля попала ей в шею рядом с сонной артерией.

Перед тем как лишиться чувств, Ева сумела вызвать врача, причем позвонила не доктору Марксу, у которого Ильза проводила вечер, а доктору Плату, человеку, который, как она полагала, сообщит Гитлеру о происшествии. Плат отвез Еву в больницу, где пулю без труда извлекли, а Ева была вознаграждена тем, что Гитлер навестил ее и подарил букет цветов. Он даже нашел ее попытку самоубийства трогательной. «Она сделала это из-за любви ко мне, – якобы сказал он Генриху Гофману. – Теперь мне придется за ней присматривать; это не должно повториться»²⁴.

Но главной заботой Гитлера было недопущение огласки того, что из-за него слишком много женщин пыталось покончить жизнь самоубийством, так как это могло стать помехой на пути к осуществлению его политических амбиций. Ева солгала родителям о мотивах попытки самоубийства, и жизнь ее продолжала идти заведенным порядком, разве что Гитлер стал уделять ей больше внимания и больше ценить то, что считал ее великой и бескорыстной любовью к нему.

Еве – как и Гитлеру – еще требовалось решить непростую проблему, связанную с ее отцом, который поклялся перейти на другую сторону улицы, если увидит, что к нему направляется Гитлер. Если бы Фриц Браун знал, что его непорочная, как он полагал, дочь близка с этим мерзавцем, он, вне всяких сомнений, постарался бы положить конец их отношениям. Поэтому Ева постоянно лгала, а Гитлер никогда не появлялся в квартире ее родителей. Тем не менее он часто посылал за ней один из своих роскошных черных «мерседесов», и шофер подбирал ее у ближайшего к ее дому перекрестка. В 1933 г., через неделю после того, как Адольф Гитлер пришел к власти, Еве исполнился двадцать один год. Гитлер подарил ей набор дешевой бижутерии с турмалинами, которым она очень дорожила всю оставшуюся жизнь. Но дома ей приходилось его прятать. Эти украшения она надевала только тогда, когда встречалась с любовником. Ее сестры, Ильза и Гретль, тоже хранили ее опасный секрет. Они часто слышали, как Ева шепотом разговаривала с Гитлером по телефону, но ни одна из них не проговорилась родителям. Ильза полагала, что доносительство постыдно, а Гретль считала тайну Евы в высшей степени захватывающей.

При этом усилия Евы, направленные на завоевание сердца Гитлера, не приносили ожидаемых результатов. Она знала, что его коллеги насмехались над ней, называли ее «тупой коровой», что сам он постоянно ей изменял и не собирался на ней жениться. Он ясно дал ей понять, что не намерен афишировать их отношения, потому что германское высшее общество отнеслось бы к ней с презрением, и распорядился, чтобы никто не фотографировал его и Еву вместе. Еще не полностью попавшая в плен нацистской идеологии публика не могла бы без насмешек воспринимать их неправдоподобный роман.

Ева знала и о том, что Гитлер мог быть жестоким, что он уничтожил тех своих соратников, с которыми у него были разногласия или которые мыслили независимо. 30 июня 1934 г., после убийства сотен политических противников Гитлера, а также людей, настроенных по отношению к нему вполне лояльно, Фриц Браун кричал, что фюрер совсем выжил из ума. Еву, в отличие от отца, удовлетворили объяснения Гитлера: он требовал от подчиненных абсолютной преданности и повиновения и не нуждался в судах, потому что сам был «верховным судьей германского народа»²⁵. Вместе с тем Ева поняла, что непокорность фюреру может стоить жизни.

Гораздо больше сложностей для Евы представлял «еврейский вопрос». Она росла вместе с несколькими друзьями-евреями, а Ильза была влюблена в еврея. Но Ева соглашалась с убеждением Гитлера в том, что евреи загрязняют нацию. Она быстро прекратила отношения с людьми, которых знала всю жизнь, но при этом сообщила одной знакомой еврейке, что ее собираются арестовать, послала ей немного денег и посоветовала немедленно покинуть Германию. (До смерти напуганная женщина благоразумно уехала в Италию уже на следующий день.) Кроме того, Ева попросила Гитлера разрешить Эдуарду Блоху, австрийскому врачу, который лечил его любимую матушку перед кончиной, эмигрировать, чтобы его не отправили в концлагерь. Гитлер согласился, но послал гестаповцев к доктору Блоху домой, приказав забрать у него почтовые открытки, которые Гитлер разрисовал и послал «доброму доктору в знак вечной благодарности».

Если не брать в расчет такого рода поступки, Ева принимала извращенные взгляды Гитлера без особых колебаний. Ильза, конечно, относилась к нацистскому антисемитизму крайне отрицательно. После обнародования Нюрнбергских законов ее работодатель-еврей счел необходимым уволить ее, а позже бежал из Германии в Соединенные Штаты. Сердце Ильзы было разбито, и она нередко ссорилась с Евой, когда они обсуждали действия Гитлера и «еврейский вопрос».

Несмотря на деспотический характер Гитлера, Ева видела себя в роли его подруги сердца, его величайшей любви, бескорыстной и благородной женщины, которая живет ради него и готова за него умереть. Гадалка ей как-то предсказала, что однажды вся Германия узнает о ней как о любовнице могущественного человека. Ева искренне верила в истинность этого пророчества, она терпеливо и умело завлекала в свои сети уклончивого любовника. «С нашей первой встречи я дала себе обещание повсюду следовать за тобой, даже в смерти. Ты знаешь, что смысл всей моей жизни заключается в любви к тебе», – сказала Ева Гитлеру в 1944 г.

В 1934 г. ее родители, наконец, узнали, что она состоит в близких отношениях с Гитлером. Когда ее отец выяснил, что его дочь – любовница фюрера, он почувствовал себя оскорбленным и униженным, но, поскольку Гитлер занимал слишком высокое положение, ничего изменить не мог. После того как Ева попыталась покончить жизнь самоубийством, Гитлер старался звонить ей почти каждый вечер, хотя и отказывался на людях признавать ее своей любовницей. С другой стороны, ему льстило, когда газеты публиковали фотографии того, как он обедает в обществе известных актрис. Возможно, он знал, что даже самые рьяные нацисты из его окружения подвергали сомнению его сексуальную силу, полагая, что он импотент. В 1943 г. два года тюремного заключения получила машинистка, которая напевала популярную в то время песенку: «Он правит в русском стиле, стрижется как француз, усы носит по английской моде, сам родился не в Германии, учит нас римскому приветствию, призывает наших жен рожать больше детей, но сам их произвести не может. Вот такой человек правит Германией»²⁶.

Шестого февраля 1935 г., в свой двадцать третий день рождения, Ева начала вести дневник. В первой же записи она сетовала на то, что Гитлер послал с женой своего адъютанта в студию Гофмана столько цветов «для Евы», что в помещении стоял запах, как в морге. Но он не подарил ей то, что ей так хотелось, – маленькую таксу, которая составляла бы ей компанию в долгие часы ожидания вечно куда-то ускользавшего любовника. Еву также возмущало, что ей приходилось продолжать работать у Гофмана, чтобы скрывать свое истинное призвание – быть любовницей Адольфа Гитлера. Такие соображения подводили ее к выводу о том, что им было бы гораздо легче встречаться, если бы у нее была своя квартира, и Гитлер, по всей видимости, воспринял этот ее намек всерьез.

Но как-то Ева допустила тактическую ошибку. Она получила приглашение на бал и попросила у Гитлера разрешения туда пойти. Он согласился, но после того, как она покинула его и отправилась танцевать, наказал ее: в течение нескольких недель Гитлер попросту игнорировал любовницу. Он не звонил ей даже тогда, когда бывал в Мюнхене. Как-то раз несчастная Ева несколько часов простояла около ресторана, наблюдая, как Гитлер пытался очаровать другую женщину. Может быть, она сделала унизительный для себя вывод о том, что его интерес к ней определялся исключительно сексуальными мотивами. Но она знала также, что у Гитлера была своя точка зрения на отношения с ней, с друзьями, коллегами и даже с руководителями других стран. Если кто-то пытался ему противоречить или хотя бы прерывал его пространные речи, он становился мрачным, угрюмым, раздражительным или разражался бранью. Ева невольно вызвала у него такую же реакцию, когда ушла на танцы вместо того, чтобы выкинуть пригласительный билет и остаться с Гитлером.

В мае 1935 г. Ева обнаружила, что у нее есть серьезная конкурентка – Юнити Валькирия Митфорд, пышногрудая, толстоногая дочь лорда Редесдейла, английского аристократа, и сестра Дианы Мосли, жены основателя и бессменного руководителя Британского союза фашистов. Юнити просто бросалась навстречу Гитлеру, а он с восторгом принимал ее в свои объятия. Ева не находила себе места от ревности. 28 мая, решив действовать, она написала Гитлеру записку, в которой указала крайний срок, когда он может с ней связаться. Он этого не сделал, и Ева проглотила двадцать четыре таблетки снотворного «фанодорон». И снова Ильза нашла ее лежавшей без сознания. Старшая сестра Евы вызвала доктора Маркса, который тогда еще не уехал в Соединенные Штаты; он привел любовницу Гитлера в чувство и спас ей жизнь.

Расчет Евы оказался правильным. Попытки самоубийства любовницы привлекли внимание Гитлера и убедили его в том, что надо что-то предпринять. В августе он предоставил в распоряжение Евы небольшую отдельную квартиру, куда она переселилась вместе с Гретль в качестве компаньонки; прислуживала сестрам Браун девушка венгерка. Гитлер украсил новое любовное гнездышко прекрасными картинами, из числа тех, что нацисты «одалживали» в немецких музеях или отбирали у евреев, владевших коллекциями произведений искусства. Но больше всего Ева дорожила нарисованной самим Адольфом Гитлером картиной «Церковь Ассам». Вырвавшись из родительского дома и находясь на полном содержании демонстрировавшего ей преданность любовника, Ева была на седьмом небе от счастья. Наконец-то она смогла бросить работу.

Но у Гитлера это вызывало определенные опасения. Особенно его тревожило то обстоятельство, что, когда он приезжал к Еве, его мог узнать сосед. Вскоре Гитлер перевез сестер в расположенный на окраине Мюнхена особняк с прекрасно оборудованным подземным бункером. Он распорядился, чтобы в новый дом Евы провели телефон, закрепили за ней персональный «мерседес-бенц» с шофером, который находился в ее распоряжении полный рабочий день, но самым лучшим его подарком оказались два шотландских терьера – Стаей и Негус.

Ева Браун стала ma?tresses en titre Гитлера – его официальной фавориткой, или, как сам он ее называл, ch?re amie[42]. Наконец-то она почувствовала себя в безопасности. Ева целыми днями занималась собой, загорала и играла со своими шотландскими терьерами (а позже и с немецкой овчаркой, которую тоже подарил ей Гитлер). Она секретничала и сплетничала с Гретль, встречавшейся с несколькими эсэсовцами до того, как в итоге вышла замуж за группенфюрера СС Германа Фегелейна, офицера связи между Гиммлером и Гитлером. Кроме того, сестры вместе ездили за покупками, Ева составила себе гардероб из дорогих и элегантных нарядов и обуви, собрала коллекцию ювелирных украшений. Каждый день в полдень к ней приезжал парикмахер и укладывал ей волосы. Единственным проявлением демонстративного неповиновения Евы было то, что она старалась соблюдать диету и постоянно занималась физкультурой, чтобы фигура ее оставалась стройной и подтянутой и не становилась рыхлой и упитанной, как нравилось Гитлеру. До того как они первый раз стали близки и он увидел ее обнаженное тело, Ева подкладывала в бюстгальтер носовые платки, чтобы ее бюст казался Гитлеру больше, чем был на самом деле. Так что он не случайно жаловался, что она слишком худая, и винил ее в том, что она – жертва моды. Но Ева до смерти боялась даже немного прибавить в весе.

Гертруда Вейскер, двоюродная сестра Евы, которую та пригласила в 1944 г. побыть с ней, пока Гитлер был в отъезде, вспоминала, что Ева меняла наряды не меньше пяти раз в день, плавала и делала упражнения, чтобы заполнить «огорчавшую ее опустошенность»²⁷. Ева предлагала Гертруде слушать по радио передачи Би-би-си, хоть это считалось преступлением, каравшимся смертной казнью. Гертруда слушала, делала пометки, а потом рассказывала Еве о том, что узнавала о ходе войны.

Организуя свое деловитое, но праздное существование, Ева не обходила вниманием контакты с другими людьми. Ей в конце концов удалось наладить отношения с родителями, которые смирились с тем, что их дочь живет в грехе с мужчиной, который на двадцать три года старше ее. Сложнее было отделаться от близких Гитлеру людей, которые все еще осмеливались относиться к ней с презрением. Первой, от кого ей удалось избавиться, была Ангела, мать Гели Раубаль и единокровная сестра Гитлера, которая называла Еву уличной девкой. Когда Гитлер услышал об этом, он в гневе выгнал Ангелу из дома.

Вскоре дом Евы стал для Гитлера тихой гаванью, где он мог расслабиться и отдохнуть. Фюрер каждый день приезжал туда ближе к полуночи, часто в подавленном и раздраженном состоянии, а на следующее утро уезжал полный сил и бодрости, умиротворенный нежными ласками старательной любовницы. Ева внимательно выслушивала его монологи, в том числе раздраженные обвинения евреев во всех смертных грехах, ставшие у него традиционной темой за ужином. Несмотря на либеральное воспитание, Ева хранила молчание, готовая принести принципы своей семьи в жертву маниакальной гитлеровской одержимости. Ему не нравились женщины, занимавшиеся политикой, и потому, общаясь с ним, Ева не вдавалась в обсуждение политических – и моральных – проблем.

Однако у ее сестры Ильзы было на этот счет другое мнение. Как-то Ильза попыталась вступиться за Артура Эрнста Рутру[43] – писателя-еврея, которым она восхищалась. Но добилась обратного – Рутру расстреляли «при попытке к бегству». С тех пор Ильза воздерживалась от «заступничества». «Я поняла, – вспоминала она после войны, – что любое дальнейшее вмешательство с моей стороны… ничем евреям не поможет, а только ускорит их уничтожение»²⁸.

Еву, видимо, совесть не мучила даже тогда, когда во время войны она узнала о том, что происходило в концентрационных лагерях. Генрих Гофман часто развлекал ее и Гитлера шутками о расположенном неподалеку от Мюнхена лагере Дахау, а в 1944 г. после воздушного налета, в ходе которого был поврежден дом Евы, из Дахау ей прислали заключенного, строительного рабочего, которого обязали сделать ремонт. После того как Гретль вышла замуж за Германа Фегелейна, Ева заезжала к сестре в ее новый дом и, возможно, видела работавших там узников концентрационного лагеря. К концу войны голодные русские заключенные в лохмотьях стали там обычным зрелищем. Ева на них не обращала внимания – это ее не интересовало.

Но если ее что-то волновало, Ева вполне могла повлиять на ход событий. После того как Генрих Гиммлер приказал закрыть женские парикмахерские, Ева настояла на том, чтобы его распоряжение было отменено. Немецкие женщины, говорила она, должны отлично выглядеть, чтобы нравиться солдатам – своим мужьям или любовникам. Ей также удалось способствовать отмене запрета на покупку еды на черном рынке – а как еще добропорядочная немецкая женщина могла накормить своего сражающегося мужа и детей? Она убедила Гитлера издать указ о том, чтобы немецкие солдаты стояли в общественном транспорте, а женщины могли там сидеть. Ближе к концу войны Ева узнала, что один генерал намеревался воспрепятствовать уничтожению тридцати пяти тысяч военнопленных, если Гитлер не сможет договориться с союзниками об удовлетворительных условиях перемирия. Каким-то образом ей удалось убедить Гитлера доверить этому генералу надзор и контроль над военнопленными, что, несомненно, спасло человеческие жизни. Кроме того, она смогла уговорить Гитлера отсрочить приказ о затоплении туннелей, чтобы осложнить продвижение русских войск. Там скрывались многие немецкие солдаты и гражданское население, и ей хотелось дать им время, чтобы они смогли оттуда уйти. Но за евреев Ева не вступалась никогда.

Еще она молчаливо слушала изложение Гитлером его косных и шаблонных взглядов на женщин. Он говорил о том, как ревность может превратить самую кроткую женщину в тигрицу, и о том, что замужние женщины чрезвычайно требовательны. Когда Фриц Заукель, грубый и жестокий генерал, ведавший использованием рабочей силы, доложил Гитлеру, что 25 процентов порабощенных зарубежных женщин были девственницами (Заукель получал огромное удовольствие, лично подвергая их всех гинекологическому осмотру), на того это не произвело впечатления. Значение девственности, заявил он, слишком переоценивается, и девственницы не обладают никакими особыми достоинствами, которые позволили бы выделять их среди других представительниц женского пола. Вот так он благодарил Еву за дар непорочности.

Гитлер разделял с Евой лишь убеждение в том, что он особенный человек, не такой как все остальные, и любовь к собакам. Но не ко всем – к некоторым породам собак он относился так же, как к неарийским расам, – высокомерно и презрительно. Он отказывался фотографироваться с шотландскими терьерами Евы и не подарил ей таксу, о которой она так мечтала. Однако ему нравились немецкие овчарки, в которых он ценил смелость, понятливость и преданность. Особенно он был привязан к своей сучке по кличке Блонди.

Искренняя преданность Евы и ее верная любовь стали приносить плоды. С годами она завоевала особое положение среди нацистской элиты и стала официальной хозяйкой в доме Гитлера. Когда фашистские войска начали терпеть поражения, Гитлер все больше нуждался в утешении, которое она ему давала. При этом он был непреклонен, говоря о том, что никогда на ней не женится. «Самое плохое в браке то, что он дает определенные права, – говорил он. – Гораздо разумнее иметь любовницу. В этом случае отсутствует то бремя, которое накладывает брак, и все превращается в простой и прекрасный дар». При этом он поспешно добавлял, что отрицательное отношение к браку допустимо лишь тогда, «когда это касается исключительных людей»²⁹.

К 1945 г. стало ясно, что поражение Германии – лишь вопрос времени. Гитлер все чаще погружался в тягостные раздумья и в одиночестве прогуливался в сопровождении Блонди. Он боялся, что враги хотят его отравить, и перед тем, как что-то съесть, заставлял кого-нибудь пробовать приготовленную для него пищу. Физическое и психическое здоровье фюрера ухудшалось. У него постоянно болели уши и голова, его мучили проблемы пищеварения, у него начали дрожать руки. Ева делала для него все, что могла – заботилась о нем и по-матерински утешала, потакая его капризам, вызванным как болезнью, так и подавленным состоянием духа. «Ты единственная, кто обо мне заботится», – плакался Гитлер³⁰. Так и было на самом деле: нацистские чиновники и немецкие солдаты стали в массовом порядке дезертировать, предавая фюрера, который обрек Германию на гибель.

К апрелю 1945 г. крах обозначился вполне отчетливо. Гитлер переехал в роскошный двухэтажный бункер, устроенный под берлинской рейхсканцелярией, и Ева перебралась туда вместе с ним. Она продолжала регулярно делать маникюр и укладывать волосы, несколько раз в день меняла наряды. Все остальные были подавлены и угрюмы, а она болтала с напускным оживлением. Даже в бункере Ева находила поводы для небольших праздников, одним из которых оказалась, например, смерть Франклина Рузвельта. 20 апреля Ева организовала прием по поводу пятидесятишестилетия Гитлера. Собрались почти все представители нацистской верхушки, но праздник не удался из-за их тревоги по поводу плохого физического состояния Гитлера, который рано ушел с приема.

Вскоре после неудавшегося праздника в честь дня рождения Гитлера Третий рейх пал. Гитлер распорядился, чтобы с последним самолетом из Берлина в безопасное место улетели Ева, его секретари и повар. Ева отказалась, взяла его за руки и с нежностью произнесла: «Ты же знаешь, что я остаюсь с тобой. Я не позволю, чтобы меня отослали прочь»³¹. Впервые Гитлер при свидетелях поцеловал любовницу в губы.

Вечером за ужином он вручил Еве и другим женщинам, которые тоже решили остаться с ним, флакончики с цианистым калием. Ева из последних сил пыталась сохранять спокойствие. Она написала сентиментальное письмо Гретль, в котором выражала удовлетворение от того, что умрет вместе с Гитлером, прожив с ним прекрасную жизнь. «С фюрером у меня было все. И смерть моя теперь рядом с ним сделает мое счастье полным… Это достойный конец для немецкой женщины»³². Кроме того, она оставила Ильзе указание насчет того, как уничтожить ее документы. Ева опасалась, что счета от ее портнихи позволят недоброжелателям обвинить ее в расточительности.

Гитлер тоже отдавал последние распоряжения, приказав сжечь свои бумаги и личные вещи. Он собирался застрелиться или отравиться цианистым калием. И на самом краю пропасти решил жениться на Еве. Она пришла в восторг от его намерения. Вместо подготовки к неизбежной смерти она прихорашивалась и планировала свадебную церемонию. Ева надела любимое платье Гитлера – из черного шелка с длинными узкими рукавами и розовыми розами на плече. Волосы ее, как всегда, были тщательно уложены. После полуночи 29 апреля, когда реактивные самолеты союзников ревели в небе над Берлином, а русские танки грохотали в нескольких кварталах от рейхсканцелярии, Ева Браун и Адольф Гитлер, встав рядом в бункере, поклялись любить и уважать другу друга, пока смерть не разлучит их. Наутро последовал завтрак в честь бракосочетания, во время которого гости и виновники торжества пили шампанское, вино и закусывали конфетами, неслаженно аплодируя тем, кто произносил речи и тосты.

Еву расстроило лишь одно обстоятельство: ее зять, муж Гретль Герман Фегелейн, который к тому времени уже дослужился до генерала, не присутствовал на церемонии. Она узнала о причине его отсутствия, когда охранник вручил ей записку с пометкой «Срочно!». Фегелейна заключили в тюрьму, приговорили к смертной казни, и он просил ее о помощи. Ева подошла к своему только что обретенному супругу, который деловито диктовал завещание. Она напомнила ему о том, что Гретль беременна, и спросила, насколько необходимо расстреливать Фегелейна.

«Мы не должны допускать, чтобы семейные связи препятствовали дисциплинарным акциям, – ответил Гитлер. – Фегелейн предатель»³³. После этого он отвернулся и продолжил свой анализ истории Третьего рейха, возлагая всю вину за его катастрофический финал на евреев: «Пройдут века, но на руинах наших городов и культурных памятников вечно будет обновляться ненависть к тем, кто, в конечном итоге, несет за все ответственность, кому мы за все это должны быть обязаны – международному еврейству и его подручным»³⁴.

Ева, обычно такая спокойная, рыдала, когда он вошел к ней в комнату. Вскоре по приказу ее мужа был казнен ее зять. Гитлер тем временем выплескивал для вечности на бумагу всю скопившуюся в нем злобу на евреев и обосновывал свое решение после многих лет «истинной дружбы» жениться на молодой женщине, которая по собственному желанию приехала в Берлин, чтобы умереть рядом с ним. «Мы оба, и она, и я, – сказал он, – предпочитаем смерть позору поражения или капитуляции».

Когда они с Евой в первый и последний раз в жизни позавтракали как муж и жена, адъютант вручил Гитлеру пакет агентства Рейтер с сообщением о том, как были взяты в плен и убиты Муссолини и его любовница Клара Петаччи, как потом их тела волоком протащили по улицам Милана и подвесили вниз головой на площади на всеобщее обозрение. Гитлер пришел в ужас. Он распорядился принести в бункер бензин, чтобы их с Евой тела сожгли и никто не смог подвергнуть их осквернению. Он также передал флакон с цианистым калием адъютанту, приказав ему убить Блонди. Через несколько минут овчарка и пятеро ее щенков были мертвы.

От входа в бункер доносился сильный запах бензина. Русские войска находились уже в квартале от рейхсканцелярии. Ева зашла к себе, помылась, поправила прическу и макияж. За чаем они с Гитлером со всеми попрощались и одни вернулись к себе в комнату. Спустя несколько минут там раздался выстрел. Гитлер, приняв цианистый калий, успел еще и выстрелить в себя. Ева умерла мгновенно.

Их тела вынесли в сад рейхсканцелярии, облили бензином и сожгли. Тем временем Магда Геббельс убила всех своих шестерых детей, а потом отравилась сама. Ее муж, Йозеф Геббельс, застрелился. Когда русские ворвались в рейхсканцелярию, там ощущалось зловоние от сгоревших тел Евы Браун и Гитлера – вонь, которая вполне могла бы символизировать падение Третьего рейха.

История Евы Браун в качестве любовницы Гитлера пугает своей обыденностью. Несмотря на то что она получила строгое католическое воспитание, Ева Браун руководствовалась в жизни принципами ее любимых романов, в которых истинная любовь одолевает все преграды, если верная женщина идет по жизни рядом со своим мужчиной. Разговоры с ней, не о политике, а о слухах и сплетнях, забавляли и успокаивали фюрера, а в дни решающих сражений прибавляли ему сил. Порой они вселяли в него уверенность – если он нуждался в такой уверенности – в том, что он и в самом деле гений и что его представления о Германии сложились благодаря мощным усилиям его выдающегося интеллекта. Ежедневные привычки, ласковые прозвища, пренебрежение нормами общепринятой морали – все это было не более чем пошлостью их романа, развивавшегося в условиях невообразимого зла.